Страница 4 из 38
Я подумала, что эти сладкие слова, наверное, вскружили не одну сотню женских голов. Но моя голова уже потеряла способность кружиться, слишком скоро и жестоко обрушилась на меня жестокая реальность.
Гафур поднял голову и навис надо мной. Его губы проделали дорожку от моей шеи к груди и слегка укусили сосок, я вздрогнула, принимая это за его предупреждение: если не расслаблюсь, снова будет боль. Я прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Он продолжал терзать мою грудь, а я заставила себя думать о детстве и о семье, о нежности и заботе. Мужские руки опять прокрались к моему лону, и я снова вздрогнула. Наслаждение? Разве оно возможно? Нет только боль и унижение, ничего больше.
- Открой глаза.
Я подчинилась и сразу увидела его черный взгляд:
- Ты ничему не учишься, Джуман. Тебе будет сложно жить в моем гареме. Там выживает тот, кто быстро схватывает. Я все равно возьму тебя сейчас, удовлетворяя свою страсть, расслабишься ты или нет. Мне будет хорошо, а вот тебе не обязательно. Выбирай сама, чего ты хочешь: боли или наслаждения?
Мое тело издало какой-то утробный звук, а потом безысходность завладела мной:
- Боли или наслаждения? – прошептала я. - Наслаждения не существует, а боли я больше не выдержу. Почему вы не проявите милосердие и не подарите мне быструю смерть? Я не выдержу больше. Не смогу так жить. Не смогу вечно выбирать между болью и унижением. Я боюсь первого, и придется вечно терпеть второе. Я не смогу так жить!
Мои слова заставили его сузить взгляд, он придвинулся ко мне, нависая, точно ангел мщения:
- Унижение? Мои прикосновения унижают тебя? Нужно отдать тебя на забаву своим матросам. Ты будешь лежать под десятком мужчин, пока не сойдешь с ума от настоящей боли и унижения. А потом твое растерзанное, но еще живое тело, выбросят в море, на радость акулам, - он медленно отстранился и лег рядом, а я сжалась на постели от его слов.
Я прикусила губу и врезалась ногтями в ладони, чтобы сдержать крик ужаса и безысходности. Он прав, он может превратиться еще в большее чудовище, и тогда даже смерть не будет мне избавлением. Выхода не было и надежды тоже. Принимая решение, я с силой сжала металлический прут в изголовье кровати. Металл охлаждал кожу и мне показалась, что холод проник в мое тело, побежал по венам и заморозил сердце. Я повернулась к мужчине:
- Я больше не буду упорствовать. Я принимаю свою судьбу. Теперь мое имя Джуман, и я буду вашей послушной рабыней.
Мужчина долго смотрел на меня, и ярость в его глазах сменилась на что-то другое, название чему я не знала. Но это точно нельзя было назвать торжеством. Он примирительно кивнул:
- Хорошо. Встань.
Я медленно повиновалась, и легкий румянец покрыл нагую кожу от его пристального взгляда. Мужчина придвинулся к краю кровати и сел.
- Встань на колени.
И этому приказу я подчинилась безропотно, а мое сердце все сильнее сковывал лёд. Гафур протянул руку и поднял мой подбородок вверх, наши взгляды встретились. Он с минуту рассматривал меня, а потом сказал:
- Ты смиришься и привыкнешь. Только от тебя одной зависит, будешь ты счастлива или нет, - он нежно провел пальцами по моей щеке и немного улыбнулся: - Ты красива, Джуман. Ты станешь украшением моего гарема. Ты как жемчужина в раковине: раковина откроется в умелых руках, и жемчужина засияет на солнце при должном уходе. Пока твое тело не знало ничего кроме боли, но это скоро изменится, скоро тело научится принимать удовольствие, находить его в любом моем прикосновении. Ты неопытна и напугана, но и это пройдет. Я приучу тебя к своим рукам, к своей ласке, я научу тебя страсти. Ты станешь моей сверкающей жемчужиной, что будет переливаться только для меня, - его большой палец потер мои пересохшие губы, вынуждая их раскрыться. А потом палец проскользнул внутрь моего рта: - Поласкай его языком.
Я несмело прикоснулась кончиком языка к мужскому пальцу, а потом чуть всосала его в рот. Я сделала, как он приказал, не ощущая ничего кроме внутренней пустоты. Я продолжала усердно лизать и посасывать его палец, как он велел. Мужчина неспешно гладил меня по голове, поощряя. Он собрал на затылке мои волосы и потянул, вынуждая голову запрокинуться. Я увидела перед собой его набухший член и сглотнула. Гафур достал палец из моего рта и обхватил рукой член, подводя головку к моим губам:
- Теперь поласкай мой член, как ласкала палец, - был его чувственный приказ, и я подчинилась.
Губы с трудом обхватывали плоть, но я старалась изо всех сил, чтобы он не наказал меня. Через некоторое время таких ласк я устала, мне было сложно справляться, губы пересохли, глаза слезились, и стало мутить. Но мужчина не обращал на это внимания, он продолжал удерживать меня за волосы, насаживая на свой член. Я стала задыхаться, а рвотный позыв подступил к горлу, когда он особенно далеко задвинул свой член. Гафур медленно подался назад и вынул свою плоть из моего рта:
- Совсем еще неопытна. Но ничего у нас будет много практики, и ты научишься. Научишься делать так, как мне особенно нравится.
Я прикрыла глаза, перспектива была не радостной. Мужчина потянул меня за руки вверх и несильно толкнул на кровать:
- Ложись на спину и раскрой для меня свои бедра.
Я медленно легла и повиновалась. Он раскрыл мои ноги еще сильнее и погладил между ними, а потом улыбнулся:
- Ты увлажнилась для меня. Хорошая рабыня.
Гафур навис сверху, удобнее устраиваясь между моих ног, а потом толкнулся, и я чуть прогнулась в спине, неосознанно стараясь уйти от его близости. Он не позволили, и подтянул меня к себе за талию, его член вошел глубже. Я ощутила саднящую боль и прикрыла глаза. И тут же услышала:
- Открой глаза, рабыня. Смотри на меня.
Я распахнула глаза и уставилась в пустоту перед собою. Мужчина стал вбивать в меня неспешными толчками, а я неожиданно подумала о морских волнах, что накатывают на песчаный берег. Интересно это вторжение тоже нежеланно, или песок с радостью принимает в себя холодные волны. Толчки усилились, и это выдернула меня из спасительных мыслей. Я медленно подняла руки и вцепилась в мужские плечи, с неимоверным желанием оттолкнуть. Но не оттолкнула и только сильнее сдавила пальцы. Гафур ускорился и через мгновение излился в меня. Все закончилась. Он скатился и притянул меня к себе:
- Вот так. Послушная рабыня. Я всему научу тебя, а твое дело быть прилежной и покорной. Ты поняла меня, Джуман?
- Да, мой господин.
Он прижал меня сильнее к себе и поцеловал в волосы. Сейчас он был нежен, а я подумала, что лучше бы терпела его жестокость, чем эту обманчивую нежность.
К концу нашего недельного плаванья я научилась многому. Я почти не выходила на палубу, и все время проводила в каюте, большую часть на кровати, лежа на спине. Мой господин сдержал слово: я была послушной и податливой, и он больше не наказывал меня. Теперь я умела многое, то, о чем раньше, и помыслить не могла: я научилась ласкать мужское тело губами, руками, грудью и даже волосами. Я научилась принимать своего господина в разных позах: на спине, на животе, на коленях, стоя у стены и согнувшись у стола, и даже пару раз он велел мне быть сверху. Но самая главная наука, освоенная мною за эту бесконечную неделю, была наука послушания, покорности и податливости – я научилась безропотно сносить его прикосновения, ласки и поцелуи. Они больше не несли боли и не вызывали во мне жгучей ненависти, только неприязнь и безразличие. Как Гафур и хотел, я стала его послушной наложницей, что дарила господину удовольствие и принимала его милость.
Мне пришлось подчиниться его воле, ломая себя, чтобы сохранить здоровье, остатки разума, а возможно и жизнь. Только теперь я стала совсем другой. Я больше не была свободной и гордой Джоанной, дочерью графа, наследницей древнего рода, теперь меня звали Джуман. Я стала бесправной рабыней, услужливой наложницей на милости у своего господина. Я закрыла себя прежнюю, в самом дальнем уголке сознания, а новая я была совсем другой. У Джуман вместо сердца был кусок гранита, а вместо чувств и эмоций - сухой, выжигающий пустыню ветер. У бесправной наложницы вместо мыслей был зыбкий песок, который дарил благостное забвение, а вместо тела - бесцветная, безвкусная вода, что текла туда, куда прикажет её господин. Джоанны же больше не существовало. Но я дала себе самой обещание, что сохраню её, оберегая от всех и вся, глубоко внутри. Что не выпущу прежнюю себя на свет, пока не освобожусь от рабства или не умру.