Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 10

Разносят бутерброды. Когда тележка уже проехала мимо, просыпается борец. Он видит, как я жую бутерброд, – на его лице читается обеспокоенность. Он жмёт на кнопку вызова стюардессы. Сосед сзади просит ручку. Я уже убрал её. Сидится очень тесно, поэтому я говорю, что достану после того, как доем. Он как будто недоволен. Доедаю и достаю для него ручку. К тому времени, как он справляется, анкетой начинает интересоваться борец. Я даю ручку ему, подсказываю, как заполнить. В графе «имя» он пишет: «Игорь». Когда он заканчивает, стюардесса провозит мимо нас тележку с продуктами. Игорь поднимает палец и получает свои бутерброды. Девушка спереди спрашивает через щель между сидениями:

– У вас не найдётся ручки?

Достаю две:

– Какой цвет вы предпочитаете, синий или чёрный?

– Не принципиально.

– Тогда берите любую.

Она выбирает синий.

Когда самолёт приземляется в Минске, я вдруг понимаю, что не могу вспомнить фамилию президента Белоруссии, хотя она всё время на слуху. Хожу по аэропорту и перебираю в голове разные варианты с окончанием на «-енко», вспоминаю его лицо: гневливый взгляд, острые усики, седые волосы высоко на макушке, зачёсаны набок. «Я пью чай с малиновым вареньем». Ничего не получается. Провал в памяти. Стоя перед лавкой часовщика и глядя на белорусские часы марки «Луч», наконец вспоминаю: «Лукашенко». Я надеялся на окончание, а помогли две первые буквы. «Сардэчна запрашаем у Беларусь»[6].

В зоне ожидания заказываю чай в кафе. А. С. садится со мной за столик и читает газету. Я открываю «Метафизику». Читаю главы шестую, седьмую и восьмую.

Бестелесное существует. Как радостно и хорошо от этой мысли. Как легко на душе от простоты и ясности этих древних слов. И совсем не хочется срываться на все последующие вопросы: а что значит существовать? и если оно существует, то каким образом? а может, следует говорить не существует, а сутствует, пребывает, бытийствует, сущностится, или ещё как-то, чтобы было точнее и понятнее, или хотя бы позаковыристее? «От природы не свойственно смешиваться чему попало с чем попало». Потихоньку достаю из рюкзака и ем ореховую смесь «Красная цена».

Летим в Нур-Султан. Слева маленький мальчик, справа – снова крупный суровый сосед. В кожаной куртке и вязаной шапке. Смуглое лицо, густые чёрные брови. На заставке его телефона торжественный рисунок белым по чёрному: волевой мужчина кавказской национальности восседает на красивом стуле, под ним надписи на незнакомом языке, похожи на лозунги. Сосед вставляет наушники и смотрит ролик: старик в белом халате и с длинной седой бородой экстатически танцует на ковре под звуки народных инструментов.

Спереди парень и девушка громко разговаривают по-английски и смеются. Парень похож на итальянца. Улавливаю отдельные фразы. Пустой, беззаботный разговор молодых людей. Как будто просто наслаждаются тем, что можно поговорить на английском. В этом ведь уже есть флирт: «Мы нашли общий язык». Немного ревную, хочу тоже что-то сказать, блеснуть знаниями. Думаю: «Это она ему угождает».

Нам раздают анкеты и просят заполнить. Власти ведут борьбу с эпидемией: нужно подтвердить сдачу анализов, указать направление следования и место проживания. Сосед спрашивает, нужно ли ему заполнять. Говорю, что сам не знаю. Мы сидим. В следующем ряду за мной А. С. Я вижу, что он заполняет анкету, и прошу дать мне ручку, когда он закончит. Заполняю свою. Показываю ручку соседу и рекомендую сделать то же самое. Он сомневается, но потом просит меня заполнить за него – он не умеет писать. Я записываю с его слов. Исмаил Гулиев, 1986 год. Гражданин Азербайджана. Место работы: «Штукатурка».

Нам раздают бутерброды, запакованные в пластиковые пакеты. Исмаил быстро открыл свой и видит, что я плохо справляюсь.

– Держи! – подаёт мне свою упаковку. – Я открою.

После еды я обращаюсь к нему с вопросом:

– Исмаил! Вы смотрели ролик про старика, который танцевал. Кто это?

– Я не знаю. Мне просто прислали.

– Может быть, это суфий? Где он танцует? Может, это Мекка или Медина?

– Нет! В Мекке танцевать нельзя. Тех, кто танцует, там убить могут! Танцы запрещены.

В середине полёта Исмаил начинает суетиться. Рыщет кругом, смотрит на меня:

– …Кепк?

– Шапка?

– Да!

– Должна быть где-то здесь. Не могла же она улететь.

Исмаил начинает шарить руками под сиденьем, поднимает кресло, заглядывает под сиденье следующего ряда. Шапки нигде нет. Он что-то выкрикивает на азербайджанском своим товарищам, которые сидят через несколько рядов от нас. По тону чувствуется, что они не знают, как ему помочь. Я встаю, выхожу в проход, встаю на колени и заглядываю под сиденья. Шапка там: под его местом, прижалась к борту. Исмаил радуется находке и благодарит меня.

Из динамиков в потолке салона раздаётся мужской голос:





– Мы прибыли в Нур-Султан. Температура воздуха на улице – минус двадцать четыре градуса.

Мы приземляемся и начинаем готовиться к выходу. Сосед парочки спереди, вставая со своего места, решает показать, что он тоже знал английский язык, и даёт им напутствие:

– Have a nice journey and stay warm![7]

Девушка ему:

– Вы нас извините, если что.

Проходим эпидемиологический и пограничный контроль, берём такси и мчимся на железнодорожный вокзал. А. С. и водитель Ерлан:

– У вас тут монорельс строился. Не закончили ещё?

– Нет, фирма ушла.

– Как ушла?

– Так. Деньги съела и ушла.

Вокзал Нур-Султана находится на улице Гёте. Брожу по вокзалу. Думаю выпить чаю где-нибудь. Открываю дверь под надписью «Кафе». Внутри почти темно. Заспанная тётка поднимает голову со стола, чуть поодаль таким же способом спит ещё человек. Решаю не мешать. Хожу по вокзалу и ищу туалет, чтобы умыться. Туалет в подвале. Я вижу надпись, что туалет платный, и не хочу идти, но замечаю, что бабушка-контролёр положила голову на конторку и спит. Я прохожу мимо неё, умываюсь и незамеченным выхожу обратно.

Погрузились в поезд. Я напился горячей воды и лёг. Из-под старой оконной рамы сочится ледяной воздух. Чтобы ночью не застудить голову, А. С. надевает шерстяную шапку.

Раннее утро. С вокзала взяли такси до Темиртау. Начинаем входить в обстоятельства:

– Сколько градусов на улице? Минус двадцать три?

Водитель Сагындык:

– Нет. Пятнашка, наверное.

– Зимой должно быть холодно.

– Конечно! Нам двадцать три вполне по карману. Это южане начинают жаловаться…

Мы сняли квартиру на проспекте Металлургов. Этот проспект начинается на площади Металлургов, а на ней – Музей первого президента Республики Казахстан. Некий аналог нашего Ельцин-центра. Хотя их музей появился раньше. И не работал Борис Николаевич на комбинате, хотя загребал жар по-своему. Перед музеем стоит памятник двум металлургам. Местные утверждают, что один из них походит на Назарбаева. Пусть так, ведь летописцы сообщают, что лики святых на некоторых церковных росписях иногда подозрительно походили на тех, кто давал из своего кармана деньги на строительство храма.

На лестничной площадке нашего дома ни одна из квартир не имеет номера. Местное суеверие или борьба со шпионажем. Я нашёл в шкафу гладильную доску и сделал из неё рабочий стол – поставил компьютер и настольную лампу, которая стояла на тумбочке, достал книгу, блокнот, очки. Сварили кофе в ковшике. Вспоминаем квартиру, в которой мы с А. С. жили во время прошлой поездки в Темиртау. Соглашаемся, что по сравнению с той нам досталось очень приличное жильё. А. С.:

– Захожу к тебе в комнату, а ты лежишь на подушках от дивана!

– Нет, на тех подушках я не лежал. Я не влезал на диван. Он был слишком короткий. Я выдвинул нижний ящик, а подушки убрал, и спал в нём, как в гробике. В моей комнате не было света, и тётка принесла для меня настольную лампу.

6

Добро пожаловать в Белоруссию! (белорус.)

7

Приятного путешествия! Одевайтесь потеплее! (англ.)