Второй шанс 5

Да уж, действительно, всем пузырям пузырь, взять что ли по приколу… В общем, ещё четвертак отдал за жвачку, разрекламированную «Базуку» сразу сунул в рот. На вкус сладковата, но в целом сойдёт.

От идеи прибиться к какому-нибудь клубу бокса я не отказался. Говорят, язык до Киева доведёт, а меня он довёл до «Москвича» – именно так назывался стоявший отдельным двухэтажным зданием с большими окнами подростковый клуб, где помимо настольного тенниса, шахмат и самбо ребята занимались в том числе и боксом. По идее в середине лета клуб должен был пустовать, всё-таки летние лагеря и бабушек с дедушками в деревнях никто не отменял. В общем-то, так и было, в том же зале бокса занимались трое ребят в возрасте 12–14 лет под руководством Валерия Александровича Белова. Знавал я одного Белова, тот и с Цзю работал, и с Поветкиным, и с Денисом Лебедевым… Но этому уже за пятьдесят, вряд ли этот тот Белов.

– Неужели сам Максим Варченко? – останавливая тренировку и стягивая «лапы», удивился он. – Ребята, смотрите, кто к нам в гости пожаловал!

Пацанва тут же меня окружила, самый смелый моментально сбегал в раздевалку, принёс тетрадку с ручкой и попросил оставить автограф. Я расписался на нескольких страницах, чтобы хватило на всех, и только после этого озвучил цель своего появления здесь.

– Да нет вопросов, занимайся сколько угодно! – расплылся в улыбке Белов. – Шингарки выдам, боксёрские перчатки могу дать, правда, тренировочные, уже не новые… И на «лапах» поработаем. Вот только со спаррингами не помогу, я уже старый, а мои ученики, наоборот, слишком маленькие для тебя.

Так что вопрос с поддержкой формы был решён, теперь я утром бегал, а вечером приходил сюда и занимался часа по два, пока не понимал, что «наелся» и можно собираться домой. В качестве благодарности заехал в «Спорттовары» и купил для секции десять пар перчаток. Когда Валерий Александрович всё это увидел, у него реально глаза на лоб полезли.

– Да сколько же ты отдал?! Это же моя месячная зарплата!

Напомнил тренеру, что помимо бокса я ещё и книги пишу, да и сочинение песен поставил на поток, так что для меня подобного рода презент не слишком обременителен. А Белов до кучи на следующий день привёл внука с фотокамерой и попросил разрешения сфотографировать меня на своего рода Доску почёта клуба.

– Он у меня в фотокружке занимается, сделает всё в лучшем виде, – заверил тренер.

Да мне и не жалко, пусть моя физиономия в «Москвиче» повисит, всё ж людям приятно.

А Инга тем временем сдала историю также на «отлично», о чём в пятницу, после вывешивания оценок, были оповещены родители, и готовилась к сдаче русского языка. Экзамен в понедельник, в среду литература устно, а в пятницу тоже устно английский язык. Такая вот вторая неделя, по сравнению с первой сжатая получается. А я, снова оказавшись на переговорном пункте, решил набрать Ротару. Мысль о том, чтобы предложить ей «Плакала», меня не покидала все эти дни. Пусть и молдаванка по происхождению, но она всегда, насколько я помню, считала себя украинкой.

В ялтинской квартире трубку поднял брат Софии, сообщивший, что она сейчас в Москве, записывает на «Мелодии» со своим ансамблем «Червона рута» новый альбом под названием «Только тебе».

Прежде чем отправиться на Карамышевскую набережную, где мы когда-то с музыкантами «Дружбы» записывали «Heart-Shaped Box» для венгерского сборника, я дома накидал партитуру, а на следующее утро позвонил в «Мелодию». Мне сначала не хотели говорить, в какой студии и когда пишется Ротару, хоть я и представился. Только после того, как я попросил дать мне номер музыкального редактора «Мелодии» Анастасии Евгеньевны Ревы, с которой довелось общаться в прошлый раз, дело сдвинулось с мёртвой точки. Анастасия Евгеньевна моментально всё разузнала, и сообщила, что вторая студия для Ротару и её коллектива выделена с 16 до 19 часов начиная с минувшей среды и заканчивая воскресеньем. Не откладывая дело в долгий ящик, я поехал на Карамышевскую набережную к четырём часам дня. Может быть, Ротару будет и не до меня, но хотя бы вручу ей партитуру.

Приехал к студии заранее, где-то за полчаса, и как оказалось, не зря, так как всего минут через пять показались София и вся её команда. Первым меня узнал, несмотря на солнцезащитные очки, бас-гитарист коллектива Боря.

– О, глядите, никак сам Максим Варченко!

Мгновение спустя меня окружили музыканты с вопросами, что я тут делаю, и уж не очередной ли шлягер готов презентовать Софии Михайловне?

– Именно так! – заявил я, едва сдерживая улыбку и потряс зажатой в руке партитурой.

Софа бесцеремонно вырвала её у меня из рук (да я особо и не сопротивлялся) и впилась взглядом в текст и ноты.

– На украинском? – удивилась она. – Откуда ты его знаешь?

– Да это у меня один знакомый украинец в Пензе живёт, я попросил его сделать перевод. Специально для вас писал, между прочим.

– Угу, угу…

Она уже была в музыке, в песне, вполголоса её напевая, ориентируясь по нотной записи. А затем мы двинулись в студию и, отложив в сторону готовящийся к записи материал, Ротару заставила своих музыкантов включиться в работу. Режиссёр записи начала было возмущаться, но певица была неумолима.

– А, ладно, делайте что хотите, – махнула та рукой.

Примерно час у них ушёл на то, чтобы песня более-менее зазвучала так, как я это видел, хотя Ротару видела немного по-своему, пришлось приходить к компромиссу. После чего она вывела меня под локоток в коридор, где у нас состоялся конфиденциальный разговор.

– Максим, я хочу включить песню в свой новый альбом. Да-да, именно в тот, который мы сейчас пишем.

– Да я как бы и не против, – пожимаю плечами.

– Ты текст литовал, в ВААП уже был?

– Пока ещё нет, хорошо что напомнили, только вот сейчас выходные, на следующей неделе этим займусь, благо что мы с моей девушкой в Москве до следующего воскресенья.

– Прекрасно! Но меня интересует ещё и во сколько эта песня мне обойдётся.

– Хм, ну, для сравнения, я написал Пугачёвой песню для Сопота, правда, не на украинском, а на французском, – усмехнулся я. – Так вот, между нами, конечно, в случае победы на фестивале она платит мне пять тысяч. Если же не побеждает, но песня остаётся в её репертуаре – то я получаю три тысячи.

Я замолчал, предоставляя право хода собеседнице. Та задумалась, а я прекрасно помнил, как во время поездки в Ялту, войдя в её положение, сделал Софии на две песни хорошую скидку. Уверен, она сейчас снова начнёт сбивать цену, и не ошибся.

– Максим, у меня сейчас нет пяти тысяч, да и трёх тысяч тоже, самое большое, что я могу тебе предложить – две тысячи и уже впоследствии авторские отчисления.

– Ох, София Михайловна, София Михайловна… Снова вы демпингуете.

– Что делаю?

– Сбиваете цену. Вот узнает Пугачёва, что я вам песни по две тысячи отдаю – и что она подумает?

– А мы сделаем так, что не узнает. Пустим слух, что ты мне продал её за пять тысяч.

– А у нотариуса по договору будут проходить две?

– Всё верно.

Я сделал вид, что погрузился в размышления, наморщил лоб, подпёр рукой подбородок… Мог бы, конечно, и бесплатно отдать Ротару песню, ограничившись авторскими отчислениями, но приходится держать планку. Та же Алка, узнав о таком, пришла бы в ярость.

– Так уж и быть, снова войду в вашу трудную ситуацию. Есть в Москве знакомый нотариус? А то не хотелось бы обращаться к тому же, с кем мы обделываем наши финансовые дела с Аллой Борисовной. Согласитесь, это было бы глупо.

– Конечно, глупо, а нотариус у меня есть и в Москве, не переживай. Завтра воскресенье, у нотариуса выходной, не будем его тревожить, хотя я ему всё равно позвоню. А в понедельник сможешь с утра со мной к нему проехать? У Инги утром экзамен? Хорошо, к обеду? Ну и отлично, есть куда записать адрес? А завтра можешь подтянуться снова к нам сюда, мы должны довести твою песню до эталона и записать для пластинки. Тебе как автору хорошо бы при этом процессе поучаствовать, если, конечно, у тебя нет других дел.