Новая реальность

Для меня же эти наметки значили лишь то, что Карл серьез решил выдать дочь за Фредерика. Лично я считаю эту партию не слишком разумной, но лишь в разрезе самой принцессы. Все-таки артист Фредерик, если судить по донесениям Бестужева, тот еще. Да и для меня этот вариант просто отвратителен: тандем Австрия-Великобритания доставил в другой, известной мне истории, так много геморроя, что и не вышепчешь. Но этот тандем вредит прежде всего Франции, да и Пруссии, чего уж там. Поэтому Франция хочет вернуть в Польше трон Лещинскому и породниться так срочно с такой темной лошадкой, как я, дабы получить поддержку в случае чего.

Могу ли я как-то использовать эти письма? Пока не знаю. Но графиня не простой финтифлюшкой оказалась, и подозрения Румянцева в том, что она причастна к шпионажу, только что нашли свои подтверждения.

Так, вроде бы вот эта дверь — вход в комнату Шереметьева. Толкнув дверь, и убедившись, что она закрыта, я несколько раз стукнул в нее. Открылась дверь не сразу. Заспанный денщик Петькин высунул недовольную рожу, но, увидев меня, тут же распахнул ее передо мной, давая беспрепятственно пройти.

Петька не спал. Он сидел в кресле и с мрачным видом смотрел в окно.

— Ну, и что случилось? — я сел в другое кресло, глядя на друга, который щелкал пальцами, и сжимал зубы так, что я даже слышал, как они скрипят.

— А у тебя тоже ничего не получилось, государь? — он с такой яростью посмотрел на меня, что я невольно отшатнулся.

— Что? Я не понимаю тебя, — я даже опустил то, что Петька чуть ли не орал на меня, превратившись в слух.

— Вот и я не понимаю, — он вздохнул, и протер лицо руками. — Ты со своим дурацким указом, за неисполнение оного меня однажды едва не выпороли эти михайловские мордовороты, играете со мной сейчас злую шутку.

— Какую? — я честно пытался понять после изрядного излияния посреди ночи в чем я виноват перед Шереметьевым и при чем здесь мой указ.

— Знаешь, Петр Алексеевич, какой сейчас самый модный запах в салонах Москвы и на ассамблеях? — я покачал головой. Откуда? Я был занят так, что спал урывками. Это вот Петька может по ассамблеям шляться, а я старался все успеть закончить перед поездкой из насущных проблем.

— Фиалка. Едва заметный, летучий как летний ветерок. Этот запах мыло издает, которое специально для дам сделал Эйлер, подавшись их стенаниям и ненадолго оторвавшись от того спора, который ты с учеными мужами затеял.

— А что, Эйлер тоже решил поучаствовать? — я хмыкнул.

— А то, в Академии наук вообще, похоже, только Шумахер остался кунцкамеру сторожить. Ты, Петр Алексеевич, давно-то мастерскую, что при мануфактуре поставить велел, навещал?

— Давно, — я вздохнул. — Времени у меня на все не хватает. Я Сенат-то пинками собрал, прямо перед отъездом. Распущу я этих дармоедов, вот помяни мое слово. Создам вместо коллегий, ну, например, Министерства, наделю министров полномочиями в их сфере деятельности и буду каждое утро кабинет собирать, да возникшие вопросы в рабочем порядке решать, ну и отчеты по проделанной работе принимать. Так оно, похоже, лучше будет и эффективней.

— А и создай, — махнул рукой Петька. — А то я во всех этих коллегиях до сих пор путаюсь. А так, будет Министерство дорог — коротко и понятно, чем они там занимаются. Или Министерство общевойсковое. Тоже все понятно, и не ломаешь голову с кого спросить, ежели портянками не все войска обеспечены в полном объеме. А внутри себя, они пущай как хотят делятся, как им угодно. Количество только ограничь различных кабинетов, и то дело будет. А вот мастерская или лаборатория, или что ты там создать хотел, тепереча занимает целое подворье. И мануфактура разрослась так, что и вслух подумать страшно. Они же два соседних дома с подворьями выкупили, да забором обнесли. А еще у Радищева дворника вытребовали и кобелей держат злющих, говорят, чтоб иноземцы чего не сперли, а то уже вертятся вокруг аки вороны над кладбищем.

— Министерство путей и сообщений, — пробормотал я, разглядывая Петьку, словно только что впервые увидел. — Целого Министерства на одни дороги — жирно слишком будет. Я тут вообще все пытаюсь в голове держать, так что… Надо же, как я от жизни-то отстал. Ну а как мужи ученые поживают, есть ли у них успехи? — вообще я надеялся, что успехи будут, иначе, зачем все вообще начинать?

— С движителем паровым, пока на месте топчутся, зато какой-то пресс сделали, сейчас испытывают, да какой-то ток получили, дюже Бернулли матерился, когда руку, зашибленную этим самым током, потирал. — Прекрасные новости, просто прекрасные. А как по-другому, если все предпосылки уже были, только руку протяни и сорви. А тут крупнейшие умы вместе собрались, конечно, по дороге к достижению основной цели они кучу всего полезного изобретут, просто походя. Ну да экспериментальные лаборатории для того и создавались в мое время.

— Еще Эйлер с Бернулли полаялся, в чем-то не сошлись они, и сказал, что быстрее шар огромный, способный тяжести тягать в небо запустит, чем у Бернулли его расчет сойдется, потому как тот совсем убогий и не слушает хороших советов. И ведь пошел шар лепить. У цинцев весь шелк скупил, коей те на взятки привезли, да невостребованным оказался.

— Ну раз ты ученых наших мужей курировать взялся, то тебя и назначу ответственным куратором. Они люди увлекающиеся дюже, за ними контроль должен быть, особливо за финансами. — Если Эйлеру, закусившемуся с Бернулли, удастся реализовать воздушный шар… Перспектива очень недурная вырисовывается.

— Э-э-э… — только и сумел выдавить из себя Петька. А как ты хотел? Инициатива наказуема и беспощадна.

— А что у тебя не вышло-то? — я посмотрел с любопытством как на Петькином лице заиграли желваки.

— Да перед дамой едва не опозорился, — Петька снова протер руками лицо. — Уже привык, понимаешь, когда от девицы тонкий запах фиалок на ветру идет. А тут, как до дела дошло, как я ощутил эту жуткую смесь потов да духов восточных, так меня на фрейлину эту едва ли не вырвало. Хорошо еще, что Васька рядом был, быстро сориентировался да увел меня, якобы по делам неотложным. Это просто чудо, что я в коридорах начал активность проявлять, да и дамочка ох и горяча, но вот такой конфуз… И что делать, Петр Алексеевич?

— До дому терпеть, Петька, — я хмыкнул и ничего не добавил. Ну а что тут можно добавить, ежели со мной почти тот же конфуз едва не случился. Не такого я эффекта от своего указа ждал, ну что теперь поделать, коль так получилось?

— Я вот все думаю, как ты Волынского сумел убедить коней великих статей для всех конных сопровождающих выделить? — Петька не выдержал и расхохотался, а потом резко сменил тему. — Я думал, что его удар хватит, когда ты приказ выкатил.

— Да пришлось, — я протер шею. — Во-первых, это ваше вознаграждение за миссию, ну, а, во-вторых, я не мог Цезаря дома оставить, а он слишком на фоне ваших кляч выделялся. Ну и иноземцам надо же пыль в глаза пустить, а хорошие кони — это всегда хорошие кони. У Волынского же кони такие, что и дарить королям не стыдно. Пришлось, правда, раскошелиться и отдать ему полностью конюший приказ, да указ о создание завода на его конюшнях выпустить, с половинным содержанием за счет казны. Зато он мне пообещал драгун полностью обеспечить, и тяжеловозов для артиллеристов улучшить.

— М-да, щедр ты, государь, без меры, кони на которых едем — вознаграждение за посольство свадебное, — Петька снова хохотнул. Я же насупился. Да я не слишком уж балую своих ближников, и не собираюсь этого делать, но мне пока на идейных везет. Хотя систему наград надо все-таки придумать, а то, нехорошо как-то получается.

— Этих коней можно на племя пустить и неплохие заводы организовать, а ты говоришь, что не щедр я с вами, и, вообще, а как же чувство гордости за хорошо проделанную работу? — теперь мы прыснули вместе. — Ты нашел газетные листы?

— Вот, в общем-то, ничего особенного, как поручил ты Репнину за Юдиным глаз да глаз держать, вроде срамоту больше про тебя не пишет. И вообще, штиль сдержаннее стал, это точно. Про переводчиков узнать не получилось, а перепечатывают листы, не поверишь, Петр Алексеевич, в Пруссии. Туда доставляют почтовыми курьерами Юдинские поделки, и уже оттуда на разных языках оне разлетаются по всей Европе. Да еще и с добавками про своих.