Жил-был волк (сборник)

Вы даже представить себе не можете, какие жуткие сцены происходили во время объявления приговора. Судья объявлял:

– Повесить…

– Хватит, – начинал кричать подсудимый.

Тогда Медведев поворачивался к нему и с улыбкой продолжал:

– За ноги…

– Хватит!

– И в рот…

– Умоляю, прекрати!

– Ебать!

Вот какой тварью был убитый.

Мы вышли из бара и сели на служебного мустанга, на котором приехал Бородька. Да «на». Как говорит наша начальница, в таком полицейском участке как наш, сводящем концы с концами из-за маленького финансирования, автомобили и водители – одно целое. А ещё она говорит нам, что мы должны сказать ей «спасибо» за то, что у каждого сотрудника есть свой личный служебный «транспорт», так как в других участках и того нет. Хотя сама коза разъезжает на железном мустанге. Бородька сел впереди и сказал водителю адрес места преступления, а я после выпитой бутылки водки не без помощи помощника уселся сзади.

Мустангам приходится нелегко, чтобы подвозить нас они вынуждены опускаться на четыре конечности и двигаться по дороге наравне с другими автомобилями. А если мустанг решит «на четырёх» обойти пробку по тротуару, то в первый раз ему выносят предупреждение, а во второй заводят дело и отправляют в суд.

Мы застряли в пробке, так как впереди случилась небольшая авария. После получаса ожидания мы не двинулись с места, а чтобы идти пешком не могло быть и речи – судья жил на окраине города, – а мы сейчас находились на противоположной его стороне. Не выдержав, я обратился к Конько, так звали водителя Козлова:

– Конько, давай по тротуару объедем.

– Не могу, я предупреждён, – сказал водитель.

– Как это! – недоумённо воскликнул Бородька. – Что-то я такого не помню. До того как тебяяя ко мне поставили, у тебяяя не было никакого предупреждения. Я проверял в твоём деле. А я с тобой по тротуару не разъезжал, это я точно помню. А ну, давай, живо на тротуар!

– Не могу, – виновато ответил Конько.

– Ты же в курсе, что без моего ведома ты никого не имеееешь право подвозить? – не унимался Козлов. – А если ты кого-то подвёз… ведь у тебяяя нет таксидокумееентов?

– Нет.

– То придётся тебяяя отправить под суд. А ну живо на тротуар!

– Не могу, – начал жалобным голосом оправдываться Конько, – я на прошлой неделе был у Коневского, ну мы посидели у него, выпили. Потом пришла его жена и выгнала меня, а я к тому моменту на ногах не стоял. Ну, кое-как, пошатываясь иду по тротуару, и в какой-то момент ноги подкосились, и я упал «на все четыре». Поднимаю голову, а там патрульный мне уже предупреждение выписывает.

– Ну взял бы тогда и пошёл с самого начала по дороге «на четырёх», – бросил я водителю..

– Как? Я же был пьян, – вытирая слёзы, сказал Конько, – а за пьяное вождение уже точно под суд и без предупреждения.

– Да… дела, – произнёс Бородька, не зная что делать дальше.

– И почему такие законы только к лошадям относятся? – жалобно продолжал водитель.

– Предрассудки, – сказал Козлов. – Хотя в других краях такое есть в отношении верблюдов и мулов.

Но от этого Конько легче не стало. Тогда я, решив его утешить, заметил:

– Конько, ты же конь. Для тебя то, наверное, наказание не таким страшным будет?

После этого Конько совсем разрыдался.

– Ладно, – проникшись сочувствием, сказал Бородька и, повернулся ко мне: – Сынитар, давай слезем, и все втроём пойдём по тротуару, а когда обойдём пробку, поедим по дороге.

Козлов уже слез с мустанга и принялся мне помогать, но я ему не дал этого сделать.

– Нет, никуда я не пойду. Не видишь, я пьяный. К тому же при исполнении. Что твари скажут, когда увидят, как я в форме по тротуару волочусь.

– Ты в баре также в форме был, – возразил мне Бородька.

– Ну, так я там сидел. И здесь сидеть буду. Так ничего не заметно.

После минутного замешательства – как нам быть дальше, – мне в голову пришла идея:

– Значит так, ты, Бородька, пойдёшь по тротуару, а ты, Конько, встанешь на ноги и пронесёшь меня на спине до конца пробки. А я, чтобы не упасть, буду держаться за твою шею.

Так мы и сделали. Бородька быстро шёл впереди, пытаясь, как можно дальше оторваться от нас, чтобы не быть причастным к моей транспортировке. А мы с Конько, довольные (он тем, что избежал проблем с законом, я – что не упал в глазах граждан, как служитель правопорядка) быстро нагоняли Козлова и кричали ему: «Беее».

Потратив изрядное количество времени из-за пробки, мы прибыли к дому убитого, но никого там не застали из наших, если не считать судмедэксперта Грызо Бобёри, который уже собирался уходить, но мы с Бородькой попросили его задержаться, и вместе отправились к месту преступления.

Мы поднялись на второй этаж и вошли в обставленный дорогой мебелью кабинет. Пол был покрыт золотым кафелем, на стене висели два человеческих черепа, а что касается мебели: слева находился шкаф, у двери стоял кожаный диван, а напротив него стол, за которым, уткнувшись мордой в лежавший на нём серебряный поднос, сидела огромная лысая туша с проломленным черепом, из которого вытекла огромная лужа крови. Напротив трупа стоял стул, а позади трупа находилось открытое настежь окно.

– Что здесь произошло? – задал я вопрос Бобёри, подходя к убитому.

– Смерть возникла в результате удара тупым предметом по голове…

– В чём это у него вся голова? Это, что скорлупа? – перебил я судмедэксперта.

– Это скорлупа от страусиного яйца, а как оно сюда попало это ваше дело. Единственное, что я могу с точностью сказать, страусиное яйцо – это и есть орудие убийства, – проговорил Бобёри, наблюдая за тем, как я наливал в рюмку коньяк, стоявший на столе. – Что, Волков, похмеляетесь?

– А это не твое дело, – ответил я ему и осушил бокал.

– Вы, что забыли, от чего умер ваш отец?

– Я тебе сказал, это не твое дело! – со злостью накинулся я на него. – Ты в чужие дела не лезь! Ты лучше за жёнушкой своей присмотри.

Тут Бобёри в ярости уронил свой чемоданчик на пол и принялся снимать чехол со своего хвоста.

– Простите его, – вмешался в перепалку Козлов, поднимая с пола чемоданчик и беря за руку Бобёри, – вы же видите, он пьян, он не думает, что говорит, – сказал Бородька и выпроводил сопевшего судмедэксперта из кабинета.

Я тем временем подошёл к трупу и принялся подробнее его осмотреть. Но ничего нового обнаружить мне не удалось, всё та же лысая голова в луже крови и остатков разбитого яйца.

– Да… ну и дела! – сказал я входившему в кабинет Бородьке. – Подмога приехала?

– Да.

– Иди, скажи им, чтобы занялись своей работой. Пусть соберут тут всё, что осталось от яйца и труп пусть не забудут. А ты тем временем разыщи свидетелей, а я подремлю.

Я лёг на диван и сразу заснул.

Когда я очнулся, трупа уже не было. На часах, висевших на стене над окном, было полседьмого. Потянувшись на диване, я встал и направился к судейскому столу. На нём всё так же лежал испачканный поднос для еды, который я убрал под стол, в одном углу лежала папка с судейскими делами, а в другом стояли рюмка с бутылкой и фотография в рамке – судья со своей женой Умкой. Дверь кабинета открылась, и вошёл Бородька.

– А, проснулся? – сказал он и сел на стул напротив меня.

– Ну что выяснил? Докладывай, – произнёс я и отпил из бутылки чуть коньяка.

– В домеее в момееент убееейства находились три твари: телохранитель судьи, повар и жена. Все они ожидают внизу.

– Кто обнаружил труп?

– Телохранитель.

– Ладно, веди его сюда. Хорошо бы управиться со всем этим до темноты.

Козлов вышел из кабинета и привёл первого свидетеля. За спиной Бородьки чуть выше уровня его головы из дверного проёма выглянула огромная совиная рожа. Испугавшись, я отпрянул от стола, но тут свидетель появился во весь рост. Это был филин обычного для себя роста, но крупного телосложения. Размахивая крыльями, он влетел в кабинет и по приглашению Козлова сел перед столом. Козлов расположился на диване. Собравшись с мыслями, я недоумённо обратился к филину: