Словоточие

«Говорят, он жил здесь, вблизи, где-то вниз по улице…»

Говорят, он жил здесь, вблизи, где-то вниз по улице,Вечерами выгуливал в парке свою тоску,И считал, что глаза людей так легко рифмуютсяС белоснежным небом, приставленным дулом к виску.Он заваривал чай из звезд и ругал повседневщину,Рисовал в траве портрет из своих следов,Говорят, он любил горожанку, простую женщину,И вписал ее в вечность посредством обычных слов.Говорят, он отрезал боль и отнес на мусорку,И вся жизнь была, как бег, как пожар, цейтнот.Говорят, что он слышал мир, как мы слышим музыку,Говорят, он видел в людях систему нот.Говорят, что его душа оставалась голая,Но плясала так, что скрипели сухие лбы.Говорят, он писал стихи на ладони города,На асфальте дней, под ногами людской толпы.А потом исчез. И остались лишь эти россказни,Этот пропуск дат, эти сказки на новый лад.Говорят, его видели где-то в начале осени,Говорят, он смеялся, когда уходил навсегда.

«Я свыкся с пустотой, я свыкся с криком…»

Я свыкся с пустотой, я свыкся с криком,С продажностью и пошлостью людей,С идеей, что давно стоит артикулНа каждом из вбиваемых гвоздей.Я свыкся с миром. Свыкся и сроднилсяСо всей его огромной простотой,Со всем его красивым эгоизмом,Со всем, что между мною и тобой.Я стал травой,Я вжился в гроб и в город,Реальность изучил на слух и вкус,Стихами расцарапал лоб и горло,По следу твоему пуская пульс.Сквозь старость слов,Сквозь страсть и малолетство,Сквозь вены дней и сквозь секунд венки,Я век за веком всматриваюсь сердцемВ классический пейзаж твоей руки.Я век за веком слушаю тревожноСимфонию рожденья и войны,Симфонию о будущем и прошлом,Где ты – восьмая нота тишины.Ты так нужна, до жадности и жажды,Ты так нужна, в начале и в конце.И знаешь, мне почти уже не важно,В твой фокус я попал или прицел.

«Девочка Герда, ты знаешь, я часто писал…»

Девочка Герда, ты знаешь, я часто писал,Складывал слово из льдинок. Но это не вечность.Это грядущей зимы растворенный крахмалВ лицах людей. Это ветер. Сто двадцать по встречной.Это закон хрусталя – быть прозрачным до дна.Это закон пустоты – не отбрасывать тени.Это взросление сердца, его белизна.Это умение встать после многих падений.Девочка Герда, я просто влюблен в этот снег,Он – панацея от жара в груди, понимаешь?В ритме работы, рутины, врагов и коллег,Он, изменяющий мир, обещание мая.Он – апогей перемен через вещность идей,Он – откровение неба, дословие, гнозис.Падает снег. С каждым мигом дышать холодней.Он – то, что было до нас. И останется после.Впрочем, не важно. Симфонии зим не для тех,Жадно хранящих очаг после окрика «поздно».Девочка Герда, живи. Дольше всех, лучше всех.Девочка Герда, живи. Вспоминай. Не замерзни

«Через бордель и кладбище…»

Через бордель и кладбище,Смятое долгой тяжестью,Тело твое уставшееПадает в снег бумажности.В эти блокноты, записи,В эту метель поэзии,Где ты однажды заперсяОт подлецов и бездарей,Где из всего обжитогоСлов и условий общества:Горечь лица убитогоНад буреломом творчества.Шей из душевных лоскутовС веком своим свидание.Господи, мир наш – госпиталь,Раны бинтует ранние.Шей вдоль по шее строками,Туже петлю затягивай.Тень над тобой. Но рока ли?Или руки протянутой?Всматривайся до окрикаВ эту тайгу страничную,Где твоя муза – облаком,Прямо над безразличием.В эти чертоги праздного,В ломанность губ впадавшие,В эту соборность разума,Через бордель и кладбище.

«Ну что ты, брат мой, загрустил…»

Ну что ты, брат мой, загрустил?Стихи, стихи… Они не стоятЗаросших памятью могилИ нервов, вышедших из строя.Твоих травмированных рук,Творящих небо на бумаге.Они не стоят даже букв,Они не стоят даже знака.Ты лечишь душу тишиной,Но в гамаке утрат и споров,Уже седой, уже больной,Ты все же слышишь в себе море.И грудь твоя тесна, узка,Ты лаской лечишь горб бессонниц,Но та же мертвая тоскаНа лицах всех твоих любовниц.А женщина – почти покой,Она тебя, конечно, лечитИ гладит сломленной рукойТвои изломанные плечи.Но только ты уже не рад.Стихи, как прежде, просят перьев.Давай напьемся, что ли, брат?Напьемся жизни перед смертью.

«Это даже не грусть, это даже не горе…»

Это даже не грусть, это даже не горе,Это жесткий вопрос в сухожилиях дней,Это твой прейскурант у судьбы-сутенера,Это ты в лабиринте людей и идей.В этом поиске цели – налет недоболи,Исступленность лица, недосып, недосуг,В этом поиске смысла уже не до голиПолупьяных страстей. Не до рук, не до сук.Пролетай, пролетай по отчизне и жизниИ ищи, и ищи себя в стопках домов,В этом поиске слов, в этом поиске смысла,Оправдания разума в скобках голов.Потеряешь рассвет, потеряешь утробностьМатеринского неба над выкриком «пли».Падай.В поры опор, в благоглупость и пропасть,В растревоженность губ безымянной любви.Здесь взросление духа похоже на бойню,Здесь рождение – смятый в пеленках билетВ апогей суеты между мной и тобою,В эти поиски смысла,Которого нет.