Восхождение Эль

Эль посмотрела на него с удивлением. Отец казался ей прочным, как окаменевший в доисторическую эпоху монолит соли. Он поймал её взгляд:

– Ну да, сейчас вот как раз эта ситуация. Я не могу сказать, что ему нужно, так как сам толком не понимаю. Но держаться тебе от императорских лучше подальше. И ещё, Эль, нигде, никогда и не при каких обстоятельствах не снимай на людях перчатки, поняла?

Эль почувствовала на своих руках мерзкие прикосновения наймаста, сглотнула ком отвращения, появившийся в горле, и торопливо закивала головой.

– Мы отправим с тобой этого дурня – Тинара Моу, – продолжал Хобан. – Если бы спросили меня, я бы ответил, что одной тебе безопаснее, чем с этим полуфабрикатом для крематория, но если явятся наймасты, то его в армию загребут в первую очередь. А грумам в армию нельзя, и Тинару Моу – особенно. Это ж сколько людей пострадает, если его туда отправить…

Эль немного повеселела. Всё-таки, как ни крути, а с Тинаром – совсем другое дело, не то, что без Тинара. Да и Хобан опять стал родным, до каждой интонации знакомым отцом, не прятал глаза, и не перед кем не заискивал, а притворялся грозным по своему обыкновению. Он улыбнулся ободряюще:

– Отсидитесь в дальних пещерах Эха, там приготовлено, а когда всё выяснится, я за вами кого-нибудь пришлю. Ну, давай, девочка моя, собирайся.

– Прямо сейчас? – удивилась Эль.

Хобан кивнул.

Глава пятая. Побег

– Вот она!

Тинар Моу поправил сползающую верёвку вещевого мешка. Они выдвинулись сразу после обеда, а сейчас стояла уже глубокая ночь.

Пещеры Эха служили в соляном подземелье чем-то вроде путевых слободок чахила на тракте – место для ночлега, отдыха или просто укрытия от вышедшей на охоту стаи кимуров. Здесь всегда старались поддерживать запас просоленной еды и пресной воды в плотно закрытых бочонках. Для ночлега служила пара старых топчанов, списанных из центральной усадьбы грумгорода за ветхостью, а вход в пещеру закрывался массивной дверью, которая двигалась по направляющим рельсам. Кимуры, конечно, не догадывались толкнуть заграждение вбок, так что припасы оставались в относительной безопасности.

Тинар и Эль вошли в пещеру, переглянулись, понимая друг друга с полунамёка.

– Ты думаешь о том же, что и я? – спросил грум, устремляя указательный палец на топчаны.

– Только переночуем, да?

Указательный палец Тинара, описав в воздухе полукруг, переместился к её носу:

– Вот именно.

– Успеем наверх и обратно?

Тинар кивнул.

– Кевир сейчас спокойный. Солевей слабый. За сутки до Ошиаса доберёмся. Сутки туда, сутки обратно. У нас куча времени.

– А ты точно знаешь, как туда идти?

Эль терзали смутные сомнения.

– Спрашиваешь! – обиделся Тинар. – В конце концов, ты сама захотела посмотреть.

Это было правдой. Год назад Тинар вместе с отцом отвозил заказ степным сингам. Вернувшись, Моу с обычным для него лихорадочным блеском в глазах рассказывал о жутком зрелище, которое он ночью наблюдал в стане погонщиков. Огромное стадо чернильно-чёрных коров, тех самых, что дают ценнейшее хмельное молоко, моментально растворилось в упавших сумерках, а сотни глаз, словно сотни красных звёзд, пламенели из темноты. «Это самое жуткое, что я видел в жизни», – клялся Тинар Моу, – «Взгляд из ада, так бы я это назвал», и Эль тут же захотелось увидеть ЭТО.

– Отец узнает, голову оторвёт, – вздохнула она больше по традиции.

Конечно, Эль не собиралась сидеть в этой скучной пещере, как загнанный в ловушку кимур. А всё потому, что…

– Тинар! – она хлопнула себя ладонью по лбу. – Мы совсем забыли о лагере наймастов, которые торчат сейчас на выходе из штольни. – Вот же твою в солёную кочерыжку…

Эль пользовалась любимым ругательством Хобана исключительно тогда, когда его не наблюдалось рядом.

– Это же из-за них нас сюда сослали. Нельзя попадаться им на глаза. Особенно…

Эль перекосила лицо, изображая шрам-улыбку Илора Ильинича. В ответ Тинар состроил смешную рожицу, скособочив нос:

– Прорвёмся… Нашла, о чём беспокоиться…

Он скинул с плеч тяжёлые мешки, которые собрали в дорогу родители, присел на топчан, стал развязывать узлы. Солонина, фляга с квасом, сушёные фрукты…

– Есть что-то интересное? – Эль наклонилась над ним.

– Всё, как всегда. О, смотри, тебе ещё одна пара перчаток… И тёплые свитера. Слушай, они нас тут до зимы держать собирались? Свитера точно нужно взять. Наверху ночью может быть холодно.

Эль зажмурилась от предвкушения. Только пару раз ей удалось посмотреть на кевир из входа в штольню. С тех пор её не отпускало ощущение восторга от огромного пространства, такого яркого, что сразу заболели, а потом заслезились глаза, и невероятного количества запахов, одновременно упавших на неё.

В этот мир, открывающийся за порогом штольни, Эль тянуло с необычайной силой, она просто с ума от безысходности сходила, думая, что проведёт всю жизнь под землёй, в удобном, но ограниченном куполе. Здесь никогда не шёл дождь, не падал снег, всё застыло в солёном кристальном великолепии, и время замерло тоже. Где-то высоко над головой происходила настоящая жизнь. Там постоянно всё менялось, как рассказывали Эль. Дули ветра и палило солнце. Деревья прорастали тонкими былинками, чтобы стать мощными великанами, а потом – стареть в достойном величии. Трава зеленела, желтела, засыпала под белым холодным ковром, чтобы пробудиться по весне снова. Всё крутилось по кругу, но у каждого существа круг этот размыкался в собственную линию – единственную и неповторимую.

Ризи её совсем не понимала, Ризи не нуждалась в этом огромном мире, он её пугал. Главным свершением для сестры было удачное замужество, устройство своего дома и возможность как можно реже покидать его. Келли и Хобан и слушать Эль не хотели, они запретили даже заикаться, что она собирается выйти на обратную сторону земли. Только Тинар разделял её страсть к путешествиям.

Они выкинули из мешков всё, что показалось им лишним в дороге, расстелили одеяла на топчанах, вырезанных из соляного монолита, и легли переждать остаток ночи. От волнения Эль совсем не могла уснуть, хотя устала. Её утомил не длительный поход по туннелям за пределы внутреннего грумгорода, а приём жуткого гостя. Она старалась забыть случившееся, словно неприятный сон, но кривая улыбка красивого наймаста так и стояла перед глазами. От воспоминаний о беспардонных прикосновениях начинали покалывать кончики пальцев. Впрочем, это была ещё одна особенность Эль. Вот у Тинара от переживаний всегда крутило живот, а у неё немели ладони, по пальцам пробегали резкие искры, и руку начинало жечь.

Эль поворочалась на жёстком топчане под умиротворяющее дыхание тут же сонно засопевшего Тинара. Тот высвистывал носом затейливую, смутно знакомую мелодию, от стен отражался мягкий свет, одеяло пахло домом и сушёными травами, которыми Келли перекладывала бельё. Но боль не давала покоя.

Девушка вытянула ноющую руку перед собой, повертела запястьем, расстегнула ремешки на перчатке. Тонкая кожа на кончиках пальцев растрескалась, как пересушенный пергамент, трещины тут же намокали сочащейся влагой и разъедались ещё больше. С руками творилось что-то непонятное, Эль не помнила, чтобы эта кожная болезнь проявлялась у неё таким образом. Словно чужак своим наглым прикосновением занёс заразу.

Эль подула на растрескавшиеся подушечки, стало немного легче. Она помахала рукой перед собой, собираясь опять надеть перчатку…

Но что это? Там, где секунду назад прошлась ладонь, тонким пламенным росчерком высветился какой-то знак. Он напоминал недоделанного кимура, словно кто-то начал рисовать соляную кошку, но провёл округлую линию морды и одно ухо, и забросил. Эль закрыла глаза, а когда открыла, знак побледнел, но продолжал светиться. Он таял в разреженном воздухе соляной пещеры, и по мере его истощения уходила боль.

Когда огненный знак, похожий на голову одноухого кимура, совсем исчез, умиротворённая Эль уснула.