Расщелина

Павел поймал ее утомленный взгляд.

– Мама, может ты отдохнешь? Устала ведь от воспоминаний; поспи немного, а я подожду, все одно сегодня занятия пропущу.

– Нет, сынок; любому началу – конец люб… Мы одни, некому помешать, а время не ждет и если ты готов слушать, то я лучше продолжу.

– Хорошо, я постараюсь не отвлекать тебя, – согласился Павел, а Варвара продолжила:

– Так вот, Мария осталась тогда одна, ища укрытия, тепла и защиты. Израненные ноги едва давали возможность передвигаться. Однако она спешила отыскать хоть какое-то укрытие, чтобы прийти в себя и согреться, вовсе не ведая, чем чревато еще ее пребывание в диком, неприветливом и неизведанном месте. Необходимо было искать выход, но силы покидали ее и оставшееся в теле тепло она старалась сохранить и потратить на поиск разумного решения, которое помогло бы ей выжить.

Глава третья

Общий интерес

Выспаться Анне не дали; за плотно задернутой шторой, временами утихая и переходя на шепот, велась подогретая спиртным, разгоряченная беседа двух бывших соратников, сражавшихся когда-то вместе, за место под солнцем. Сидели в пьяном угаре за столом обнявшись и пили, не обращая никакого внимания на отдыхавшую после ночной службы хозяйку. Невыспавшаяся и обеспокоенная, странным, внезапным появлением старого приятеля Сидора, племянница, не на шутку встревожилась; тем более, что до ее слуха, то и дело, долетали сухие обрывки, громко и неосторожно брошенных фраз. По роду службы ей не раз приходилось слышать подобный бред спившихся посетителей ночного заведения, но тот говор был ясен и понятен, а этот нес свое, особое содержание; потому как вести подобного рода речи, полагалось либо шепотом, либо тайно: «Гость появился не с добрыми намерениями» – это Анна поняла сразу.

Из содержания смутного, наполненного неясным смыслом разговора, она уяснила лишь то, что новоявленный приятель Сидора, подбивает его под некую, авантюрную вылазку, а вот против кого, не разобрала. Не смотря на то, что ей совсем расхотелось спать, подниматься с постели желания не было, да и причин тоже. От плотно задернутых занавесей в уютной комнатке Анны царил приятный, полумрак, изящно окутывающий ее расслабленное тело. Она продолжала тихо лежать в постели, наполняясь истомой уединения и покоя. Лишь тревожившая уши, сбивчивая речь пьяных мужиков, вынуждала то и дело приоткрывать уже давно не спавшие глаза. Присутствие неуютной компании чуть смущало, однако волнения Анна не чувствовала.

Неожиданно из сеней донесся шум, а скрип входной двери еще больше привлек внимание настороженной хозяйки. В прихожую вошли. Занавесь в проеме двери колыхнула мягкостью старой, шерстяной шторы и вновь утихла, понуро свесив полы. Анна, сосредоточилась, непроизвольно напрягая слух. По голосу вошедшего, она сразу же узнала гостя. Это был Василий Рагозин, пьянчуга и дебошир, которого многие не уважали. Он часто заходил к Сидору и просто изводил Анну своими визитами в заведении, где она работала, прося денег на опохмелку. Поприветствовав хозяина и незнакомца, которого Сидор представил как бывшего, давнего друга, он успешно влился в компанию. Беседа готова была возобновиться, но ровно так же, как манящий соблазн виноградной грозди, появился повод выпить за знакомство. Скрипя старыми, насиженными стульями, компания дружно расселась за столом.

Анна поняла, что из дома надо уходить, пока тройка не вошла в раж… Идти собственно никуда не хотелось, но все же она решила зайти в лавку, да по базару прогуляться, а там и на службу пора. Но не успела Анна подумать об этом, как занавесь плавно распахнулась и в ее комнату, смущаясь, проскользнул дядя Сидор, разомлевший от выпитого с друзьями, но еще довольно крепко стоявший на ногах. Стал извиняться:

– Ты, Анюта, прости нас; шумим поди? Да ты уж, погляжу, и сама не спишь, побудили… Не серчай.

– Поспишь тут с Вами, – выражая недовольство, отозвалась Анна.

– Ну ладно, ладно; гости такие в нашем доме тоже не часты. Извиняй нас, коли что, племяшка, ежели спать не дали…

Анна молчала, глядя на Сидора; ведь по природе своей, дядька он был безвредный, добрый, как и отец, вот только дружки…

– Ты, вот что, Анна, – продолжил виновато Сидор, – ты бы прошлась куда. Погода вроде разгулялась. Здесь у нас разговоры серьезные, мужицкие намечаются. Ну, словом, не для твоих, девичьих ушей, да и пьяные мы… Мы уж сами тут, ты только не серчай на старика, племяшка.– Дядька немного помялся, корчась от неудобства мыслей, сказанных напрямик.

Анна не стала более ничего слушать. Быстро вышла и лишь мимоходом, вновь ощутила на себе колкий и пронизывающий холод от въедливого взгляда приятеля Сидора. И вновь, те же мурашики, пробежали по телу Анны, щекоча шершавыми лапками. Нет, не их неприятных прикосновений побаивалась она, а скорее небрежного любопытства гостя норовившего бесцеремонно и дерзко ворваться в ее жизнь. Во взгляде Шершня огонек домашнего, уюта и тепла обрел начало нового, рождения…

– За знакомство с твоим приятелем, Сидор, мы уже выпили. Налей еще по одной, я скажу о другом, – Шершень умело наколол вилкой капустки, для хруста и предстоящей беседы.

Василий, с утречка, был еще свеж и с интересом приготовился слушать. Сидора он знал хорошо и отношения их были понятны, а вот к разговору нового знакомца решил отнестись серьезно.

– Ну так вот, стало быть, Вася, – плавно расставляя слова по порядку и явно примеряясь к закадычному приятелю Сидора, начал Шершень, – ты в нашем деле фраерок залетный; отсюда имею вопрос. Тут у нас один разговор образовался, тема так сказать, требующая особого расклада и подхода. Так вот, если ты до Сидора выпить да закусить заглянул, то сделай это и мы тебя видели… Захочешь по серьезному слушать, обратного хода не дам. Тут, братишка, либо с нами, либо отвальную пей.

Василий серьезным взглядом обвел компанию и, не ответив, выпил.

– Ты кто таков будешь, чтобы так вот, без предъявления меня в стойло ставить; не припряг пока что, а вот о тебе я послушать готов. И поостерегись, кто из нас залетный, а то и на прогонные, как на вилы, наскочить можно. – Василий нервно шевельнул желваками, показывая всем, что зря его нахрапом берут; неровен час – сорвется. Однако хорошо понимал, что без причин ни к чему.

– Вася, Вася! – обеспокоенно вступил Сидор, – ты только не закипай, все путем, без злобы. Ну это так – будем считать, ну чтобы доверие было между нами, дело-то общее ладим, к чему раздор. Ну я то тебя знаю; не держи обиду, а опаска она всегда в деле рядом стоит. Ща все уладим, разведем как надо. – Сделав удачную попытку снять возникшее напряжение, Сидор принялся разливать, вроде как, мировую.

– Не возьму в толк; мужик ты с характером, или так – скуку гоняешь. И зубы зря не три, в драке сгодятся, а пока слушай, если уж Сидор за тебя вступился. Его я за прошлое уважаю. Если с нами и есть чего сказать, то говори, а нет неволить и держать не стану, потому как по делу я здесь и с тобой, вроде как, терки не обозначались. Одно скажу; ежели все в пучок увяжется, при своей доле всегда останешься.

Шершень выпил один, не закусывая; капусту отложил, ждал ответа от Василия.

– Знаешь, Шершень, ты как и Сидор; оба мне приятели, но в деле я тебя не видел, а вот ему верю, – и Василий ткнул пальцем в сидевшего рядом дружка. Если вот он за тебя поручится, то доверюсь, но помни; кнута не терплю…

– Ну тогда и я тебе отвечу, – лицо Шершня вдруг похолодело и вытянулось, стало злым и серым. Взгляд черных глаз замер, словно избирая способ атаки на жертву. – Я не кусаю только до поры. Сотрешь доверие – пожалеешь!..

Василий не стал обострять отношения и отступился. Он плохо знал этого человека, но хотя ему и не очень нравилось, как его только что пытался подчинить себе этот тип, он все же счел лишним идти на любого рода ершистый расклад из-за недомолвок или взаимного гонора. Было бы глупо и неосторожно с его стороны, вести себя подобным образом. Он стерпел, смягчился и утих, понимая, что прежде чем довериться этому «Хлысту», необходимо знать его намерения, ведь в ближайшем будущем он может стать ему либо дружком в общем деле, либо наоборот, третье вряд ли получится.