Страница 16 из 42
О том, что у Олега есть любовница, стало известно за полтора года до развода, почти за два. Узнала банально, наткнулась на переписку в социальной сети – щедро открытый браузер на странице диалога не оставил Лиде шанса для самообмана. Муж не отнекивался, признался, что увлёкся коллегой, заигрался, заврался, но в ближайшее время завяжет с порочной связью.
Лиде нужно было выставить мужа за порог, плюнуть на старших подруг по несчастью, утверждавших в один голос, что семью необходимо сохранить, что развод – это позор, пожизненное клеймо на женщине. Да и потом, все гуляют. Перебесится Олег, вернётся.
Сколько слёз Лида пролила в те полтора года, знала лишь она. От родных заплаканное лицо прятала, улыбалась в глаза близким, терпела склизкие смешки брата Олега, пренебрежительные реплики, взгляды. Старалась быть хорошей женой, ведь должен муж понять, кого он любит на самом деле. Он и понимал, так казалось Лиде. Говорил, что любит, что она, Лида – добрая, порядочная, самая-самая лучшая. Бросал любовницу, клялся в верности, просил прощения, становился ласковым, нежным, потом снова задерживался после работы, придумывая предлоги один нелепее другого.
Лида верила Олегу, как не верить мужу? Кому же тогда доверять? Старалась усерднее. Только что она могла знать о мужчинах? Позже подтвердилось – ничего. У неё был один образец семьи перед глазами, как казалось, самый верный. Бабушки и дедушки. Сколько лет вместе прожили, подумать страшно! Бабушка всегда учила, к приходу мужа должен быть готов обед, квартира убрана, вещи наглажены. Женщине нужно выглядеть опрятно, так и говорила «опрятно», одеваться скромно, а не как «непутёвая девка, на которую смотреть стыдно».
Лида экспериментировала с внешностью, как монашка не обряжалась, были у неё и фривольные платьица, и свитера, демонстрирующие живот, и почти радикальные мини, но ничего экстравагантного, вызывающего, она не могла заставить себя надеть. Сама себе казалась нелепой, нескладной, как корова в седле и на коньках.
Глаза Лиде открыла приехавшая на неделю погостить свекровь. Сидела на кухне, зорко следя за движениями невестки. Правильно ли суп варит, так ли лук режет, не много ли масла в пассировку добавляет.
– Чамрочная и есть, – недовольно фыркнула родственница за спиной Лиды, отодвинула широким тазом невестку от стола и принялась быстро кромсать морковь. – Ни телу, ни делу, ни глазу – ничего ж в тебе, Лидка, нету. Не удивительно, что Олег гуляет! Зацепиться же не за что, – она окинула взглядом растерявшуюся Лиду. – Подержаться путёвому мужику не за что! Хоть бы поправилась, что ли. Причесалась, накрасилась.
– Я накрашена, – растерялась Лида. Готовкой она занималась после работы, макияж не смыла, только волосы убрала в хвост.
– Нормально накраситься, чтобы видно было, женщина рядом, а не чамрочный задохлик. Стрелки нарисуй пожирнее, губы сочными сделай, чтоб издали видно было. Платье это позорное сними. В обтяжечку, яркое, бархатистое одень. Хотя, что тебе обтягивать-то, наказанье господне! В лифчик вон ваты подложи что ли, глядишь, и загорится глаз у мужика.
Лида опешила. Она блондинка, белокожая, почти всегда бледная, действительно худая. Как же нелепо она будет выглядеть со стрелками как у Клеопатры, алыми губами, в платье в обтяжку.
– У бабы всё в руках гореть должно, сама как пряник выглядеть, чтоб за три версты было видать, подмахнёт, так подмахнёт. Раздраконивать надо мужика, вот где его держать, – свекровь сжала увесистый, натруженный кулак, так непохожий на маленькую руку Лиды, с узкой ладонью, тонким запястьем и музыкальными пальцами. – Не реви! – охолонилась свекровь. – Нечего сопли размазывать. Природа тебя обделила, тут уж ничего не поделаешь. Бабка уму-разуму не научила, я тебе подскажу, как быть. Дитё тебе надо родить, тогда Олег от тебя никуда не денется. Хоть есть у тебя титьки, хоть нет, а будет жить, как миленький. Наша порода кровиночек на произвол не бросает. Рожай, пока деваха его не сподобилась. По бабам так и будет бегать, здесь ничего не попишешь, натуру твою чамрочную не переделаешь, от постнятины справный мужик всегда посытнее искать станет, но за задницу ты его крепко схватишь. Рожай, тебе говорю! Хоть какой-то прок от тебя будет.
Лида тогда стиснула зубы, ничего не ответила. И что ответишь? Выходит, права свекровь, раз Олег через пять лет брака к любовнице ходить начал, тем более, он никогда не скрывал недовольства внешним видом жены, выражался, правда, деликатней:
– Вот бы меж грудей потереться, – иногда вздыхал он, глядя на скромные размеры Лиды.
– Шорты вон те надень, – указывал он на джинсовые шортики в обтяжку, открывающие половину ягодиц. – Видно будет, что жопка есть, как со школьницей иду, честное слово.
Основное переживание Лиды было связано не с внешностью, существует ли разница, какого размера грудь и «жопка», если она не могла справиться с основным, самым главным предназначением женщины – родить ребёнка.
А ребёнка Лида хотела сильно, кажется, всю сознательную жизнь, с тех пор как поняла, что бабушка с дедушкой ей точно братика или сестричку родить не смогут. Почему-то тогда ещё в детских мозгах жило убеждение, что, родив малыша, она никогда в жизни не будет одинокой. У неё появится напарник по играм, в учёбе, наперсник, верный дружочек. Позже пришло понимание, что ребёнок вряд ли станет напарником в играх, ведь в семь лет не родишь, а в восемнадцать играть не захочется. Со временем детская мечта трансформировалась в основную потребность, самое необходимое, острое желание, которому не суждено сбыться никогда в жизни…
Лида забеременела в первый год замужества, честно говоря, потому она и вышла замуж. Олег сразу сделал предложение, выглядел довольным, носил молодую жену на руках. Лида же боялась дышать, сглазить, прислушивалась ночами к себе, представляла, какой малыш там, в её животе. Запоем читала книги о беременности, тщательно следила за здоровьем. Те четыре месяца стали самыми счастливыми в жизни. Пока однажды она не проснулась от тянущей боли в животе, поплелась в туалет, там долго, непонимающе смотрела на следы на нижнем белье. Врачи в стационаре ничем не смогли помочь, через несколько дней ребёнка не стало, а жизнь Лиды поделилась на до и после.
Олег переживал, поддерживал молодую жену, обещал, что как только доктора разрешат, сразу попробуют ещё раз. Приехавшая свекровь вздыхала, говорила, что с такими-то бёдрами, как у невестки, немудрено не выносить дитя. Бабушка качала головой, напоминая, как глупая внучка в школьном возрасте отказывалась надевать среди лета в дачном домике шерстяные носки. «Чтобы сохранить женское здоровье, нужно держать ноги в тепле», – неустанно повторяла бабушка. С тех пор грёбаные носки стали обязательным атрибутом в жизни Лиды, только беременности не наступало.
Она прошла все мыслимые и немыслимые обследования, лежала в больницах, посещала платных врачей, даже к народным целителям, обещавшим чудо за наличный расчёт, обращалась. Запись «бесплодие неясного генеза» продолжала красоваться в медицинской карте. Была надежда на ЭКО или суррогатное материнство, но в то время это звучало почти как абзац из научной фантастики.
Именно бесплодие вбило гвоздь в крышку гроба брака Лиды. Однажды Олег пришёл домой, хмуро оглядел приготовленный ужин, мазнул невидящим взглядом по жене, вздохнул и велел Лиде собрать его вещи на первое время. Остальное заберёт на неделе.
– Шутки кончились, Лидок, – сказал он. – Нелли беременна, – Лида услышала настоящее имя любовницы, в переписке та была «kissa087».
– Я тебя понимаю, – говорил Олег, расхаживая по комнате, пока Лида, захлёбываясь слезами, складывала вещи мужа в дорожную сумку. Носки, трусы, пену для бритья – сегодня купила, специально сделала круг в магазин после работы, – футболки, рубашки, любимый свитер. – Но и ты меня пойми. Устал жить на два дома, мне баба похожая на бабу нужна, а не на школьницу. Чтоб в руках у неё горело, чтоб… – договаривать Олег не стал, пощадил самолюбие жены.