Страница 3 из 70
Гольдберг, с которым мы на пару пришли к директору АТП, молча поставил на стол красочный полиэтиленовый пакет с рекламой американских сигарет, в котором звякнуло стекло.
– Что это?
– Небольшая благодарность за автомашину. – сказал я.
Игорь Геннадьевич заглянул внутрь, и его физиономия тут же приняла чрезвычайно довольное выражение. Предлагая Гольдбергу закупиться тремя бутылками «Золотого петушка», я надеялся, что директор АТП станет более сговорчивым, и в своих предположениях не ошибся. Игорь Геннадьевич посмотрел на нас и со вздохом произнёс:
– В общем-то, можно и перекрасить, но я не уверен, что в ГАИ будут с этим согласны.
– Попробуем решить с ними вопрос через своих людей, – самоуверенно заявил я.
Тем же вечером я позвонил Сергею Борисовичу. Сказал, что вопрос не требует решения в «чайной», и его можно обговорить по телефону. Выслушав меня, Козырев устало вздохнул:
– Всё-то вам там неймётся… Ты своему худруку передал мои слова в собственной интерпретации? Нет ещё? Завтра скажешь? Ну смотри… Я поговорю с Козловым, мы с ним не сказать, что друзья, но несколько раз пересекались. Ты только сначала мне принеси эскиз, а потом я уже буду звонить.
Эскиз на бумаге рисовали всей гоп-компанией вместо репетиции весь следующий вечер. В один из «перекуров» я отозвал Гольдберга в сторонку и предупредил его, чтобы заканчивал гонку за деньгой, а обставлял наши гастроли как-то более официально.
– Ты что-то знаешь? – напрягшись, спросил он.
– Можете считать, что знаю, – ответил я, показывая глазами вверх. – Просили хотя бы не «светиться» за пределами области. Либо как вариант проводить всё через соответствующие органы, налоговые в том числе.
Семён Романович крепко задумался, и я его прекрасно понимал. Если обставлять гастроли официально, то наши заработки упадут в разы, будем получать по тарифной сетке. Можно сказать, никакой выгоды. Но хотя бы ему лично как организатору не будет светить срок.
– А по области, значит, можно? – спросил он, когда мы уже расходились.
– Мы ещё не все крупные поселения окучили? – ответил я вопросом на вопрос.
– Конечно не все, – просветлел лицом Гольдберг. – Пока только и выступили, что в Сердобске, Никольске и Кузнецке. А Нижний Ломов, а Каменка, а… Да полно из районных центров осталось ещё неокученных, и там тоже можно по три, а то и четыре концерта давать. Уверен, на каждом выступлении будет аншлаг. Наверняка и из соседних районов народ подтянется, всем хочется увидеть живого Максима Варченко.
– Ага, – кивнул я, – лучше живого, чем… У меня даже возле подъезда дежурить стали поклонницы.
Так и есть, одними признаниями в любви помадой на стекле в последнее время дело не ограничивается. Утром ещё ладно, им самим на занятия надо, спокойно иду в училище, а днём или вечером частенько дежурят в подъезде или вот как сейчас, когда потеплее стало, во дворе… Каждый раз приходится или автограф давать, или вообще обниматься лезут. Того и гляди при честном народе изнасилуют. Бабушки проявляют недовольство, мол, никакого спасения от этих девчонок не стало, ещё и бычки после них не только возле подъезда, но и в самом подъезде порой находятся, в губной помаде. Да и лавочки оккупируют, умудряются с ногами залезать. После того, как сделал девушкам внушение (ещё один бычок обнаружу или грязь на лавочке – и переберусь отсюда жить в секретный гараж) гадить стали меньше.
Эскиз у Сергея Борисовича особых возражений не вызвал. Поморщился, конечно, относительно английских слов в названии, но в целом одобрил.
– Сегодня позвоню начальнику ГАИ насчёт вас. Только когда получите разрешение – если получите – вы уж попробуйте договориться с профессиональным художником. Не переоценивайте свои силы. Название ансамбля ещё куда ни шло, тут у вас буквы какие-то мультяшные, сами справитесь. А вот нарисовать локомотив, думаю, у вас получится не так хорошо. На эскизе и то всякие асимметрии заметны, а уж когда начнёте машину разрисовывать… В общем, прислушайся к моему совету.
Я прислушался, и художник-оформитель нашего ДК согласился всё сделать в лучшем виде за три бутылки водки. К тому времени, как мы договорились с художником, Козырев успел решить вопрос с Козловым, видимо, ввиду отсутствия соцсетей и цифровых фотоаппаратов на словах объяснив начальнику ГАИ, как будет выглядеть наша машина. Тот предложил посмотреть окончательный вариант уже разрисованного автомобиля, посему нам пришлось поторопить художника, чтобы уложился в следующие пару дней. Водку мы ему отдали лишь после окончания работ, дабы с радости не наклюкался раньше времени.
Со стороны наше средство передвижения смотрелось очень привлекательно и ярко, как раз в тему начинавшей буйствовать весне. 27 апреля мы пригнали наш «РАФик» на стоянку возле здания областной автоинспекции. Козлов лично вышел на пару с инспектором.
– По закону категорически запрещено использовать цвета, предназначенные для скорой, милиции, пожарных и других спецмашин. У вас в окраске присутствуют все эти цвета, не машина, а одно большое аляповатое пятно… Но, так уж и быть, дам добро, – неожиданно снизошёл он, хотя после такого вступления я на положительное решение вопроса почти не рассчитывал, подумав, что даже звонок Козырева не сыграл решающей роли.
– Валера, давай, оформляй как положено.
– А какой цвет-то писать? – не понял инспектор.
– Серо-буро-малиновый в крапинку, – хмуро пошутил Козлов. – Пиши… Пиши чёрный.
– Почему чёрный?
– Потому что он преобладающий, вон, паровоз у них чёрный. Или лучше напиши, в эстрадной расцветке.
– Так нет вроде такой расцветки.
– Теперь будет, – снова грустно вздохнул Козлов и направился в сторону административного здания.
Когда вопрос с машиной был окончательно улажен, я поделился со своими мыслями о том, что для выступления неплохо было бы всем обзавестись одинаковыми майками с логотипом нашей группы.
– Будет то же самое, что и на машине? – спросила Лена.
– Пожалуй, изобразим что-нибудь попроще. Например, чёрные футболки с несущимся на зрителя локомотивом, разбивающим название группы на две части: «Good» и «Ok».
– О, круто, можно, я на «бочке» такой же рисунок сделаю?
– Можно, – усмехнулся я.
Тем же вечером я сделал карандашный набросок. По-моему, получилось неплохо, главное, что без лишних деталей и в то же время рисунок бросается в глаза. Дело за нормальным художником, который сможет рисунок перенести на ткань.
Его я нашёл на следующий день в художественных фондах на улице Горького. Тыкался наобум, в итоге меня направили в мастерскую к Павлу Сергеевичу Аниськину, одному из разработчиков герба Пензы.
Тот взял в руки мой набросок, сдвинул на затылок берет и пробормотал:
– В общем-то, ничего сложного. Правда, со временем беда…
– Павел Сергеевич, ваш труд будет оценен по достоинству.
Сошлись на 50 рублях за весь объём работ. Купить одинаковые чёрные футболки, правда, разных размеров, тоже не составило проблем, и два дня спустя я представил своим музыкантам нашу новую униформу.
– Класс! – восхитился Юрка. – Завтра же принесу краски и попробую изобразить на «бочке» такой же рисунок.
1 мая после праздничной демонстрации наш коллектив должен был принять участие в праздничном концерте в стенах нашего Дворца культуры. 9 мая он тоже будет, но я предупредил Антонину Геннадьевну, что могу вернуться из Москвы только 10-го утром. Она отнеслась с пониманием, как и Бузов, которого я известил о своей отлучке ещё раньше. Видно было, что обоих одолевает гордость сопричастности, но если Николай Степанович радостно скалился, тряся мне руку, то Мещерякова сохраняла на лице видимость строгости.
Между делом в конце апреля я выкроил время наконец залитовать подаренную Пугачёвой песню. Тут меня, правда, слегка обломали. Первый куплет звучал следующим образом: