Страница 3 из 11
Платон, например, полагал, что письменное слово уступает устному. В диалоге «Федр» [2] он вкладывает в уста Сократа старый миф о египетском боге Тевте (то есть Тоте), изобретшем письмо наряду с арифметикой, геометрией и астрономией (и вдобавок еще игру в шашки и в кости). Тевт пришел со своими изобретениями к царю, некоему Тамусу, настаивая на том, что они должны быть известны всем египтянам. Тамус изучил каждое из них по очереди. Когда дело дошло до письменности, Тевт сказал: «Эта наука, царь, сделает египтян более мудрыми и памятливыми, так как найдено средство для памяти и мудрости». Однако Тамус выказал сомнение: «Ты, отец письмен, из любви к ним придал им прямо противоположное значение. В души научившихся им они вселят забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть, ты нашел средство не для памяти, а для припоминания»[2]. Иными словами, благодаря письменности люди получат много информации, но без правильного обучения они только будут казаться знающими, на самом же деле останутся невеждами.
Письменность не поможет в поисках истины, замечает Сократ в диалоге Платона и сравнивает письменность с живописью: люди на картинах выглядят как живые существа, но, если задать им вопрос, они останутся немы. Так же и с сочинениями: задашь вопрос записанным словам – получишь один и тот же ответ. Записанное не делает различий между людьми понимающими и теми, кому не подобает читать. Если сочинением пренебрегают или несправедливо ругают, само оно неспособно защититься. Только человек, владеющий искусством диалектики, может защитить свои слова, свою истину. Потому устная речь выше, чем письменная.
Сократ был конечно же прав: бесписьменные народы способны на впечатляющие подвиги памяти, что могут подтвердить этнологи. Необъятные племенные истории были запечатлены в памяти кельтскими бардами и исландскими скальдами; можно вспомнить и об «Илиаде» и «Одиссее», которые декламировались с точностью до строчки греческими певцами Тёмных веков, когда микенская письменность (линейное Б)[3] была уже забыта, но еще не появился алфавит. Я сам был очевидцем подобного подвига памяти. В один из зябких дней во время великого ритуала шалако у зуни в Нью-Мексико мой друг Винсент Скалли и я находились в Доме совета богов. У стен сидели бесстрастные жрецы, час за часом в унисон повторявшие нараспев длинный миф творения зуни, в котором ни одно слово или даже слог не могут быть произнесены неверно, – и все это без использования письменного текста. Одна ошибка в декламировании означала бы катастрофу для всего племени.
Моя жена Софи как-то напомнила мне, что к тому времени, как наши дети, все пятеро, пошли в первый класс и научились читать и писать, они утратили невероятную способность запоминать, которую имели, когда были маленькими. Что ж, может быть, оптимистические строки Уильяма Блейка в стихотворении «Иерусалим»[4] о том, что Господь
не так уж верны.
После Платона и классической эпохи первыми, кто всерьез стал размышлять о системах письма, были гуманисты Ренессанса. К сожалению, именно на них до́лжно возложить вину за ошибочные концепции, которые продолжали доминировать в эпиграфике с тех славных дней.
Посетители исторического центра Рима могут натолкнуться на курьезный, но очаровательный монумент на площади Минервы, стоящий перед древней церковью Святой Марии. Этот монумент, спроектированный самим великим Бернини[5], представляет собой маленького слона с изогнутым хоботом, на спине которого возвышается резной египетский обелиск времен фараона Псамметиха II[6]. На пьедестале, поддерживающем эту странную композицию, нанесена латинская надпись, в переводе гласящая:
Мудрость Египта,
вырезанная в картинках на этом обелиске
и несомая слоном,
самым могучим из зверей,
может дать тем, кто смотрит на него,
пример того,
как сила разума должна
поддерживать вес мудрости [3].
В середине XVII века, когда папа Александр VII[7] повелел установить на площади эту странную смесь египетского и барочного итальянского искусства, в мире не было ни одного человека, который мог бы прочесть странные знаки, вырезанные на четырех сторонах египетского обелиска. Как же тогда составитель надписи знал, что обелиск содержит «мудрость»?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вернуться назад, в классическую древность, память о которой возрождали европейские гуманисты.
Благодаря работе дешифровщиков начала XIX века, в частности Шампольона, египетская письменность сегодня читается практически полностью. Принципы, на которых она основывается, заключаются в сложном сочетании фонетических и семантических («значащих») знаков – как и во всех древних системах письма. Однако после более чем трехтысячелетнего процветания египетская цивилизация вследствие македонского и римского завоеваний и последующей христианизации постепенно перестает существовать, так же как и ее восхитительная письменность: последняя надпись, выполненная иероглификой, датируется концом IV века н. э.
Греки с их ненасытной жаждой знания были очарованы цивилизацией долины Нила. В V веке до н. э. Геродот, отец не только истории, но и антропологии, посетил Египет и вел беседы со жрецами о разных аспектах жизни в этой стране. Не сомневаясь (причем верно) он указал, что египетская письменность использовалась для записи исторических сведений, особенно царских деяний, и читалась справа налево. Но по мере того, как культура Египта приходила в упадок под натиском античного мира, информация, сообщаемая греками о египетском письме, содержала все меньше и меньше смысла. Возможно, местные жрецы намеренно вводили чужаков в заблуждение. Сравните, например, что писал знаменитый Диодор Сицилийский[8] в I веке до н. э.: «…их письмо не выражает предлагаемые понятия с помощью слогов, следующих друг за другом, но с помощью значений предметов, которые были скопированы и посредством их переносного смысла, который запечатлён в памяти обычаем» [4]. Это очень далеко от наблюдений и выводов Геродота.
Гораполлон (Хор Аполлон), один из последних представителей египетского жречества, в IV веке до н. э. впервые использовал слово иероглифический для описания египетской письменности. Он сочинил на эту тему две книги, дошедшие до нас в греческом переводе некого Филиппа под названием «Иероглифика», в которых утверждал, что символы, вырезанные на стенах, обелисках и других монументах долины Нила, были «священной резьбой» (буквальное значение слова иероглиф на греческом).
Если бы нелепые объяснения Гораполлона не повторялись майянистами ХХ века, они были бы просто смешны. Двух примеров вполне достаточно. Так, иероглиф, изображающий бабуина, якобы может обозначать луну, обитаемый мир, письменность, жреца, гнев и плавание. «Обозначая человека, не покидавшего родины, рисуют его с головой осла, поскольку он не слышит никаких историй, ни ведает о том, что случается на чужбине» [5]. И тем не менее «Иероглифика» Гораполлона была дважды опубликована в Италии в XVI веке и с энтузиазмом воспринята гуманистами.
Еще большее влияние на ренессансное мышление оказал родившийся в Египте религиозный философ Плотин, создатель неоплатонизма в III веке н. э. Плотин восхищался египтянами, поскольку они могли выражать на письме свои мысли напрямую, не используя «буквы, слова и предложения». «Таким образом, каждый начертанный знак – наука, мудрость, реальное явление, обозначенное одним очерком» [6]. Опубликованные во Флоренции в год, когда Колумб открыл Новый Свет, идеи Плотина создали ренессансный образ Египта как источника мудрости и египтян как народа, который мог выражать свои мысли в видимой форме без вмешательства языка и изобрел настоящую идеографическую письменность.
2
Перевод А. Н. Егунова (Платон 1968: 221–224).
3
Линейное письмо Б (крито-микенское письмо) – древнейшая письменность на греческом языке, распространенная на Крите и в материковой Греции в XV–XII веках до н. э.
4
Из предисловия к эпической поэме Блейка «Мильтон» (1804) в переводе Д. Смирнова-Садовского.
5
Бернини Джованни Лоренцо (1598–1680) – видный итальянский архитектор и ведущий скульптор своего времени.
6
Египетский фараон XXVI (Саисской) династии (595–589 годы до н. э.).
7
Римский папа в 1655–1667 годах.
8
Диодор Сицилийский (ок. 90–21 года до н. э.) – древнегреческий историк родом с Сицилии. Продолжая традиции греческой универсальной историографии, составил обширный труд «Историческая библиотека», где в синхронном порядке излагалась история Греции, Рима и части Востока с древнейших, мифологических времён до середины I века до н. э.