Страница 8 из 17
А ещё мне было очень непривычно стоять на земле, а точнее, на поверхности. Обитая на скалах – или в мире эфира, как ещё местные называли этот уровень жизни – я привык к тому, что горизонт далёк и почти незаметен. Он всегда был где-то внизу… там, где была поверхность, которую почти не видишь. И даже в городе, на скале, ты прекрасно знал, что где-то там, за домами, простирается лишь бескрайнее море неба. А здесь мой взгляд постоянно упирался в край видимой земли и в какие-то препятствия. С непривычки это несколько раздражало…
Я несколько раз глубоко вздохнул, собирая остатки решимости, после чего достал из кармана кастет, нацепил его на руку, нацелился на пещеру – и принялся стрелять в её направлении огненными стрелками. Полоски огня влетали в тёмный каменный зев, на миг освещая стены и исчезая где-то в глубине. Вкладывая в оружие единичку за единичкой, я чуть менял прицел, стараясь выстрелить как можно удачнее – и одновременно молясь, чтобы пещера была не слишком извилистой. Впрочем, много пневмы я потратить не успел. Из глубины пещеры раздался рассерженный рёв, от которого у меня сразу заложило уши. А потом до меня донёсся гулкий топот огромных лап. Фимомениарк принял вызов и спешил на смертный бой…
Я присел, не снимая кастета, схватил одну из рогатин и приготовился встречать злобное чудовище. Из темноты пещеры появилась мохнатая башка немалых размеров, с которой на меня смотрели злые маленькие глазки. Фимомениарк раскрывал пасть, полную острых зубов, и неистово ревел, заставляя мои поджилки трястись – а меня самого отвлекаться на сдерживание естественных позывов организма. Организм, видимо, считал, что при виде этой туши надо одновременно обделаться всеми доступными способами – после чего сразу потерять сознание. И, может, тогда фимомениарк, наткнувшись на вонючую и неподвижную маленькую тушку, не станет её жрать…
Я был категорически не согласен с организмом и с началом медвежьей болезни, считая, что помирать надо, хотя бы не обделавшись, а посему упрямо стоял на месте, сжимая рогатину в потных руках… И скоро понял, что эта скотина мохнатая вовсе не собирается лезть на солнышко и загорать. Башку высунул, ревёт, сердитыми глазками сверкает – но дальше не идёт. Немного подумав, я вытянул правую руку, с натугой удерживая рогатину в левой, навёлся кастетом на огромное чудище и принялся снова стрелять, теперь уже воздушными волнами.
Почти незаметные снаряды, выглядевшие как лёгкое искажение воздуха, бились об огромную морду, снова и снова вызывая со стороны фимомениарка недовольное ворчание. Пока что его бурая толстая меховая шуба сдерживала все мои удары, теряя лишь ошмётки срезанной, как острым ножом, шерсти, но такая стрижка не могла продолжаться долго… Один из удачных выстрелов, наконец, хлестнул по чёрному носу медведя-переростка. Его нос – размером с чайное блюдце, между прочим – взорвался алыми брызгами, а сам медведь – оглушительным и возмущенным рёвом.
В следующую секунду чудовище опрометью вылетело из тёмного зевы пещеры, набрав, как хороший гоночный болид, скорость до сотки за считанную пару секунд… Ну а я, запоздало понимая, что древко у рогатины стоило бы сделать потолще, сразу схватился за второе самодельное оружие, выставляя оба в сторону несущегося на меня фимомениарка. Что-то неразборчиво сверху кричал Рубари, а я уткнул рогатины в землю, вцепился в них что было сил – и с ужасом смотрел на приближение огромной мохнатой туши.
Момент столкновения я запомнил плохо… Точнее, даже не запомнил – всё, что уловили органы зрения, слуха и обоняния, запечатлелось хорошо, но я явно не всё уловил. Просто не успел. Я выжил-то каким-то чудом, потому что Рубари не стал ждать развязки и раскочегарил логос огня, заставляя дирижабль рвануть вверх. В одной невероятно долгой секунде слились одновременный треск рогатин, рёв медведя и топот лап. В нос ударило зловоние из пасти чудовища, а затем меня будто меховым прессом приложило, откидывая куда-то в сторону. И если столкновение я ещё как-то пережил, то вот после приземления выжить не должен был от слова «совсем». Моё несчастное тело крутилось в воздухе как волчок, а небо и земля менялись местами быстрее, чем в самых тошнотворных аттракционах…
А потом я повис на тросе, так и не долетев до земли. Фимомениарк стоял, злобно и победно порёвывая, рядом с обломками рогатин, и с ненавистью смотрел на меня, пока я удалялся в вышину. Одна из заточенных деталей застряла в его густом меху, так и не добравшись до массивной туши. Первую попытку заохотить гигантского злого мишку мы с Рубари провалили – с печальным треском дерева и издевательским свистом ветра у меня в ушах…
Думаете, я сдался? Я не сдался, и даже Рубари заразился моим оптимизмом!.. Когда он втащил меня назад в гондолу, мы снова опустили дирижабль рядом с несколькими отдельно стоявшими деревьями – и принялись рубить. К моменту, когда на стук из ближайшей густой рощи выбрались два десятка разнокалиберных чудовищ, желающих отведать вкусного охотничьего тела, мы успели сделать десяток толстых, сантиметров десять диметром, заготовок под колья, и ещё две крепких заготовки для новых рогатин.
В трюме дирижабля заготовки были превращены в грозное оружие загонной охоты. Один кол, правда, оказался трухлявый, так что пришлось его выкинуть – зато девять остальных удались на славу. Ровные, длинные, заострённые. Рогатины были пересажены на новые древки, а старые мы использовали для того, чтобы скрепить колья между собой. К сожалению, к этому моменту уже начинало темнеть, и нам пришлось быстро возвращаться на скалу – пока не проснулись летающие чудища, способные догнать и повредить наш воздушный корабль.
Да и перед следующей попыткой надо было дать фимомениарку успокоиться… И самим ещё много чего подготовить. План был всё тот же – зато теперь он учитывал предыдущую неудачу. Как мне рассказал наблюдавший сверху Рубари, мишка всё-таки наткнулся на мои рогатины, но они были не слишком надёжно закреплены на земле. В результате древки скользили, гнулись и, наконец, сломались, так и не остановив зверюгу… Сам Рубари понял, что столкновения я не переживу – и попросту не дал мне удержать рогатины до конца.
На этот раз мы собирались использовать не только рогатины, но и колья – которые Рубари надо было поднять с помощью троса и лебёдки прямо под носом у фимомениарка. Моей же задачей была встретить мишку и принять его на рогатины, которые на этот раз будут вставлены в специальное углубление, которое мы собирались выкопать прямо с утра.
Откровенно говоря, мне совсем не улыбалось снова спешить на встречу с будущей добычей – и так всё тело было в синяках и ссадинах. Но я понимал, что Рубари в данном случае стоит оставаться в дирижабле – он лучше умеет обращаться с механизмами. Ну и куда больше трусит в опасных ситуациях… Так что я пошёл отсыпаться перед новой охотой, с чистым сердцем заняв каюту, а механик весь вечер ещё приделывал лебёдку для кольев.
Утром наш «Шарк» вышел из анагара и снова устремился к земле, где ждал нас недовольный фимомениарк, переживший первое нападение. Копать канаву под колья, устанавливать их, ставить позади колышек, через который проходил трос, которым надо было их поднимать – всё это предстояло сделать именно мне…
Солнце припекало. Я отчаянно потел в тонкой куртке, плотных штанах и сапогах под палящим зноем и чувствовал, что скоро наступит жестокий перегрев меня любимого. В какой-то момент я недовольно поглядел на тёмный зев пещеры и увидел знакомую башку, буравящую меня взглядом маленьких злых глазок. Забыв о перегреве, я принялся суетливо ставить колья и готовиться к встрече, постоянно косясь в сторону пещеры. Однако гадский медведь и не собирался вылезать из пещеры на солнышко без дополнительных стимулов…