Страница 17 из 21
Таким образом, если вопрос о существовании капитализма ставится в смысле наличия или отсутствия крупной промышленности в античном мире (будь то Греция или Рим), то ответ на него, безусловно, будет отрицательным. Но уже во времена зарождения спора между «примитивистами» и «модернистами» в ходе этого спора о «капиталистической природе» античной экономики можно заметить интересный поворот. Вопросы вышли за пределы наличия или отсутствия фабрик. Ведь если Мейер был совершенно не прав, когда полагал, что в античном мире существовали фабрики, сравнимые с фабриками его времени, то не прав был и Бюхер, определяя экономику античного мира как экономическую систему, построенную на самопотреблении и игнорировании рынка и финансов. Отсюда Роберт Пёльман понял, что в античной экономике капитал преобладал через мощное развитие торговли, процентных займов, ренты и рабства (Pohlma
Идеи Пёльмана были на одной волне с «Современным капитализмом» (1902) Вернера Зомбарта (Зомбарт 1904). Действительно, на том этапе свой карьеры находившийся под сильным влиянием марксистских идей, Зомбарт отстаивал существование двух классов населения – держателей капитала и работников, лишенных каких-либо прав собственности на средства производства. Он также подчеркивал, что капитализм требовал особого расположения ума, которое характеризуется отсутствием связи с каким-либо конкретным национальным интересом, а также в высшей степени рациональным подходом к социальным или экономическим явлениям. В соответствии с предрассудками своего времени, Зомбарт связывал капитализм с иудаизмом (Sombart 1913, Зомбарт 2005). В его глазах одной из ключевых характеристик новой капиталистической фирмы была бухгалтерская система двойной записи. Она была изобретена в Средние века в мире итальянских торговых городов, но до полного совершенства была доведена только с полным развитием капитализма. Зомбарт считал, что рациональное управление капиталистической фирмой без этой системы было невозможно.
Во многих смыслах Макс Вебер, который по праву остается гигантом среди теоретиков того периода, предложил идеи, близкие к идеям Зомбарта. Вебер полагал, что истоки капитализма находились в протестантизме (Weber 1930 [1904–1905], Вебер 2013). Кроме того, он настаивал на том, что в развитии капитализма сыграло свою роль рациональное отношение к жизни и труду в целом. Здесь решающим фактором (более значимым, чем система двойной записи в бухгалтерии, роль которой отстаивал Зомбарт) стало отделение капитала в капиталистической фирме от индивидуальной собственности (Swedberg 1998: 7-21; Weber 1968 [1921–1922]). Конечно, эти элементы абсолютно отсутствовали в древности, чему Вебер, что интересно, уделил особое внимание (Weber 1976 [1909]). Сам Вебер не воздерживался от использования термина «капитализм» применительно к античной экономике при условии, что его значение сводилось к обозначению существования развитой морской торговли, банковской деятельности, плантационного хозяйства и, конечно же, рабства (Love 1991: 9-55). Однако для него отсутствие специфических черт капиталистического развития имело также и негативную сторону. Систематическое пренебрежение усовершенствованием сельского хозяйства и отсутствие технического прогресса в производстве обрекло этот мир на экономическую стагнацию. Ограниченный рост мог продолжаться до тех пор, пока независимые города или государства были способны использовать возможности, предлагаемые фрагментированным Средиземноморьем. Стагнация с начала и до конца была решающей характеристикой античной экономики. В определении Вебера это был «идеальный тип» античной экономики (Swedberg 1998: 193–196). Унификация Средиземноморья и установление римского правления с его колоссальным увеличением роли государства запустили фатальный для экономики античного мира процесс упадка, который нельзя было остановить.
Таково было состояние научной дискуссии в 1920-е годы. Любопытно, что эта дискуссия застыла, дойдя до конца 1980-х годов в форме окаменелости. Она сосредоточилась лишь на самой примитивистской стороне Вебера, как было со знаменитой «Античной экономикой» Мозеса Финли (Finley 1999 [1973]). Вплоть до предыдущего поколения все еще предполагалось, что Древняя Греция представляла собой общество, в котором доминировала элита, состоявшая из богатых землевладельцев, которые жили в городах и эксплуатировали бедную деревню, где люди жили в полнейшей нищете. Преобладавшая ортодоксальная точка зрения признавала существование торговли, но эта торговля предполагалась ограниченной, поскольку считалось, что она функционировала почти исключительно ради обеспечения предметов роскоши для элиты. Финансовые операции при таком понимании должны были оставаться примитивными и в основном заключаться в практике частных ростовщиков. Могло происходить увеличение численности населения или даже рост объемов производства. Но такой (ограниченный) рост имел бы чисто экстенсивный характер, т. е. был бы механическим результатом роста численности населения. Но интенсивного роста с соответствующим ростом доходов на душу населения не предполагалось. Отсутствие роста производительности связывалось с отсутствием технического прогресса, в свою очередь коренившегося в отсутствии интереса элиты к любого рода инвестициям в исследования.
Вывод был очевиден: стагнирующая экономика и общество, основанное на сборе земельной ренты с бедных эксплуатируемых крестьян, вряд ли могут быть определены как капиталистические. Именно поэтому также возможный «капиталистический» аспект классической античной экономики теперь был полностью исключен из общей картины. Если бы такое видение было верным, для Древней Греции не было бы места в мировой истории капитализма.
Эта, казалось бы, столь авторитетная ортодоксальная позиция сейчас полностью утратила актуальность. Последние исследования (Bowman and Wilson 2009; Scheidel 2012; Scheidel, Morris, and Sailer 2007) создали новую, гораздо более динамичную, картину античной экономики в целом. Это не делает античную греческую экономику «современной капиталистической экономикой». Но среди передовых обществ этого периода, соответствующего отрезку времени приблизительно с 1000 года до н. э. по 1700 год н. э., когда основная масса выпускавшейся продукции являлась продукцией сельскохозяйственного производства, Древняя Греция (а после нее Римская империя в начале своего существования) демонстрирует признаки исключительно динамичного общества и экономики. Наблюдался удивительно интенсивный рост, основанный на очень благоприятных глобальных институциональных рамках, разделении труда, экстенсивной торговле, радикальных улучшениях в финансовой и договорной практике, а также технических нововведениях.
Это не делает Древнюю Грецию истинным капиталистическим обществом, если мы ограничим определение капиталистического общества до такого, в котором созданный человеком капитал (а не земля) является главным фактором производства и где накопление капитала в рамках конкурентных рынков играет ключевую роль в определении экономических институтов. Однако Древняя Греция по праву занимает свое место в мировой истории капитализма, так как служит источником сравнительной информации для последующего и более продвинутого экономического развития, а также просто благодаря своему фундаментальному и долговечному вкладу в технологии, науку и экономические институты в перспективе longue durée.
Рост, население и потребление
Измерение роста, наблюдавшегося в прошлом, всегда представляет собой сложную задачу. Мы можем использовать только косвенные данные, на основании которых можно сделать оценку роста. Хотя сами цифры, полученные в результате такой оценки, постоянно будут объектом споров, факт происходившего роста вне сомнений, и это полностью меняет картину стагнирующего общества в старой парадигме. Именно в этом смысле выражение «богатые эллины» лучше всего характеризует древнегреческую экономику (Ober 2010). Экономический рост греческого мира не происходил в изоляции внутри Средиземноморья. Он вызывал более обширный рост, в котором Запад занял отчетливую лидирующую позицию после 200 года до н. э. и, в свою очередь, был частью этого роста. Данные статистики кораблекрушений в период с 700 года до н. э. до начала нашей эры (рис. 3.1) неопровержимо свидетельствуют об исключительном росте торговли и, следовательно, глобального процветания в этот период. После приблизительно 50 года амфоры сменились бочками. Поскольку амфоры являются лучшим обозначением места кораблекрушения, а деревянные бочки гниют, это также означает, что кораблекрушения перестали быть столь надежным источником косвенных данных об экономической деятельности в период после I века, каким они были для предшествующего периода.