В твоих объятиях

- Вера, медвежоночек, дай мне встать, хочу сходить за градусником, мне кажется, ты вся горишь.

Девочка вяло привстала и сразу же легла на диван.

Долго искала градусник, когда нашла и измерила температуру, то пришла в ужас – 39,8 градусов. Что же делать?

- Медвежонок, скажи мне, что-нибудь болит у тебя, снова тошнит?

- Нет, просто холодно очень.

Я села и взяла ее к себе на колени, обняла, позвонила Лине, уж кто-кто, а она должна знать, что может быть с Верой.

- Лина, Вера заболела, а я не знаю, чем помочь ей.

- Что именно болит? – быстро и четко спросила меня Лина.

- Утром ее немного тошнило, потом поели куриный бульон, все было хорошо, но аппетит плохой, сейчас температура почти 40. Что делать?

- Вызывай скорую.

- Ты думаешь, все так серьезно?

- Соня, мы не специалисты. Пусть они посмотрят, а там скажут, в чем дело. Быстро вызывай, потом мне отзвонись.

- Хорошо, спасибо.

Я быстро набрала номер скорой, но полчаса висела на телефоне: диспетчер не хотел говорить со мной из-за большого количества вызовов.

Объяснила ситуацию, стала ждать скорую.

Все время держала Веру на руках и тихо нашептывала, что все будет хорошо.

Лина мне уже звонила пять раз, но скорой даже через два часа не было. Снова звонила, ругалась, пугала всем, чем можно, если они через пять минут не приедут, то возьмусь за них по всей строгости. Приехали.

Вскрывшийся аппендицит, нужна срочная операция. Вот, черт. В чем были одеты, в том и помчались на скорой в больницу. Я успела захватить с собой только сумку, даже кроссовки надела на босу ногу.

Всю дорогу Вера тихо плакала и не выпускала своей руки из моей. Я звонила Косте, но телефон был вне зоны доступа. Может, он уже выехал к нам и где-то в пути, тогда успеет приехать к началу операции. Оставила голосовое сообщение, что ждем его в больнице, что он нам срочно нужен.

В больнице нас поместили в палату, сказали, что нужно согласие родственников на операцию и заполнить кучу анкет и всего-всего. Пришлось долго воевать с врачами и медсестрами за свое право быть с девочкой, написала липовую доверенность за подписью Кости, что имею право быть с ребенком и давать согласие на какие-либо манипуляции, даже не помню, что я там писала. Врачи грозно на меня посмотрели, но документ приняли.

Вере сделали узи, диагноз подтвердили, взяли анализы и стали готовить к операции.

Уже начинало светать, а я сидела на кровати с Верой и крепко ее обнимала.

- Не бросай меня, будь со мной, Соня. Мне так страшно.

- Все будет хорошо, медвежонок. Я буду рядом. Скоро папа приедет, ты проснешься, а он уже рядом. Ты у нас очень сильная. Я горжусь тобой.

- Мне страшно.

- Я знаю, но тебе будет не больно. Нужно быть сильной и потерпеть.

Сквозь слезки Веры услышала тихое:

- Я очень тебя люблю.

- Я тебя сильнее, медвежонок.

Мне уже пора было выезжать в аэропорт, но в это время Веру повезли в операционную. Я, не задумываясь, позвонила клиенту, сообщила, что не могу ехать, и осталась с Верой. Я попросилась быть с ней в предоперационной, пока ей делали наркоз. Она уснула, держа меня за руку. Потом меня попросили подождать окончания операции в коридоре.

Сидела и смотрела на свои пыльные кроссовки. Нужно бы их почистить. Думала о всякой ерунде, потому как очень переживала за Веру. На самом деле я просто тряслась от страха.

Так меня и застал Костя, ходящую взад и вперед по коридору в нелепом наряде, черных лосинах и белой рубашке-тунике, на размер мне великоватой и кроссовках на босу ногу, растрепанную и бледную, как поганка. Я кинулась ему навстречу и крепко обняла, уткнувшись в плечо, заплакала.

- Костя, я так перепугалась и до тебя не могла дозвониться! Её недавно начали оперировать, сказали, все должно пройти хорошо! К нам очень долго не приезжала скорая, и потом долго тут не принимали, не давали мне согласие писать на операцию… И ты не отвечал. Я не знала, что делать! Хоть бы операция прошла успешно… Я…

- Сонечка, солнышко, девочка моя, – Костя целовал меня. Наверное, на моем лице не осталось и места свободного от его коротких и нежных поцелуев. – Спасибо тебе за Веру. Я уверен, что все будет хорошо, давай успокаивайся. Надеюсь, что нам скоро сообщат, что все прошло хорошо. Давай присядь и успокойся. Она у меня очень сильная девочка, она будет бороться. Все будет хорошо, Соня. Я знаю, я не смогу потерять еще и ее. Она поправится. Мы справимся.

Он успокаивал уже не меня, а себя. Мне было страшно, а ему в сто раз страшнее. Мы сидели плечом к плечу, держась за руки, и каждый думал, чтобы операция прошла успешно, чтобы мы снова увидели улыбку нашего медвежонка.

Прошло два часа. Никто из операционной не выходил и туда не заходил. Мы сидели, и каждый думал о своем.

- Соня, а как же твоя командировка? – вдруг вспомнил Костя и посмотрел на меня так внимательно и волнительно, что ли.

- Я позвонила и сказала, что не могу ехать.

- И все? Так просто из-за нас не поехала?

- А что такого? Я не могла ее оставить тут одну, а сама спокойно ехать в Китай. Она для меня самое ценное, я люблю ее и просто не могу взять и бросить.

- Ты потрясающая женщина, Соня. Мне, кажется, что я должен о тебе уже все знать, но ты каждый раз меня удивляешь.

- Обычная я, Костя, обычная.

Грозный голос доктора прервал нашу беседу.

- Пепел, можете вздохнуть спокойно и не грызть моих работников. Операция прошла отлично, сейчас девочка под капельницей и будет отходить от наркоза, так что можете пройти в палату к ней через полчаса. Список разрешенных продуктов и необходимых вещей спросите у медсестры.

- Э-э-э, спасибо, доктор, – растерянно и облегченно произнесла я. – Это Верин папа.

- Константин Медведев, – мужчины пожали друг другу руки и обменялись приветствиями.

- Хорошо, что вы приехали, а то тут эта фифа такой порядок навела, что все боятся к ней выходить и общаться, – доктор даже усмехнулся. – Хотя я Вас, София, очень даже понимаю, у самого маленькая дочка. Только не забудьте, доверенность все-таки нужно как следует написать, а не липу мне подсовывать. Завтра будет обход в восемь утра, так что хорошо бы, чтобы кто-нибудь из вас присутствовал.

- С ней можно остаться на ночь? – смущенно спросила я. Мне не хотелось оставлять ее одну. Тем более что она маленькая и ей страшно, а еще, наверное, первое время ей будет больно.

- Первые три-четыре дня можно, но как только станет лучше, попросим вас ночевать дома, мест не хватает.

- Спасибо, доктор, – Костя был само спокойствие после того, как доктор сказал, что все хорошо с его любимицей.

Мы пошли к палате Веры, ее еще не привезли из операционной, а мы тем временем узнали у сестры, что нам необходимо привезти из дома, что прикупить из продуктов, что можно кушать, что нельзя и вообще, как быть.

Малышку привезли на каталке очень бледную, она как будто похудела на десять килограммов. Она еще спала и от наркоза не отходила.

Переложили ее на кровать, накрыли простынкой. Костя поцеловал и слегка приобнял ее. А я стояла рядом и заплакала, тихо, но хотелось от всей души пореветь навзрыд. От пережитого волнения и стресса я не могла спокойно смотреть на малышку. Слава Богу, что все прошло хорошо.

- Что это мы тут сырость развели, а, милочка? Как больницу всю на уши ставить так она храбрая, а тут слезы льет. Подвиньтесь, мне капельницу снять нужно, – пожилая медсестра бесцеремонно отодвинула меня от Веры и стала снимать капельницу.

- И ничего я не ставила на уши! И вообще…, – я хотела было ей все высказать, но поняла, что не стоит. – Извините меня, я не хотела грубить или кого-то обидеть, просто по-другому не могла.

- Да уж ладно! Понимаем все. Но бюрократия, мать ее ети, нас тоже обязывает.

- Спасибо.

Женщина ушла. А Костя встал и обнял меня сзади, его дыхание щекотало мне шею, руками он меня захватил в плотное кольцо.

- Мне даже страшно подумать, что тут творилось, пока я к вам ехал, – с усмешкой произнес мой Медведь.