Страница 23 из 24
Граф, за все это время не проронивший ни слова, — так он был поражен необыкновенным стечением обстоятельств, — сказал студенту:
— При помощи оружия вам, пожалуй, не удастся отомстить за оскорбление; я хочу предложить вам более верный способ восстановить вашу честь. Признаюсь, что до сих пор я не имел намерения жениться на Леоноре; но утром я получил от нее письмо, весьма тронувшее меня, а ее слезы довершили дело. Счастье быть ее супругом составляет теперь мое самое горячее желание.
— Но если король предназначает вам другую невесту, — сказал дон Луис, — то как же вы избавитесь…
— Король не предлагал мне никакой невесты, — перебил его Бельфлор, краснея. — Простите ради Бога эту ложь человеку, потерявшему рассудок от любви. На это преступление меня толкнула неистовая страсть, и я его искупаю, чистосердечно сознаваясь перед вами.
— Сеньор, после этого признания, свидетельствующего о благородном сердце, я не сомневаюсь более в вашей искренности, — сказал старик. — Я вижу, что вы действительно хотите смыть нанесенное нам оскорбление; ваши уверения укротили мой гнев. Позвольте мне обнять вас в доказательство того, что я более не сержусь.
И он сделал несколько шагов к графу, который уже шел к нему навстречу. Они многократно обнялись, затем Бельфлор, обратившись к дону Педро, сказал:
— А вы, мнимый дон Хуан, который уже снискал мое уважение своей несравненной храбростью и великодушными чувствами, подите сюда и примите знак моей братской дружбы.
С этими словами он обнял дона Педро, а тот, приняв его ласку покорно и почтительно, ответил:
— Даря мне эту драгоценную дружбу, вы приобретаете и мою, сеньор. Вы можете рассчитывать на меня как на друга, который будет вам предан до последнего издыхания.
В продолжение всей этой сцены Леонора стояла, притаившись, за дверью своей комнаты и не пропустила ни одного слова из того, что говорилось. Сначала, сама не зная почему, она хотела выйти и броситься между врагами. Марсела удержала ее. Но когда ловкая дуэнья увидела, что дело идет на мировую, она рассудила, что присутствие ее и Леоноры нисколько не помешает. Поэтому обе они явились, рыдая, с платочками в руках и бросились к ногам дона Луиса. Они не без основания опасались его гнева после того, как их вторично уличили в преступлении. Но дон Луис поднял Леонору и сказал ей:
— Дочь моя, утри слезы! Я не буду упрекать тебя; раз твой возлюбленный намерен сдержать данную тебе клятву, я согласен забыть прошлое.
— Да, сеньор дон Луис, я женюсь на Леоноре, — сказал граф, — а чтобы окончательно загладить оскорбление, нанесенное мною, и дать вам полное удовлетворение, я предлагаю вашему сыну, в залог нашей дружбы, руку моей сестры Эухении.
— Ах, сеньор, я высоко ценю честь, которую вы оказываете моему сыну! — воскликнул с восторгом дон Луис. — Нет отца счастливее меня! Вы приносите мне столько же радости, сколько перед этим причинили горя.
Старик был в восторге от предложения графа, зато на дона Педро оно произвело совсем иное впечатление. Он был до того влюблен в свою незнакомку, что от смущения и растерянности не мог произнести ни слова. А Бельфлор, не обращая внимания на его замешательство, вышел, сказав, что пойдет распорядиться относительно приготовлений к двойной свадьбе и что ему не терпится поскорее связать себя неразрывными узами с родом Сеспедесов.
После ухода графа дон Луис оставил Леонору в ее комнате, а сам с доном Педро пошел к себе наверх.
— Батюшка, избавьте меня, пожалуйста, от брака с сестрою графа, — сказал ему тот с юношеской откровенностью, — довольно того, что он женится на Леоноре. Этой свадьбы совершенно достаточно, чтобы восстановить честь нашего рода.
— Как, сын мой, — удивился старик, — ты противишься браку с сестрой графа?
— Да, батюшка, — отвечал дон Педро, — этот союз, признаюсь вам, был бы для меня жестоким наказанием. Не скрою от вас причины: вот уже полгода я люблю или, лучше сказать, обожаю одну прелестную особу. Она ко мне благоволит; и она одна может составить счастье моей жизни.
— Какая трудная задача быть отцом! — воскликнул дон Луис. — Дети никогда не расположены делать то, чего хотят родители. Но кто же эта особа, которая произвела на тебя столь умопомрачительное впечатление?
— Я еще не знаю, кто она, — ответил дон Педро, — она обещала сказать мне это, когда убедится в моем постоянстве и скромности, но я не сомневаюсь, что она принадлежит к одному из знатнейших родов Испании.
— И ты воображаешь, — сказал старик, меняя тон, — что я буду так снисходителен, что одобрю эту вздорную страсть? Что я позволю тебе отказаться от высокого положения, какое выпадает тебе на долю, ради того чтобы ты остался верным особе, чьего имени ты даже не знаешь? Не жди от меня такой поблажки. Старайся лучше заглушить любовь к женщине, которая, быть может, вовсе и недостойна ее, и помышляй только о том, чтобы заслужить честь, какую тебе оказывает граф.
— Все эти речи бесполезны, батюшка, — возразил студент, — я чувствую, что никогда не забуду моей незнакомки, и ничто не в силах разлучить меня с ней. Если бы мне даже предложили инфанту…
— Замолчи! — резко оборвал его дон Луис. — Как ты смеешь так дерзко хвалиться постоянством, которое возмущает меня? Ступай и не показывайся мне на глаза, покуда не образумишься и не подчинишься родительской воле.
Дон Педро не осмелился отвечать на эти слова из страха вызвать еще большую немилость. Он удалился в соседнюю комнату и провел остаток ночи в размышлениях, столь же приятных, сколь и печальных. Он с горечью думал, что, отказавшись от женитьбы на сестре графа, поневоле должен будет поссориться со всей семьей, зато утешался мыслью, что незнакомка оценит его великую жертву. Он льстил себя надеждой, что после столь красноречивого доказательства верности она не преминет открыть ему свое звание, которое он воображал по меньшей мере равным званию Эухении.
С этой надеждой он на рассвете вышел из дома и пошел гулять на Прадо в ожидании часа, когда можно будет отправиться в дом доньи Хуаны, — так звалась дама, у которой дон Педро каждое утро встречался со своей возлюбленной. С большим нетерпением ожидал он назначенного часа и, когда время настало, поспешно отправился на свиданье.