Сотканные из гнева

– Ну, а что же стало с прошлым куратором? – Резников что-то записывал в блокнот и, не отрываясь от текста, разговаривал с ученым.

– Николай Осипович погиб в пасти монстра, созданного из местной дворняги. Она прибилась к нам несколько месяцев назад. Мы подкармливали ее периодически. Такая ласковая собака была, но, – с досадой проговорил Константин, – после пробуждения животное поработили примитивные инстинкты. В тот день погибло еще шестеро охранников, пока смогли остановить эту зверюгу. Животные однозначно не подходят для наших целей.

– Думаете? – после затянувшейся паузы спросил молодой специалист.

– Определенно. У меня все, – сказал биолог и занял свое место в зале.

С докладами выступило еще четыре человека, но Резников уже погряз в раздумьях. Ему показалось, что решение вопроса найдется в ближайшее время, и что подчинить подопытного невозможно, а нужен тот, кто будет хотеть подчиняться. Среди людей такой вариант найти ему вряд ли удастся, разве что изменить собственного ребенка. Но ни жены, ни детей у молодого человека не было, да и такое решение абсолютно не гарантировало подчинения и отсутствия агрессии.

***

Шли месяцы. Это было сложное время не только в научном плане. Военный конфликт разгорался с новой силой. Талибы перебрасывали войска из Пакистана. Это служило большому приросту раненых, из которых большинство было «тяжелыми». Теперь, когда выяснилось наверняка, что в перевоплощенном состоянии раненые и мертвые солдаты не представляют ценности, так как оказались психически нестабильны, ученым, занимающимся научной работой, приходилось большую часть времени проводить в отделении хирургии. Куратор давил на Резникова и даже угрожал тюремным сроком, если за отведенное время руководитель не сможет продемонстрировать готовую работу или внушающие доверие к молодому специалисту наработки. Руководителю секретной лаборатории порой казалось, что со дня на день ему позвонят «сверху» и прикажут возвращаться домой, а возможно, приедут, чтобы арестовать. Следовать инструкциям, данным «сверху», не было сил и желания. К тому же, куратор совершенно не хотел, да и не мог понять, что из человека готового экземпляра не получится. Возникали мысли бежать, однако, куда и каким образом ученый не знал.

Резников вышел из операционной, размещенной на третьем этаже. Изнуряющая жара, колоссальный объем работы и отсутствие решения по основному роду деятельности, ради которого он рискует жизнью в этой Богом забытой дыре, делали молодого человека апатичным, лишенным сил и желания стремиться к новым свершениям и открытиям. Вместо вида достойного в будущем величайшего ученого, он носил майку, халат, спортивные штаны с оттянутыми вперед коленями или короткие шорты. Поверх такого незаурядного для врача гардероба на распашку был надет медицинский халат. Теперь он не носил галстуки, рубашки и кожаные туфли с отполированными до блеска носами. Лицо скрывала щетина, прическа была взъерошена, а вместо одеколона можно было услышать пары распада этилового спирта. Здесь, посреди провинции Баглан, он никого не шокировал своим видом. И пациенты, и коллеги не обращали внимания на ученого, к тому же, персонал находился в одной лодке с руководителем и тоже переживал за исход проекта, прогнозы которого были неблагоприятными.

Михаил вышел на улицу, чтобы продохнуть от жуткой смеси йода, хлорки, гноя и вскрываемых потрохов. Голова кружилась. Тремор в конечностях лишал возможности проводить следующую операцию, а ведь его рабочий день только начинался. Последнюю неделю мысли о доме преобладали над размышлениями о работе, и сейчас человеку не казалось, что он выдающийся ученый. Но в этот раз, в самый сложный, как ему казалось, день, решение само нашло Михаила. Так, кстати, уже не раз случалось в его жизни.

Из-за каменного высокого забора доносился детский крик. Это была истерика. В голосе отчетливо слышалось отчаянье, мольбы о помощи, страх. Резников поспешил к распахнутым настежь воротам, местами походившим на решето от попаданий осколков. Вдалеке бежал ребенок. Это была местная девочка. Она в перепачканном кровью хиджабе изо всех сил бежала в сторону госпиталя. В руках ребенок держал бездыханное тело щенка. Девочка, увидев человека в белом халате, бросилась к нему с мольбами о помощи, протягивая обмякшее тельце щенка. Захлебываясь слюной, всхлипывая и завывая, ребенок молил на дари. Этого языка Михаил не знал, но ему и так было понятно, что произошло и о чем девочка просит.

Собака оказалась под обстрелом. Нижняя часть животного была посечена осколками. Задние ноги и хвост частично отсутствовали, живот был вспорот. Дыхания практически не было, а на рваных ранах сгруппировались мухи. Ученый принял щенка из протянутых окровавленных рук девочки и попросил ее подождать у ворот. Она понимающе кивнула. Спустя каких-то двадцать минут Резников вышел к ребенку и вывел щенка. Собака была похожа, но чуть больше той, которую он забрал. Несмотря на это, девочке, как показалось ученому, было абсолютно все равно. Она бросилась к щенку, радостно приговаривая «Дуст». На дари это слово означает «друг».

Спустя час Резников склонился над раненым животным в подвалах госпиталя. Его ассистировали несколько коллег. Ученый прекрасно понимал, что идет против четких указаний, данных «сверху», но сделать хоть что-то лучше, чем к концу срока не показать ничего. Точной даты окончания срока озвучено не было, но каждый божий день Михаила подгоняли звонком из Москвы и, если молодой специалист отвечал неудовлетворительно, ему напоминали, что дорога из Афганистана одна, но ехать он может в двух положениях: сидя в кресле пассажирского самолета или лежа в цинке в «черном тюльпане».

Последнее время сомнения окончательно одолевали Резникова, и он уже не верил, что у него есть шанс вернуться домой живым. Михаил размышлял о том, что правительство не оставит его в живых, ведь он просто разменная монета. Возможно, и прошлый управляющий секретным объектом, выполнив поставленную задачу, был ликвидирован, а его убийство было списано на создание, которое, возможно, вовсе не смогли сделать дееспособным. КГБ могло все, что угодно, и мужчине нужен был план «Б», благодаря которому он сможет выжить.

– А Мухтар очень удивился, когда на него накинулся афганский ребенок с криками «Дуст! Дуст»! – Радостно произнес Михаил, – Мухтар то, будучи лабораторным псом и прожившим около полугода в клетке, не ощущал человеческого тепла, да? – спросил он у ассистирующих коллег.

– Ага, судьба у них, наших животных, такая. Прожить в клетке до окончания исследований и отдать жизнь во благо науки, а вот этому красавцу повезло! – сказал ассистент, вытирая кровавые сгустки и испорченный эпителий, в который мухи уже успели отложить потомство.

– Думаете? – Резников вывел щенка из состояния клинической смерти, как когда-то это сделал физиолог Брюхоненко, подключив к модулю СЖО. – Я знаю точно, что ребенок так и не заметил подмены «бойца». – Теперь задачей Михаила было обеспечить стабильное состояние здоровья щенка, ведь раны до сих пор были не совместимы с жизнью.

– Не проще было взять одну из наших собак? Зачем вам изуродованный щенок? Столько возни. – Подавая шланг для сбора жидкости, поинтересовался Станислав Владимирович – нейрохирург и биоинженер секретного объекта, редко появляющийся в больнице наверху. Резников посмотрел ему в глаза, но ничего не ответил на этот счет. Михаилу было очевидно то, что опыты обрывались на самом кульминационном моменте, из-за отсутствия чувств у испытуемого к коллективу. Можно ли было как-то привить любовь и преданность к живому существу против его воли, молодой человек сомневался. Гипноз, влияние на гормональную систему – все это полумеры, во всяком случае, пока наука не шагнет еще дальше.

Сейчас, несмотря на категорический запрет куратора, Михаилу нужно было самое преданное создание – собака. Лабораторные псы для проверки теории Резникова были непригодны, ведь не доверяли, не любили, и не были привязаны ни к одному из ученых. Именно поэтому собака, наделенная неистовой силой, почувствовав страх или голод, стала следовать простому, первобытному инстинкту и сожрала своего хозяина. Операция, в ходе которой животное было сильно изменено, подходила к концу. Теперь от тела щенка осталась лишь голова, часть туловища, которую удалось спасти, и передние лапы.