Страница 4 из 8
Домой шла злая: придётся самостоятельно разбираться во всём, что сегодня давали на лекциях. Так дело не пойдёт. Мне нужно учиться хорошо, чтобы получать повышенную стипендию. Мысли мои должны быть заняты новыми знаниями, а не проблемами со Звездецкой и воспоминаниями о Терневе. Я твердо решила выкинуть всё это из головы, но, видимо, кто-то там, на небесах, имел другое мнение и спокойной жизни решил мне не давать.
Я уже вышла за ворота универа и шла мимо парковки, когда в сумке зазвонил телефон. Полезла искать — вечно он где-то на дне болтается — и зацепилась каблуком за выбоину в асфальте. Летела носом, предчувствуя разбитые колени, телефон и позорище, тело кололо иголочками от хлынувшего в кровь адреналина… но ничего этого не случилось — сильные руки подхватили, когда поцелуй с асфальтом казался уже неизбежным. Меня прижали к рельефному телу, и раньше, чем хриплый голос пронял до мурашек, я вдохнула аромат мужского парфюма, смешанного с естественным запахом чистого тела — мгновенно закружилась голова и во рту пересохло.
— Ты это специально делаешь? Преследуешь меня? Что тебе нужно, мелкая?
Этот голос я не перепутаю ни с чьим другим. Упёрлась Терневу в грудь, пытаясь оттолкнуть и освободиться, и как только мне это удалось, поняла — каблуку кранты. Чуть не упала от неожиданной потери равновесия, но спаситель опять успел подхватить. Уже становилось крайне неловко.
— Нет, не специально. Прости. Отпусти, я в порядке, — опять попыталась выскользнуть из его рук и ощутила, как тело Тимура, напрягаясь, превратилось в каменную глыбу.
— Пойдём в машину, довезу до дома, — тон тоже не был мягким, но слушаться я не собиралась.
Этого ещё не хватало! Ни за что! Сколько свидетелей уже видели нас, а если я ещё и в машину к нему сяду… Подумать страшно.
— Спасибо, я сама доберусь, — попыталась вежливо отказаться.
— Надоела! — рявкнул Тим и подхватил меня на руки, а я лишь взвизгнула от неожиданности и обвила руками его шею.
Он принёс меня к своей дорогущей тачке, закинул на переднее сиденье и пристегнул ремнём безопасности. Попыталась освободиться, но руки тряслись. Никак не удавалось совладать с замком. Время было упущено, Тим успел обогнуть машину, сесть и заблокировать двери. Я обречённо прикрыла глаза, понимая, что попадос мой нарастает, как катящийся с горы снежный ком. Демонстративно отвернулась и уставилась в окно.
А так хорошо всё начиналось… Выпорхнула из-под тяжёлого маминого крыла, в университет поступила… Из дома я, конечно, уехала не без скандала, но ведь уехала. В нашей семье, как в том статусе — «всё сложно», а я мечтала о полной самостоятельности. Как только мне исполнилось восемнадцать, заявила о своём желании родителям. На дворе март, на носу окончание одиннадцатого класса. Дура, конечно, надо было перед самым отъездом сказать им.
— Не пущу! — кричала мама. — Город — это клоака! Там сплошной разврат! Думаешь, мы зря оттуда уехали?
На самом деле её не интересовало, что я думаю по поводу нашего переезда десятилетней давности — мы перебралась из прекрасного приморского города на ферму. А зря меня не спросили. Я умею и думать, и видеть, и слышать, а ещё могу делать выводы. Мама поймала отца на измене и, не придумав ничего лучшего, заставила продать бизнес, квартиру и переехать в глушь. Родители выкупили фермерское хозяйство, и теперь мы жили замкнуто. Мать держала отца на очень коротком поводке. Мне кажется, она его чем-то шантажировала, а иначе чем объяснить его согласие на это всё? Но главное — почему он до сих пор не сбежал?
Бабушка, папина мама, пыталась остановить беспредел. Умоляла хотя бы ребёнку жизнь не ломать, оставить в городе. Я вполне могла жить с ней, нормально учиться в школе, ходить на танцы и общаться со сверстниками. Всё оказалось бесполезно. Маму как переклинило. В итоге они разругались в пух и прах и так и не помирились до самой бабушкиной смерти: она умерла, когда мне было пятнадцать. На оглашении завещания выяснилось, что квартиру и сбережения бабуля оставила мне. Вот тогда-то в моей жизни и появился свет в конце тоннеля. Я как тот волк — меня сколько угодно можно кормить свежим воздухом и экологически-чистыми продуктами, но я всё равно смотрела в сторону городской «клоаки».
— Ни копейки не получишь! Уедешь — пеняй на себя! У меня больше нет дочери! — стращала мама, но для меня оказалось намного ужаснее остаться на ферме.
«Ничего, работы я не боюсь. Выживу. Тем более бабушка оставила небольшие сбережения», — думала я тогда и с выбранного курса не сворачивала. Бабулины деньги таяли — пришлось потратиться на необходимые для учёбы вещи: ноутбук, канцелярку, книги и одежду…
— Ну, раз ты такая самостоятельная, купишь всё себе сама, — заявила мама, застав меня за сборами, и вытряхнула всё из сумки.
Я пожала плечами. Тут уже ничего не изменить, а месяцы скандалов и давления позади. Чего о них вспоминать? Смирившись с потерей родственных связей, я рванула в новую жизнь. А там… Целый год, даже немного больше, я жила счастливо, пока на втором курсе не засветилась перед Терневым и Ко.
— Ну так что тебе от меня надо, Ромашка? Признавайся, зачем преследуешь меня?
Я вздрогнула. Голос Тимура нарушил ход моих воспоминаний и заставил оторваться от созерцания мелькавших в окне туй. Сказать, что я потеряла дар речи — мало. Преследую? Ромашка? Опять прозвище? Даже не знала, что меня поразило больше в его словах.
У меня никогда не было прозвищ. Я привыкла, что все зовут меня по имени. А тут два за день. Не много ли мне чести? Откуда он вообще знает мою фамилию?
Сначала даже не нашлась что ответить — так резко он выдернул меня из мыслей и ошарашил, а потом пришла в себя. Да мало ли откуда он знает? Стоит ли обращать внимание на хамов, хоть они и такие красивые? Кстати, а почему они всегда такие? Хамство — это следствие красоты, или красота — следствие хамства? Всегда задумывалась, зачем мужчине такие густые, длинные, загнутые вверх чёрные ресницы? У меня, например, рыжеватые, и если не накрашу, их вообще не видно. Прямо как сейчас.
От осознания этого факта почувствовала себя ущербной и разозлилась.
— Мне не в чем признаваться. Останови…те…у любого обувного, я выйду, — новые туфли купить я не смогу, конечно, но на тряпочные тапки уж точно хватит… или на сланцы. Хотя идти зимой в сланцах нелепо даже в нашем южном городе.
— Не чуди, мелкая, — Тернев брезгливо поморщился, будто я блоха, которая умеет говорить.
— Остановите здесь, — я подёргала ручку двери, заметив небольшой обувной, и Тернев внезапно припарковался и разблокировал дверцы. — Спасибо.
Я выскользнула и, стараясь не хромать, пошла в магазин. Это оказался шикарный бутик, тут мне ни тапочки, ни сланцы, ни даже стельки не светят. Я его знала, но никогда не заходила. Зачем? Скорее всего, обувь в нём стоит, как чугунный мост, но проверять свои догадки я и не собиралась. Как только Тернев уехал, свернула от двери и поковыляла к своему дому — отсюда недалеко, идти дворами пять минут.
Глава 3
Тёрн
По ходу, звездень в прошлой жизни была гончей. Нюх у неё точно как у собаки. Мой интерес к Ромашке она учуяла быстрее меня и теперь пыталась закатывать сцены.
Как вспомню явление мелкой в сауну, так вздрогну.
— Заткнулись все! — рявкнул я, когда над Ромашкой сгустились тучи.
Меня сложившаяся ситуация не радовала. Обижать котят, давить цветы, глумиться над слабыми — это точно не моё. И вроде бы все это прекрасно знали… Так какого хера? Неужели забыли, пока я несколько месяцев отсутствовал?
Дал девчонке сбежать, и самому захотелось последовать её примеру.
— Тёрн, да ладно тебе, не ломай кайф, у меня же днюха! — вякнул Дыня и схлопотал по дыне. Бесит.
Все затихли на пару минут, а я пошёл одеваться. Почему-то вечер перестал быть томным. Как говорит моя бабуля.