Стальная империя

— Всё! Больше никого не нашёл. Цеха пустые. Станочный парк разграблен.

Сталин выругался, пнул со злости обломок кирпича и, схватив за шиворот мужичка, прошипел с сильным кавказским акцентом:

— Кто таков, что тут делаешь?

Мужичонка икнул, выбросив в сторону Сталина шлейф сивушного перегара, со второго раза собрал в кучку расфокусированное зрение и довольно бодро, хоть и заплетающимся языком, ответил:

— Ларин Илья, уполномоченный завкома железнодорожных мастерских, направлен товарищем Зайцевым для организации товарного обмена…

— Какой Зайцев? Какой обмен? У нас хлеб! Нам нужны паровозы, вагоны! Нужны ремонтники! Где все? Почему мастерские не работают?

Завкомовец ещё раз икнул, опасливо посмотрел на стоящих рядом со Сталиным красноармейцев, но откуда-то изнутри в нем начал подниматься революционный пролетарский протест от такого бесцеремонного отношения.

— А в чём, собственно, дело? Кто вы такие? Что тут раскомандовались?

Шляпников сунул под нос оскорблённому гегемону ленинский мандат и повторил с железом в голосе:

— Где администрация? Почему не работают мастерские? Кто отвечает за ремонт подвижного состава?

— Значит так, товарищи из Петрограда, — мужичок бухнулся на битый кирпич и, перейдя из вертикали в полугоризонталь, почувствовал себя более уверенно, — завком принял решение на этой неделе не работать!..

— Как не работать? Почему? — буквально взорвался Сталин…

— А ты на глотку меня не бери, — совсем освоился в обстановке Ларин, — мы ещё не таких видали! Сейчас не царское время! Трудовой коллектив решил не работать и баста! Раньше нас все эксплуатировали, а теперь мы сами принимаем решения….

Шляпников зло сплюнул вязкую слюну и вопросительно посмотрел на Сталина.

Сталин окаменел. Завкомовец слово в слово повторил его мысли, которыми он успокаивал себя во время поездки по заснеженному полумёртвому Петрограду. “Стало быть, так тоже можно трактовать свободу трудящихся? Вот такое, значит, “светлое будущее”? Ах ты, сын ишака!” И чувствуя, как из груди поднимается в голову горячая волна гнева, Сталин развёл руками и буквально шёпотом произнёс, стараясь не глядеть на икающего гегемона:

— Ну, а что поделаешь, товарищ Шляпников? Если пролетариат решил отдыхать, так тому и быть! Не можем же мы идти против воли трудящихся, не правда ли, товарищ Ларин?

Пьяненький завкомовец послушно начал кивать головой с такой интенсивностью, что казалось, шея не выдержит заданной амплитуды.

— А что, товарищ Ларин, не прогуляться ли нам тут недалеко?

— Куда? — заинтригованно встрепенулся Ларин.

— Да вот, к ближайшей стеночке, где мы шлёпнем тебя и весь твой завком за саботаж и вредительство делу пролетарской революции…

С последними словами красноармейцы синхронно подхватили обмякшего завкомовца, пытавшегося схватить за рукав наркома, но Сталин уже шёл прочь, шепча под нос что-то о сознательных трудящихся, которым надо только отдать заводы, а дальше они уже сами всё правильно отрегулируют и рождение Царства Труда станет просто неизбежным…

Император не заметил, что давно сошел с брусчатки и брёл неприкаянно по покрытому свежей зеленью газону под изумленные взгляды охраны. Виновато улыбнувшись, вернулся на привычную “тропу”. Удивительная штука — человеческая память. Она позволяет забыть, что делал утром, но бережно, в мельчайших деталях хранит всё, что происходило полвека тому назад… “Так, стоп! Хватит копаться в прошлом, оно уже никогда не будет прежним будущим! Надо ещё раз проверить диспозиции в настоящем.”

Со стороны могло казаться, что он мечется, как загнанный волк в клетке, обложенный со всех сторон охотниками и обжигаемый изнутри огнем бунта. А он скрупулезно повторял геополитический сценарий своей самой первой и оглушительной победы — Сталинградской. Единственная разница в том, что нацисты в 1942 рванули на берега Волги по своей воле и при его активном сопротивлении, растянув коммуникации и ударные соединения в виде указательного пальца. Здесь же, умудренный опытом, он сам заманивает врага в медвежий угол, притворяясь слабым, немощным, глупым, да еще дразня сладкой морковкой.

Особенность политиков и спецслужб Российской империи — воспринимать внутренних и внешних врагов, как обособленные, не взаимосвязанные явления. А это совсем не так. Там, где появляется чужой, всегда найдётся предатель. Внешний враг генерирует пятую колонну, внутренний, хочет он этого или нет, работает на него. Эту связующую нить можно проследить по судьбам борцов с режимом, запросто превратившихся из пламенных российских революционеров в законопослушных успешных западных буржуа. Чего стоит хотя бы жизнь одного из главных застрельщиков восстания на “Потемкине” матроса Вани Бешова, оказавшегося вдруг зажиточным владельцем целой сети ресторанов на Туманном Альбионе.(*)

Без внешних побед не будет внутренних. Чтобы что-то изменить внутри России, требуется разгромить врагов и уберечься от "друзей". Любое сражение с внешним агрессором неминуемо превратится в битву с пятой колонной, а попытка задушить пятую колонну гарантированно повлечет внешнюю агрессию. Чтобы побеждать в таких условиях, нужно самому определять место и время драки, а не ждать, когда враг выберет для себя комфортную диспозицию. Зная подлую натуру британцев, воюющих чужими руками, крайне важно было вывести их на первый план. Победа над любой другой державой не приведет к разгрому внутреннего врага и не даст справиться с глубоко закопанным национальным комплексом неполноценности. Важно было заставить британского льва взреветь, чтобы он сам полез в драку. Англосаксы отодвигают союзников в сторону, когда речь идет о крупных барышах… Император создал им эту иллюзию.

Они идут, уверенные в своем численном превосходстве и техническом совершенстве, даже не подозревая, что ни того, ни другого у них уже нет. Осталось убедить в этом Россию.

Отечество начала ХХ века безнадежно больно западничеством. Среди дворян эта болезнь распространилась еще во времена Петра Первого, а клинической она стала с приходом массового образования, поразив всех революционеров. Усугубил течение заболевания серьезнейший комплекс неполноценности, полученный после Крымской войны, обострило катастрофическое индустриальное отставание. Всё, вместе взятое, вылилось в пещерный нигилизм наиболее просвещенных слоёв населения. “Чем хуже — тем лучше!” — этот удивительный лозунг кочевал из студенческих аудиторий в гвардейские казармы, из великосветских салонов в революционную среду. Требуется одновременно выкорчевать крепко сплетенный западный фетишизм с отечественным фатализмом.

Всю сознательную жизнь в сердце императора занозой сидела русско-японская война. Прежде всего потому, что проиграна она была из-за этого разъедающего общество неверия в собственное Отечество и труднообъяснимое презрение к нему. Он долго разбирался сам, заставлял подчиненных искать причины столь позорного поражения и нашел неопровержимые, хоть и косвенные доказательства присутствия этой страшной болезни в штабах армии и флота. Куропаткин и Рожественский не были ни трусами, ни полными идиотами. Но они, как и очень многие в стране, искренне считали, что победа России не нужна, что она только усилит самодержавие и не даст возможность провести демократические реформы западного образца, что поражение в войне — необходимое условие для прогресса и процветания. Дичь! Но так думали многие. Ленинский призыв к поражению правительства в войне родился не на пустом месте. Это была концентрированная точка зрения русской интеллигенции.

С чем-то подобным Сталин потом столкнулся в тридцатые в РККА и осатанел, безжалостно рубя налево-направо, выжигая каленым железом саму мысль о поражении Отечества, как о благе. Жечь надо и сейчас. Но при отсутствии такой мощной и мотивированной службы, какой была НКВД, приходится играть гамбит, жертвуя инициативой, разрешая всяким политическим гешефтмахерам проявить себя, создавая им ощущение собственной безнаказанности. Приходится притворяться настоящим Николаем Вторым, а самому — наблюдать, фиксировать и копить силы, в том числе на невидимом фронте, перепроверяя информацию из различных источников — от лейб-жандармов Трепова, осведомителей Зубатова, разведчиков Лаврова, контрразведчиков Шершова, “инквизиторов” Дзержинского, боевиков Красина, информаторов Гучкова, финансистов Канкрина и прочих незаметных источников, позволяющих верифицировать данные, достаточные для принятия решений. Сейчас все точки над “и” расставлены, капканы сработали, зверь попался в них всеми четырьмя лапами.