Страница 4 из 18
***
2 августа, в вечерний час руководство направленной на Алеутские острова экспедиции: губернатор Петелин, капитан клипера «Стремительный» и полуполковник казак со старообрядческой, окладистой бородой и недобрым взглядом цыганских глаз: Василий Кошелев, ужинали. Еда в глиняных тарелках на деревянном столе самая простая, почти такая же как у простых матросов и будущих колонистов. В жаркой, словно баня, богато отделанной ореховым деревом кают-компании не верилось, что на палубе меньше десяти градусов тепла и ветер, пронизывающий насквозь даже сквозь плотную парусиновую куртку и одетый под него свитер толстой, домашней вязки. Что поделаешь… север, вот и климат субарктический даже летом.
Пронзительный звонок телефона заставил Петелина вздрогнуть и бросить взволнованный взгляд на капитана, долгое путешествие и однообразие пейзажа за бортом успело надоесть хуже горькой редьки:
– Неужели дошли?
– Сейчас узнаем, – старательно сдерживая азартный блеск глаз ответил капитан: Иван Петрович. Сняв трубку, заговорил с вахтенным офицером.
Александр повернул голову и вгляделся в квадратное окошечко в стене, почти не слушая разговор. Море медленно падало вниз, в пучину, потом бирюзовые со снежными барашками волны шипя, поднимались к серому небу и, вновь с тяжелым плеском рушились. Скрипели перегородки, заваливался низенький потолок.
– Ну что господа-товарищи! – положив трубку, капитан сверкнул глазами и азартно потер мозолистые руки, – поздравляю вас, дошли! Марсовой видит берег!
Петелин сорвался с места. Скинув с вешалки и, на ходу накинув на плечи куртку, застегнул пуговицы. Позади по узким корабельным переходам топали сапогами сотрапезники. Море встретило свистом свежего ветра в лицо, плеском волн в борт и запахом неспелой дыни с рыбой. День стекал к исходу. В бирюзовых волнах отражался покрасневший диск солнца, почти касаясь океана. За кормой белели паруса второго корабля экспедиции: барка «Труженик». Разорванные облака стремительно неслись в вышине. Прилетели чайки, с криками закружились над высокими мачтами, падая до самой палубы. Птицы – верный признак: земля поблизости.
Твердо ступая по доскам палубы Петелин подошел к леерам, бинокль приблизил далекую тучу на горизонте. Рывком придвинулись высокие заснеженные горы, упирающиеся в хмурое небо, за каменистым побережьем покрытые зеленью лугов склоны.
– Что это? – не опуская бинокль бросил в сторону капитана Петелин.
– По расчетам штурмана это остров Атту.
– Это хорошо, здесь прошлым летом поставили факторию купцы из Петропавловска-Камчатского. Успеем высадиться до ночи? Здесь есть прекрасная бухта!
– Нет, опасно, – ответил капитан, отчего Петелин опустил бинокль и наклонился к собеседнику, – Почему?
– Буря идет, – кивнул в сторону юго-запада рукой капитан, – да и воды незнакомые, опасно, ночью можно напороться на камни.
Петелин повернулся, корабли настигало, быстро приближаясь, серое облако.
По судам боцмана засвистали аврал – все наверх! Крепили паруса к реям, убирали на носу и на корме.
Туча закрыла полнеба, стремительно и грозно потемнело, словно уже началась ночь. Ветер налетел всею силой: рвал снасти, со скрипом гнул мачты, белоснежными птицами полетели сорванные с вантов забытые подштанники. Тревожно засвистало в снастях, защелкали вымпелы. Судорожно цеплялись за канаты и ванты матросы на реях. Пенные волны с силой забили о деревянные борта, море из бирюзового стало серым, холодным. Перекрикивая вой нарастающей бури, топали ногами капитаны, матерно «ободряли» подчиненных боцмана.
Ночь прошла тяжело, беззвездное небо в клочья рвали вспышки яростных молний, падавших кругом корабля в гребни волн, грохот грома заглушал вой ветра и жалобный скрип мачт. Петелин, в парусиновой куртке с надвинутым капюшоном, вцепляясь в поручни, стоял на то вздымающейся, то падающей корме. Словно рыба, выкинутая на сушу, оглушенный, ослепленный. В четыре утра следующего дня ушел в свою каюту хоть немного вздремнуть. Предавшись воле Божьей, лежал возле тонкой деревянной стены, в которую всю ночь громко дубасили волны. Под утро буря утихла, хотя небо все еще хмурилось, а седые, стремительно бегущие к берегу волны ощутимо качали судно, он задремал, пока его не разбудил бой корабельного колокола.
К берегам острова эскадра приблизилась, когда над деревянной, переполненной свободными матросами и поселенцами палубой один за другим пронеслись три коротких удара в судовой колокол (полдень). Едва горы, сверкающие в утренних лучах вечными снегами и зеленью лугов побережья, стали хорошо видны невооруженным взглядом, навстречу выплыла флотилия долбленных однодеревок с вооруженными туземцами в плетеных из коры шляпах. Не смея близко приближаться к белопарусным гигантам, каждый в сотни раз больше их примитивных лодок, остановились в некотором отдалении и начали угрожающе кричать и замахиваться в сторону русских короткими оперенными дротиками, всячески демонстрируя что запрещают приближаться к берегу. Сброшенные с кораблей якоря вспенили воду, в сонме пузырьков воздуха ушли на дно. Знатоков алеутского языка среди экипажей и колонистов не было, но в Петропавловске-Камчатском взяли на борт нескольких камчадалов, ранее плававших на русских судах к берегам алеутских островов, они и попытались объясниться с местными жителями с помощью жестов и тех немногих слов туземцев, которые знали. Постепенно выяснилась причина агрессивности аборигенов. Она оказалась банальной и вечной: бабы. Должно быть не выдержав воздержания, устроившиеся на зимовку артельщики обошлись самым хамским образом с несколькими алеутками а если говорить точнее – изнасиловали, чем нарушили предписание камчатских властей: «Никаких обид, утеснений и озлоблений не чинить, съестных и харчевых припасов или чего самовольно грабежом и разбоем не брать и не отнимать, ссор и драк от себя не чинить и тем в сумление тамошних народов не производить под наижесточайшим штрафом и телесным наказанием». Реакция алеутов, в общем то довольно мирного народа, была вполне предсказуемой, на следующую ночь они напали на факторию, нескольких человек убили и сожгли, что смогли. Разозленные артельщики в ответ казнили семерых взятых ранее заложников. Тогда алеуты атаковали новый лагерь уже большим отрядом, разыгрался настоящий бой. С большим трудом и с применением огнестрельного оружия удалось отбиться, но стало ясно, что удержаться на острове не получится. Артель вернулась в Петропавловск-Камчатский с неполным составом и с трюмами едва на четверть заполненными шкурами каланов. К чести артельщиков, не замешанных в непотребствах, необходимо сказать, что по прибытии на Камчатку они подали жалобу на остальных за их бесчинства над алеутами.
С продовольствием и с самым главным: питьевой водой на кораблях экспедиции было неплохо: холодильники ломились от замороженных запасов продуктов, кладовые от круп, макаронных изделий, муки и консервов, а запасов питьевой воды хватало на две недели пути. К тому-же главный мотив, узнать, как дела в фактории, исчез, поэтому на военном совете единогласно проголосовали, на остров не ходить. Время лечит, а торговля и ласковое обращение поможет залечить душевные раны туземцев от действий камчадалов. Решили идти, как и первоначально намеривались, к Кадьяку. Словно истосковавшийся по воле и расправившие крылья птицы, корабли помчались с попутным ветром на восток. Через четверо суток, прошедших без всяких приключений, на горизонте возникла цель экспедиции: заросшие зеленью, упирающиеся в нависшие над землей тучи горы острова Кадьяк. Долгий путь от Владивостока успешно подошел к концу.
Корабли экспедиции подошли к берегу на юго-западе острова, в ста метрах дальше белопенные волны безостановочно штурмовали безлюдный галечный пляж. Подойти ближе не позволяли глубины. Небольшой залив, прикрытый от ветров с юга островом Ниэр, показался Алексею удачным местом для строительства первой русской крепости и гавани в Америке. Один за другим белоснежные громады парусов опустились, с победным плеском разбрызгивая соленые капли воды в море вонзились якоря, а еще через десяток минут первые лодки с вооруженными солдатами в мастерградской броне поплыли к берегу. Дальше местность круто шла вверх – начинался поросший скупыми субарктическими лугами из злаков и разнотравья склон господствующий над окружающей местностью горы. За несколько метров до земли пассажиры лодок чуть не попадали от сильного толчка – днище задело за каменистое дно. Разбрызгивая воду, солдаты посыпались в кипящий прибой, несколько шагов, черт, зачерпнули в сапоги! С матом первыми выбрались на галечный пляж американского берега. Распоряжался подтянутый сержант небольшого роста с раскосыми глазами, которого друзья в неслужебное время звали просто: Алексей. Два отделения он направил занять позиции у подножия горы вокруг пляжа. Три автоматчика в сопровождении отделения с винтовками и радиста отправились на вершину горы. Там планировалось создать укрепленный наблюдательный пункт, с которого можно контролировать окрестности. Приданный усиленному отделению тепловизор, из времен до Переноса, гарантировал, что никто даже ночью не подберется незамеченным.