Страница 2 из 36
Царь Демитрий в качестве жеста доброй воли позвал торсивальского посла посетить торжественное пиршество, посвящённое окончанию сбора урожая, дата которого намечена на двенадцатое октября от Захода солнца. В этот день по всей стране происходят праздничные мероприятия, а в столице – в городе Оплот – проходят торжественные ярмарки, на которых собираются купцы, ремесленники и торговцы всех мастей не только со всех концов Венерии, но и приезжают из-за границы. В большинстве своём из Манисии – южного государства, с которым у Венерии исторически сложившиеся тёплые отношения.
До намеченной праздничной даты оставалось три дня. Конвой, сопровождающий повозку с яствами и подарками от недавно взошедшего на престол после смерти своего отца торсивальского молодого короля Кайзамира Третьего, пересёк степные равнины, изрезанные ржавыми холмами, прорезающимися словно кошачьими клыками каменными валунами и низкорослыми скалами. На горизонте утреннего небосвода, далеко на севере, сквозь бело-серый влажный туман прорезались тёмные контуры громадных каменных вершин – горы Хардбор перекрывали своими хребтами весь огромный север. За этими громадами растираются огромные ледяные поля, заснеженные просторы, скалы и каменистые скальные отвесы, покрытые инеем. Там, за завесой высоких тёмно-серых гор расположилось бескрайнее северное владение, безлюдное и неприветливое. А сам Хардбор словно граница между двумя мирами – миром живых существ, миром голосов, войн и зарождающихся государств и миром, окутанным тайнами и вечным молчанием, ибо единственным пением тех земель являются завывания зимних ветров в снежную пургу.
Ближе к полудню, когда морок рассеялся и тонкие лучи солнца пробились сквозь хмурое пасмурное небо, огромная повозка переехала длинный каменный мост через протекающую с севера на юг реку, скребя камень скрипящими большими деревянными колёсами, и тащилась вдоль лесного массива из высоченных хвойных деревьев.
Посол стал чувствовать себя уютнее. С отступлением утреннего морозящего холодка пришло небольшое дневное тепло, и его настроение заметно улучшилось. Раскинувшись на скамье, опёршись спиной об опоры навеса повозки, но всё ещё плотно укутываясь в свою плащёвку, посол с занимательным интересом оглядывал близлежащие окрестности, которые сейчас виднелись отчётливо. Вдалеке, по левую руку выступали строения большой деревушки. Из печных труб жилых домов ввысь уносились клубы серого дыма, растворяясь на фоне хмурых облаков, окутавших небо. Депрессивные тени поздней осени окутали эти земли. Погода стояла холодной, и это предзнаменовало приход ранней и сильной зимы. Поэтому уже сейчас во всех домах, во всех тавернах топили печи и держали очаг на постоянном огне.
Пробежав взглядом по горизонту, посол осмотрел протекающие в обратную сторону кроны толстых хвойных деревьев, что словно стеной лились на север в движении, противоположном повозки. Взгляд его остановился на всаднике, что поравнялся рядом и спокойно ехал, молча взирая на дорогу спереди. Посол с интересом осмотрел человека. Мужчине с виду было больше тридцати, его треугольное лицо, покрытое небритой светлой щетиной, было худым, скулистым и в некоторых местах изрезанным тоненькими полосками шрамов, оставленных от резаных ран – под правым глазом, на левой скуле и в районе переносицы. С первого взгляда этот мужчина выглядел старше своих лет.
Всадник этот внушал холод и даже немного отвращение. Его взгляд серых стеклянных глаз был хладнокровен, словно глаза эти не живого человека, а холодного трупа. Грубые, длинные светлые волосы спадали на кожаные наплечники. Его торс покрывал кожаный нагрудник, нацепленный поверх тонкой, уже потемневшей и в некоторых местах потёртой кольчуги. На левом боку, постукивая о толстое туловище бурого мерина при каждом стуке подкованного копыта, свисал в ножнах худой меч. Это было не единственное оружие. На груди и под боками на ремнях были закреплены ножны кинжалов, метательных ножей и боевые маленькие крюки из стали. Всадник с ног до головы был обвешан холодным оружием.
Такое лицо – странное, молчаливое и внушающее подозрение – было не единственным. Впрочем, такое описание под стать всем наёмникам. А их было тут не менее восьми. И все словно на одно лицо, у всех одинаковая броня, но разный тон взглядов. Был среди них и ещё совсем молодой и зелёный парень, что робко восседал на своём белом скакуне. Ехал он посередине колоны молчаливых воителей. Замыкал её очередь хмурый и русоволосый мужчина, лет тридцати пяти. Здоровый, с молотом за спиной наперевес и курящий табачную трубку.
Изучив внимательно рядом едущего человека, посол слабо ухмыльнулся. Тот даже не удосужился ответным взглядом, хоть и не обратил внимания на то, что его пристально разглядывают. Даже если бы и узнал это, то всё равно не ответил бы. Ибо к чёрту смотреть на человека в ответ. Наёмнику это дело совершенно не нравилось, не нравилось и общество таких вот высокочтимых ублюдков, задницу которых необходимо защищать вплоть до самой столицы, до конца их длинного и нудного пути. Вдоволь наёмник повидал подобных лиц. Ряженные в дорогие балахоны, корчащие из себя важных персон и превозносящие себя выше остальных. Эти честолюбивые морды уверены, что мир выстроен только для них, и что их положение и авторитет властвуют над сердцами и умами всех живущих, кто ниже их по статусной лестнице. Однако всё в мире решают обстоятельства. Они имеют реальную власть, ибо жизнь не прогибается под напыщенными холуями. Честолюбивые эгоисты, когда их иллюзии всемогущества и безнаказанности рассеиваются, как здешний утренний морок днём, падают дольше и бьются о дно больнее, чем те, кто проще взирает на жизнь.
Всадник ехал спокойно. Его острый боковой взор уловил внимание посла, но человек сохранил хладнокровную осанку, и лишь под видом сконцентрированной бдительности, как и подобает охраннику элитного королевского конвоя, перевёл взгляд на непрекращающуюся стену деревьев справа, что тянулась за расстилающейся небольшой полянкой, покрытой ковром желтоватой пышной травы.
Выдержав молчаливую паузу и переведя взгляд на горизонт уходящей вперёд дороги, посол спросил:
– Ты командир?
Наёмник осмотрел горизонт деревьев, после чего перевёл взгляд на дорогу.
– Отвечающий за отряд на время нашего задания. – Человек ответил без желания, низким хрипловатым голосом.
– Стоит признать, что задание весьма важное вам досталось – охрана важного лица в дороге, на которой может произойти всё что угодно. С самого начала пути вы все хмурые и чрез меру сконцентрированы. Никто и звука не проронил. Да, мать вашу, никто даже и не пёрнул у вас. Ну или просто не было слышно. – Посол усмехнулся. Говорил он с явным акцентом, иногда делая ударение не на тот слог и проглатывая некоторые окончания слов. – Это, конечно, достойно похвалы. Подчёркивает ваш, так сказать, профессионализм. Но, мать вашу, когда здесь так тихо, что аж на уши давит, особенно по ночам и утром, невольно начинаешь нервничать, ибо ваши хмурые морды сливаются с общей мрачностью здешних просторов. И не знаешь, чего больше опасаться: молчаливых и хмурых головорезов, которые, хоть и приставлены охраной, но не внушают оптимизма в душу, или того, что от всей этой серой и унылой картины можно свихнуться. А я-то тут всего четыре дня пробыл. Тут всегда так мрачно и тихо?
– Здесь некому разливать жизнерадостные краски и кричать от безудержного веселья, – ответил наёмник.
– Кое-где уж точно веселей, чем здесь. На кладбище, например, – сказал посол.
– На кладбище никто не задаёт глупых вопросов. – Наёмник перебрал пальцами поводья, вздохнул широкой грудью. – В этом его преимущество.
Посол взглянул на него, слегка раздосадованный равнодушным тоном всадника и обиженный резким и отрезанным ответом, ибо ему хотелось скоротать время за беседой. Однако посол не сдавался:
– Много ли вас таких бороздит по просторам этой страны?
– Везде работы находится, – ответил всадник. – Даже в самых отдалённых закоулках государства, в самых непроходимых трущобах.