Временная мама

Он отвлёкся от телефона, на котором играл в игру, и помотал головой – «Не-а».

— Дай мне, пожалуйста, твой телефон, — выставила я руку. — Мне позвонить нужно.

— А твой где?

— У меня деньги кончились, — слукавила я.

Недовольство откровенно читалось на его лице, но противиться он не осмелился. Выключил игру и протянул мне трубку.

— Я быстро, — предупредила я и ушла с телефоном на кухню. Дверь снова прикрыла.

На этот раз Игорь откликнулся.

— Да, сынок, — сказал он. — Что-то случилось?

— Что-то случилось, — ответила я, добавив: — И это не сынок.

— Лиза? — нелепо уточнил он, как будто не узнал мой голос.

Повисла неловкая пауза, а я поняла... Догадалась обо всем, что он мне сейчас скажет и потому молчала, отчаянно цепляясь за дурацкую мысль – это неправда, я всё выдумала. Сейчас вообще не о том речь пойдет.

Угадала буквально дословно. Мой муж «встретил другую женщину и, похоже, влюбился». Нет, он почти уверен, что любит её. Поначалу сомневался, лишь поэтому не спешил сообщать мне.

— «Ты меня прости, Лизок», — жалобно продолжал он, но я уже тыкала в середину экрана, нажимая отбой.

И зачем-то удалила вызов, словно факт его существования в памяти телефона способен как-то запятнать меня. Будто не мужу я звонила вовсе. Пульс долбил уже не просто в висках, я вся пульсировала до жара…

Я отнесла ребенку телефон, положила на диван и бросилась в коридор.

— Ты папе звонила, он приедет? — вышел он за мной. Я развернулась на пятках и крикнула:

— У тебя есть телефон, сам и звони своему папе!

Накинула пальто, сунула ноги в ботинки и выскочила в подъезд.

Ветер трепал волосы, я задыхалась от него. Или от морозного воздуха, а может это слезы душат. Я стояла в школьном дворе и выла. Дома не могу, дома Славик. Здесь уже никого. Меня раздирало на части: словно дисковая пила внутри крутится, опаляет и на куски режет. И вместе со мной на части рушилась жизнь. Да так, что ошметки летели.

Брошена… Слово-то какое... колючее. Небрежное, безразличное. Брошена… Как сигаретный окурок в урну, чтобы тлеть ещё несколько секунд и погаснуть.

Я замерзла. Холод отрезвлял, постепенно высушивая и слезы. Гнали их из меня коварные женские обиды - красивее ли она меня? Сколько он уже с ней встречается? Как будто это сейчас имело какое-то значение. Но меня выворачивало от одной только мысли, что он мог, «выныривая» из её постели, возвращаться в мою.

Салфеток или платка в кармане не оказалось, утираться пришлось рукавом пальто. Мрачный ноябрьский вечер не оставлял иллюзий и надежд. Утратившие золото, павшие листья, сброшенный – как и я! – груз, стылая земля под ногами. «Вот бы и мне сейчас такое сердце – стылое», — подумала я, возвращаясь.

Я погрела Славику вчерашний плов, себе налила горячий чай. Меня всё ещё знобило. Мальчишка явно почувствовал: со мной что-то не так и планомерно съел всю порцию. Даже морковь, которая вчера осталась тщательно отделённой на тарелке. Он уже отправился к себе, когда вдруг передумал, повернулся в дверях и сообщил:

— Я позвонил папе. Он завтра приедет.

Я кивнула и отвела глаза. Зря я на него накричала, ребенок тут абсолютно ни при чем.

Бессонная ночь казалось никогда не закончится. Мне хотелось, чтобы быстрей наступил рассвет, а с ним и прекратилась эта внутренняя грызня. Хотя, знала наверняка: с рассветом ничего не закончится, никуда не уйдет ни боль, ни обида. «Как преподнести новость родителям?», «Что со мной не так?» – бесконечная чехарда вопросов взрывала мозг. Они давили, заставляли подниматься из одинокой постели и бродить по квартире. Отодвигать портьеру и стоять у окна, вглядываясь в темноту, пока ступни не превращались в ледышки.

От того что он расстался со мной по телефону становилось особенно горько. Ни одна женщина в мире не заслуживает, чтобы её бросали по телефону! Ни одна!

Мне пришлось постараться, чтобы стереть последствия бессонной ночи с лица. Хмурый ноябрь хоть в этом помогал – освещение такое, что количество тонов на моем лице не бросалось в глаза. Но как бы я ни старалась, Нинка заметила.

— Эй, ты че такая кислая! — воскликнула она, когда мы пили утренний кофе и предположила: — Со своим посрались, да?

Нинка хоть и была моей единственной подругой «по работе», но язык отчего-то не поворачивался сказать. «Меня муж бросил» — так унизительно звучит. «Мы пришли к решению расстаться» – другое дело. Только мы не приходили, он меня по телефону бросил.

— Не выспалась, — туманно ответила я и для убедительности добавила: — Кино полночи смотрела.

— Интересное? Как называется?

— А, тебе не понравится, — махнула я рукой. — Идем работать.

Я поднялась и опрокинула чашку, разлив остатки кофе на столе. Ойкнула, бросилась за тряпкой. Зато, от темы кино мы ушли, мне не пришлось судорожно вспоминать названия.

Но на этом не закончилось. У меня буквально из рук всё валилось. Я умудрилась испортить ноготь клиентке, да так, что пришлось убирать длину всех. Клиентка была из «моих», то есть постоянных. А всех постоянных и особо отличившихся мы называли «моими», просто добавляя в конце какую-то особенность или характеристику. «Мой Дед», «моя Грымза», «мой Чудак». Эта была «моя Няша», соответственно скандала удалось избежать. И няшей я её прозвала за то, что она соглашалась со всем что ей не предложи. «Оливковый тренд этой осени!» «Да?» — с сомнением уточнит она, а в итоге мы покроем пластины именно оливковым.

В перерыве между записями, я забежала в хозблок пополнить запас расходников. Накидала в пластиковую корзинку масок, перчаток, пилочек и прочей мелочи. Возвращаться предстояло через весь зал, хозблок находился справа от главного входа. Далее шла стойка администратора, за которой, стояла Альбина и расточала улыбки перед посетителем. Я не знаю, как у меня так получилось, вероятно, старалась миновать их краешком, незамеченной, а получилось с точностью до наоборот. Я умудрилась задеть стойку, на которой висела одна единственная куртка (в свою защиту сразу оговорюсь: куртка из плотной кожи, ещё утеплена, оказалась довольно-таки тяжелой, то есть, создавала не хилый противовес на одну сторону). В общем, стойка покачнулась и начала заваливаться в бок, а из-за наличия корзинки в руке, я среагировала с опозданием, да и в целом неловко. Поймала её даже не моя рука, а плечо посетителя, я уже позже схватилась. В лучшем случае, одновременно.

— Твою мать! — рявкнул он, поджав плечо, и матюкнулся.

— Держу, держу! — затараторила я, предлагая ему шагнуть в сторону.

Но мне мужчина не доверял, схватился за неё сам и повернулся, отталкивая её от себя. Теперь вместе со стойкой качнулась и я, а корзина выскочила из моих рук. Я попыталась жонглировать ей, чтобы удержать, но в итоге она полетела вниз и, ударившись об посетительскую коленку, отскочила в сторону. Содержимое рассыпалось ему под ноги. «Мама дорогая!.. — успела подумать я. — Теперь скандала точно не избежать!» Потому что перед мной стоял никто иной, как Нинкин «мой Банкомат». Непомерно щедрым чаевым, которые ей оставлялись всякий раз, он и обязан своему прозвищу.

— Под ноги смотреть пробовала?! — заорал он. Крепче стиснул злосчастную вешалку и пиная упаковки с расходниками поставил её на место. Я прошептала «извините» и присела собирать рассыпанное, а он повернулся и, потирая ушибленное плечо, смачно добавил: — Овца криворукая!

Так меня ещё ни один мужчина не звал. Обиды множились в геометрической прогрессии, я не выдержала и сорвалась. То есть, заревела. Нахамить в ответ я не могла. Во-первых, он вон какой большой и сильный, во-вторых, и главных, он наш клиент. А клиентам хамить нельзя, мы дорожим своей репутацией.

Он растерялся. Впрочем, его уже «окучивала» Альбина, вилась вокруг, подобострастно извиняясь. Ко мне бросилась Нина, видевшая эту сцену со стороны и вышедшая встречать свой «банкомат». Она рывком подняла меня с колен и увела в подсобку, за что я ей искренне благодарна.