Стальная империя

Запрет на ростовщичество и вывоз капитала, государственные инвестиции и монополия на внешнюю торговлю принесла за прошедший год больше денег, чем “пьяные бюджеты” господина Витте. Кстати, надо бы его уже отпустить. Опасности не представляет… Витте отпустить, а в манифесте указать про категорический запрет для государственных служащих иметь зарубежные долги, ценные бумаги, векселя, недвижимость и прочие материальные капиталы…

Император вспомнил, как он сатанел на посту генсека, когда следователи НКВД докладывали о вскрытых тайных счетах, расписках, драгоценностях и акциях “ленинской гвардии”, обнаруженных в ходе расследования весьма плодотворной в финансовом смысле заграничной деятельности Бухарина, Зиновьева, Каменева, Рыкова и прочих “несгибаемых профессиональных революционеров”. Чего стоит один сейф товарища Яши Свердлова с килограммами драгоценностей и заграничными паспортами для всей семьи! Повторения столь вопиющей продажи Родины оптом и в розницу допустить нельзя, поэтому обязательно нужен запрет и сразу же отдельной строкой оговорка, что отмена его, а равно ликвидация государственных монополий, снятие запрета на ростовщичество могут быть осуществлены только всенародным волеизъявлением — референдумом…

Он еще раз взглянул на стопку прошений. Как же хорошо, что он с первых дней своей работы начал перекраивать чиновничий аппарат. В старые меха новое вино лить бесполезно — все благие пожелания так и остались бы на бумаге. А сейчас, когда чиновников на три четверти сменили “птенцы гнезда Вельяминова”, такие указы и меморандумы — новая метла им в руки, чтобы было чем по-новому мести. Сами утвердятся и столыпинскому правительству не дадут забронзоветь…

Тень следующего посетителя легла на стол совершенно неожиданно. “Какие мягкие тут все-таки ковры. Совершенно не слышно шагов,” — успел подумать император…

—Здравия желаю, товарищ генералиссимус, — раздался над ухом тихий вкрадчивый голос.

Хозяин кабинета удивленно вскинул глаза на моложавого военного в тёмно-зеленом кителе пограничной стражи. На его смуглом лице удивительным образом уживались по-детски припухлые губы, точёный нос с еле заметной горбинкой и тяжёлые надбровные дуги, из-под которых смотрели внимательно и неподвижно огромные совиные глаза. Император прищурился, пытаясь сообразить, где он раньше видел это лицо, и какая неправильность его так смутила и заставила вздрогнуть…

— Николай… Виссарионович, позвольте засвидетельствовать моё почтение и высказать искреннюю радость, что на этот раз между нами состоялся не только вербальный, но и визуальный контакт. И всё благодаря Вам… Не признаёте? А Вы ведь после последней нашей встречи так настойчиво пытались угадать по голосу и даже набросать в своём блокноте мой образ.

— Айтон?

— Не совсем. Скорее твоё представление обо мне…

Император осторожно, боясь головокружения, мучающего беспрерывно последнее время, поднялся, вплотную подошел к гостю, глядя в его бездонные глаза, словно в колодец, погладил плотную ткань кителя и вышивку погон, коснулся рукой лица…

— Однако ты совсем не похож на плод моего воображения…

— Всё правильно. Воображение — это те образы, которые ты, фантазируя, перебираешь в голове, как картинки в книге. А то, что видишь сейчас — это жёстко структурированная реальность, продукт однозначной и твёрдо проявленной воли. С фантазиями она имеет такое же сходство, как игрушечная детская деревянная лошадка с настоящим скакуном. Ты — один из немногих, способных так скрупулёзно и доходчиво конструировать действительность, поэтому всё, что вокруг тебя, можно осязать всеми доступными органами чувств…

— Твои ответы, как всегда, порождают еще больше вопросов… Но главный я задам немедленно. Ты что припёрся, страж границы?

Губы Айтона тронула улыбка, выдавая еще больший диссонанс с серьёзным и даже зловещим немигающим взглядом ночного хищника.

— Неправильно поставленный вопрос не даёт возможность дать правильный ответ. У меня нет возможности припереться куда-либо к кому-либо. Приходят ко мне, даже если для этого требуется сделать всего три шага, — почти прошептал Айтон, показав глазами в сторону только что покинутого кресла.

Монарх резко обернулся. За столом, уронив голову на рассыпавшиеся бумаги, застыло тело последнего царя Российской империи.

—Это несправедливо, — просевшим от волнения голосом, произнес император, — я ничего не успел… Я только начал…

— Всё успеть невозможно, — в голосе Айтона проскользнула нотка сочувствия, — ты хотел исправить ошибки — создать условия, исключающие узурпацию власти партийными функционерами, мечтал, чтобы идеология стояла на службе народа, а не наоборот. Ты сделал свой ход, — совиный взгляд “пограничника” перетёк на папку с подписанными манифестами и указами, — дал своим подданным новый инструмент. Формирование управляющих органов по объективным, измеряемым критериям, а не по наследству, рекомендациям товарищей и не по родственной протекции. Это действительно что-то новое. Ты сам не представляешь, какой девятый вал поднял, предложив такой вариант работы социальных лифтов… Твоим апологетам и противникам на десятки, а то и на сотни лет хватит споров — что справедливее при продвижении претендента на командную должность — бездушный механистический подсчет его “добрых дел” или экспертная оценка уважаемых людей.

—Это требуется проверить на практике, настроить, устранить ошибки… Я не могу вот так всё бросить на полпути…

Взгляд Айтона сверкнул в сантиметре от глаза императора.

—Нам обоим хорошо известен тот, кто стремился исправить допущенные ошибки… Его ресурс был еще более ограничен. Фактически, он успел подготовить только 12 учеников, один из которых оказался предателем… Так почему ты требуешь для себя большего?

Почувствовав, что взгляд Айтона будто проходит сквозь него, император инстинктивно обернулся. За спиной стоял складной деревянный иконостас походной церкви Императора Александра I, надо сказать, примечательный. Николай II, осматривая его в 1899 году, «изволил обратить внимание, что некоторые из имеющихся на иконостасе походной церкви надписей на церковно-славянском языке заключают орфографические ошибки». Речь шла об отсутствии титла, ударений, а также ударения, поставленного с наклоном не в ту сторону. Художнику было дано повеление исправить ошибки, на которые с давних пор никто не обращал внимания.(*) Как и когда он попал в Кремль, император не помнил, да это сейчас было не очень важно.

—Твоё сравнение с НИМ меня греет, — повернувшись обратно к собеседнику, тихо произнес монарх.

—Это просто напоминание, что ты, как и другие люди, создан по образу и подобию, со всеми вытекающими, как приятными, так и неприятными последствиями…

Император ещё раз скользнул по иконам, перевел взгляд на бумаги, сплошным покрывалом застилавшие рабочий стол, отвернулся, медленной, шаркающей походкой подошёл к огромной карте, утыканной разноцветными флажками. Погладил рукой плотную шершавую бумагу и тяжело вздохнул…

—Де жа вю. Всё, как в прошлый раз….

— Нет, не всё, — возразил Айтон, — в этот раз ты пытался кардинально изменить жизнь людей, не посылая на эшафот несогласных. Это дорогого стоит. Дороже, чем все твои бюрократические игры. А учитывая предыдущий, достаточно брутальный революционный опыт…

—Это неправда. Слух о моей кровожадности сильно преувеличен. Я всегда уважал чужое мнение и не карал за инакомыслие. А репрессии вообще никакого отношения не имеют к идеологии — это тяжелый выбор между гибелью тысяч ради спасения миллионов…

— Признавая благодатными воды Всемирного потопа и огонь, сошедший на Содом и Гоморру, не смею осуждать.

— То есть ОН не будет гневаться?

— ОН? — губы Айтона опять тронула улыбка. — Позволь объяснить, как это работает. Вселенная для атеистов или Всевышний для верующих откликается на просьбы, сформулированные и оформленные должным образом. Весь вопрос только в желании и вере. Это два обязательных условия реализации задуманного. Два строительных элемента, из которых и состоит каркас мироздания. Люди, созданные по образу и подобию божьему, имеют дар конструировать реальность. Проблема только в умении непротиворечиво структурировать и визуализировать свои желания, проявлять волю в их воплощении. Навык этот не врождённый, а приобретаемый. Для его развития была придумана молитвенная практика, позволяющая сосредоточиться на Главном и отринуть несущественные детали. Но человеческая натура загадочна. Некоторые, молясь по 20 часов в сутки, так и остаются бесплодными, а другие, такие как ты, умудряются собственной волей без всяких молитв, пробуждать жизнь целых вселенных…