Богиня тьмы

Интересно — почему многие так редко говорят близким и родным столь важные слова? Почему некоторые предпочитают молчать даже тогда, когда кому-то необходима поддержка, капелька внимания? Почему же проще промолчать, чем сказать близкому о своей любви?..

Кайлан боялся. Боялся этих теплых слов, боялся сказать матери, как она важна для него, и признаться, что любит ее. Казалось бы — это такие простые слова, но многих они больно жалят, ранят, даже находясь только в мыслях и не срываясь с языка. Похоже, в его жизни должно было случиться что-то страшное, то, что подтолкнет его признаться в обжигающих сердце чувствах. Болезнь и смерть — вот что заставляет переступать через свою гордость и становиться слабым. И Кайлан стал таким, только не получил возможности увидеться с мамой в тот роковой день и порадовать ее, сказав лишь о том, как он счастлив быть ее сыном.

Корнелия Перворожденная была одной из самых сильных валькирий и правительниц Мортемтера за последние тысячелетия. Кай восхищался ею, пытался подражать, несмотря на стойкое желание его отца не видеть в наследнике слабости. Но разве доброта и веселость означают отсутствие стойкости духа и решимости? Кайлан так не считал, но разве он мог пойти против воли отца...

Память удивительная вещь — она похожа на большую библиотеку, в которой хранятся детские воспоминания, приобретенные знания и когда-то испытанные ощущения. Некоторые из воспоминаний предстают в виде ухоженных книг с чистым красивым переплетом и блестящим корешком. Стоит их открыть — как зашелестят страницы, позволят извлечь нужную информацию, а перед глазами обрисуется запомнившаяся картина. Другие же — незначительные, столь мимолетные — становятся потрепанными ненужными книжками, со временем стирающимися в пыль. И неважно — хорошее воспоминание или плохое — надолго запомнятся лишь самые яркие. 

В жизни маленького наследника было слишком много дней, когда грусть сменялась минутной радостью. Плохое смешивалось с хорошим, но теплота, которую дарила ему мама, не могла навсегда вытеснить из его сердца тьму и холод и заполнить пустоту ярким светом. Кайлан до сих пор помнит один до жути волнующий вечер, несмотря на то, что тогда ему было всего лишь пять лет. Он не знал, что именно заставило его сбежать с вечерней тренировки, спрятаться у себя в комнате, прижавшись крылышками к покрытой зеленью мраморной стене, глушить в себе обиду и глотать обжигающие кожу слезы — грубые слова короля о том, что Кай не старается, что он не так силен, как остальные ученики, или задорный смех ребят, радость которых ему была так чужда, или же изнуряющие занятия и свист длинной позолоченной палки жреца, часто замахивающегося на него и порой больно бьющего по чувствительным крыльям. Возможно, именно укор в синих мудрых глазах отца оказался последней каплей терпения.

Кай знал, что король будет ругаться, но его нравоучения подождут до утра, ведь вечера рядом с наследником были посвящены Корнелии — греющей раненое детское сердечко. Мысли о матери заставили Кая тяжело вздохнуть и утереть бегущие по щекам слезы. Он не хотел расстраивать ее; видеть грусть на ее светлом утонченном лице было ему в тягость. Почувствовав энергию мамы, Кайлан подскочил на ножки, судорожно сглотнул, будто в попытке избавиться от гложущего чувства. Но стоило увидеть высокую, облаченную в легкое струящееся белое платье женщину с длинными темными волосами, украшенными маленькими красными розочками, как на глаза вновь навернулись слезы.

Кай поджал слегка трясущиеся губы и, поймав выразительный взгляд матери, стремглав бросился к ней. Прижался к ее ноге, сжал пальчиками легкую ткань и тихо захныкал, боясь, что его плач будет слышен в каждом уголке дворца. Нежная материнская ладонь легла на его плечико, погладила ласково и осторожно. Спустя мгновение мягкий шепот разрезал тишину, прерываемую лишь всхлипами:

— Не плачь, малыш. Хочешь послушать сказку?

Взглянув на королеву, Кайлан шмыгнул носом и улыбнулся, заметив в ярких, зеленых, как летняя листва, глазах необходимое ему тепло. Он кивнул:

— Хочу. Ты расскажешь мне про Халу?

Корнелия отрицательно качнула головой и взяла сына за руку.

— Нет. Сегодня я расскажу тебе легенду о демоне, который отдал жизнь, чтобы вырастить дерево, наш дом — Мортемтер.

Она присела на край кровати и, усадив мальчика к себе на колени, аккуратно смахнула с его щеки замершие хрустальные слезки. Поцеловала в светлый лобик, прижала ребенка к себе и замерла, слушая его дыхание и стук маленького сердечка.

Кай тоже затих, сжал ладошку мамы и закрыл глаза. Он желал, чтобы это мгновение длилось вечно; чтобы она — такая добрая и нежная — всегда была рядом. Единственная, кто видела в нем не только будущего короля, но и любимого сына, смелого демона и наивного ребенка. Единственная, ради кого он хотел стать лучше, чем все демоны, смелее, чем все Перворожденные, мудрее, чем все короли.

— Мама, — тихо позвал Кайлан, а после спросил, поглаживая ее нежную кожу руки: — А разве наше дерево не само выросло?

— Нет, милый. — Корнелия несколько секунд помолчала, собираясь с мыслями. Пригладила темные перышки сына, растрепавшиеся после ударов, и продолжила, стараясь не пролить рвущиеся наружу слезы: — Мора — так звали великого демона, приложившего немало усилий для процветания Мортемтера. В его честь и назвали наше королевство... Мора был очень сильным демоном.

— Сильнее Халы? — изумленно спросил Кай и посмотрел на маму.

На ее коралловых губах появилась задумчивая, подсвеченная изнутри улыбка.