Страница 20 из 51
Медленно отложив газету, я подобрал челюсть и медленно сосчитал до десяти, чтобы не приказать прямо сейчас удушить этого монстра пера. Потому что статья получилась очень убедительной. Я даже сам на мгновение поверил, что все мои, хм, мужские силы только из-за того, что я картошечкой балуюсь.
— А это правда, что из-за картохи у тебя, государь, Петр Алексеевич, ну, это самое? — слегка покраснев, спросил Митька. Митька, который знает, сколько раз я в туалет хожу!
Я очень прямо подошел к двери. Мне вот прямо сейчас нужно прогуляться, чтобы никого не убить. Я уже открыл дверь, когда Митька задал свой вопрос. С красным от злости лицом я повернулся к нему и прорычал.
— Ну а ты, как думаешь? Конечно, правда. В картохе же крахмалу столько, что, когда ее жрешь, то жабо само как надо встает, даже крахмалить отдельно не нужно, и все остальное тоже… встает.
После чего я вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Вот черти, аж аппетит пропал. Повернувшись, я поймал задумчивый взгляд дежурного гвардейца. Вот же, мать вашу, и Юрьев день.
Выйдя в парк, я немного постоял, вдыхая морозный воздух, который, казалось оседал в легких, оставляя легкую боль и одновременно ощущение свежести. Задрав голову посмотрел на небо: чистое и уже звездное, хотя луна еще не взошла. Нашел Большую медведицу и с полминуты смотрел на Алиот, который словно подмигивал мне с небес. Почувствовав, что начинаю замерзать, сунул руки в карманы камзола, что было не легким делом, и направился к входу во дворец. На моем пути располагалась казарма императорской гвардии. Уж не знаю зачем меня туда понесло, но зачем-то понесло. Войдя внутрь, я обнаружил, что она практически пуста. Видимо, все гвардейцы несли службу, лишь один молодой парень сидел за столом и вертел в руках свою фузею. Мне стало интересно, что же он делает. Подойдя поближе, я понял, что ошибся. Это была не фузея. Почувствовав легкое головокружение, я тихо спросил.
— Что это? — парень аж подпрыгнул. Повернувшись ко мне, он вытянулся, и попытался весьма неловко закрыть своей широкой спиной стол, на котором лежало оружие. Я, обошел его по кругу и поднял то, что я принял за фузею. Повернув оружие так, чтобы видеть механизм, я повторил вопрос. — Что это? Ты что же, гвардеец, оружие решил испортить?
— Никак нет, государь, Петр Алексеевич, — в голосе звучала легкая паника, но он быстро с ней справился. Вместо паники в глазах зажегся интерес исследователя. — Я придумки разные делаю, чтобы лучше стало работать. Вот, придумал, что было бы хорошо, если не ударно-кремневый замок будет, а вот такой. Вот этот молоточек ударял бы по… чему-то, что будет на этом патрубке, чтобы тот посылал искру по трубке, поджигал порох и выталкивал пулю.
— И в чем проблема? — я осторожно положил на стол самое первое ружье с капсюльным замком. Идея, которая так и не была реализована в известной мне истории.
— Я не знаю такой штуковины, которая при ударе бы малюсенький взрыв давала, — честно признался парень. — Вот ежели знал бы… Я тут все хочу так сделать, чтобы через казенную часть заряжать. А чтобы не надкусывать патрон, можно было бы ту штуковину прямо на патрон цеплять. Тогда молоток пришлось бы переделывать, но, это не беда, придумал бы что-нибудь.
— А ежели я дам тебе вещество, которое при ударе взрывается, ты доведешь ее до ума? — я смотрел исподлобья, стараясь не спугнуть удачу.
— Ну да, чего там доводить-то осталось? Ну может с длиной трубки повозиться придется, — парень несмело улыбнулся.
— Замечательно, — я развернулся к выходу. Нужно срочно пройти в мастерскую, которая превращалась постепенно в мастерскую и частично лабораторию, и начать «изобретать» гремучую ртуть. Уже у двери я посмотрел на гвардейца. — Звать-то тебя как?
— Калашников Степан Юрьевич.
— Ну ни хрена себе, — я едва не заржал, но вовремя остановился. Это гены таким удивительным образом сработали, или что-то другое, и они просто однофамильцы? — Я попробую у цинцев что-нибудь добыть, они же славятся своими фейерверками, может и вещество, о котором ты говоришь, найдется, — и я вышел, очень аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава 9
Я сидел в тронной зале Кремлевского дворца, разодетый, как на собственные поминки, в короне и со всеми полагающимися атрибутами власти, такими как держава и орден Андрея Первозванного на груди. Зала была небольшая, как и всякие другие помещения старого Кремля, нагоняющего на меня зевоту и ощущение того, что я провалился еще глубже по времени, и теперь совершенно не понимал, что же мне делать.
Рядом с моим троном стояли Ушаков, буквально только что прибывший, которого повернули взад во время его поездки в Петербург, Кер, Шереметьев и Репнин, при этом Кер находился по правую руку от меня, потому что именно ему предстояло быть на церемонии «котоу» моими устами и руками, ведь император по мнению китайцев, а теперь и маньчжуров, не должен снисходить до какого-то там посла.
Двери распахнулись и в зал вполз, в прямом смысле этого слова, посол Тоси. Переползя порог, он встал на колени и поклонился девять раз в залу, затем пополз дальше и остановился уже недалеко от трона, снова встав на колени.
Я отстраненно наблюдал за проползанием Тоси по довольно-таки большой зале, раздумывая над тем, сумеем ли мы договориться хоть о чем-нибудь, и что именно Россия может потребовать от маньчжурского богдыхана, точнее, чем именно сможет пожертвовать Айсиньгьоро Иньчжэ́нь, чтобы, как можно быстрее завершить изматывающую цинцев войну с джунгарами, и заняться уже наведением порядка в собственной стране. Джунгары — это была головная боль не только цинцев, мы тоже сколько раз уже отбивали, а то и не могли отбить их дикие набеги. Богдыхану же и кроме джунгар было, чем заняться, потому что его верные маньчжуры морально разлагались, не желая заниматься ничем, кроме, ставших привычными для них завоеваний, и это, если не брать продолжение прополки собственной родни и китайской аристократии, которая все еще не смирилась с его главенством.
На том, чтобы встретить Тоси по всем правилам «котоу» настоял Кер, и я, подумав над этой проблемой в течение двух дней и взвесив все «за» и «против», согласился, хотя остальные мои приближенные предлагали совсем иной подход, включающий пальбу из пушек и даже проведение шикарнейшей ассамблеи с обязательными здравницами, массовой попойкой и танцами. Я где-то был даже с ними согласен, но в принятие окончательного решения все-таки решил довериться здравому смыслу, и принять посольство так, как это принято у них на родине, дабы сохранить лицо и иметь возможность говорить с цинцами, не опасаясь их насмешек за моей спиной.
Ползать перед императором для китайцев не было зазорным, и Тоси вовсе не был оскорблен, наоборот, в быстром взгляде, брошенном на меня, я успел заметить зарождающееся уважение. А ведь сколько миссий и не только Российских провалилось из-за гонора послов и нежелания выдерживать кажущиеся им унизительные процедуры. При этом национальные обычаи тех стран, куда их послали многими просто не воспринимались всерьез. А зря, потому что у меня сейчас появился уникальный шанс первым о чем-то договориться с закрытым и не пускающим на свою территорию чужеземцев Китаем, потому что, если будет нужно, я Митьку отправлю послом, которому «котоу» выполнить будет легче, учитывая его происхождение, нежели какому-нибудь боярскому сыночку, и в итоге это к чему-нибудь, но обязательно приведет.
Бакунина сейчас рядом не было, он в это время обхаживал калмыков, намекая на то, что император приготовил для них сюрприз, и что, вполне возможно, места по итогу хватит для обоих претендентов на роль хана.
Тоси между тем встал на колени и отвесил еще три поклона уже лично мне. Я в это время сидел с каменным выражением на лице, глядя как бы сквозь него. Этому трюку меня научили еще в будущем, которого, вероятно уже не будет: нужно смотреть собеседнику куда-нибудь в район переносицы, и тогда создается ощущение, что вроде бы смотришь в глаза, но с взглядом не встречаешься.