Правильный вопрос

В основу проекта новой, самой лучшей Системы были положены красивые замыслы, но идеальный план пришлось выполнять, располагая совсем не идеальными людьми. Кто же знал, что они снова всё испортят? Практические детали пришлось дорабатывать на ходу, и результат вышел совсем не однозначный. А если правильность этих предположений подкрепляется увесистым «так надо» вместе с подчиняющим и карающим государственным аппаратом, то по-другому вряд ли выйдет.

Сложно получить ожидаемое, когда мы настолько увлекаемся нашими идеями, что любой ценой стараемся доказать их правоту и не пытаемся проверять их практикой. В плане получения результата, на котором можно строить какие-то выводы, такой эксперимент быстро теряет смысл. Это напоминает научный опыт, когда авторы идеи, которую надо доказать, запускают в лабиринт одно лабораторное животное за другим, не меняя условий и не анализируя происходящего. Ученые просто ждут, когда подопытные начнут делать то, что нужно.

Что, если тебя угораздило родиться в качестве лабораторной мыши и основной смысл всей твоей жизни – в доказательстве чужой идеи, предложенной задолго до твоего рождения? Тебе задают условия, объясняют, что надо делать, чтобы все было хорошо, и куда не надо поворачивать, чтобы не стало плохо. Ты бежишь к цели, стараешься придерживаться задания, насколько способен его понять, даже начинаешь чувствовать себя в безопасности, планировать и угадывать перспективу. Но вместо ожидаемой награды получаешь электрический разряд. Приходишь в себя и пытаешься понять: почему? Оказывается, что-то там напутано с исходными данными, да и концепция немного поменялась… Хорошо, если разряд был не очень сильным, а мышь оказалась довольно крепкой и ей хватит сил на следующую попытку. Но вот опять – током по морде там, где должен быть обещанный сыр…

Так и в нашем случае – мы приняли за основу идею, которая нам понравилась, и решили любой ценой доказать, что не ошиблись. За воплощение взялась группа людей, диктующая правила, с которой лучше не спорить. Следуя этой концепции, они стали думать и принимать решения сразу за всех экономических агентов. Обратим внимание на одну деталь – в такой схеме государство выступает в качестве всеобщего продавца и покупателя. Государство решает за всех, какой продукт считается годным, сколько он должен стоить и в каком количестве его надо производить. Практически государство стало третьей стороной всех экономических операций, которые перестали быть предметом рационального выбора для их непосредственных участников.

В этом случае государство также выступает в роли всеобщего работодателя и решает, как должна быть сделана работа и сколько она должна стоить. Если работа сделана не так, как надо, в планово-распределительной Системе не получится за нее просто не заплатить. Уволить работника еще сложнее, поэтому остается только наказать как за административное нарушение или иногда даже довести до уголовного дела.

Понятные универсальные правила, о которых мы говорили выше, в этой схеме стали вопросом исключительно государственного регулирования. Как следствие, Рубикон – разделительную линию, за которой можно обходиться без вмешательства людей с тяжелой аргументацией, – стерли за ненадобностью. Теперь государство при написании правил сверяется только с самим собой, и всем остается только принять результат как должное.

Вы помните – в управлении Системой участвуют люди. Им надо сделать карьеру, получить премии, и для этого нужно выполнить и перевыполнить плановое задание. Есть одна возможность сделать схему более комфортной – манипулировать требованиями к самому продукту, и Система открыла для себя новую возможность – она получила возможность искажать правила, подгоняя их под себя. Если с задачей трудно справляться, не обманывая правила, то почему не соврать прямо в них? И тут нет ничего проще – сами пишем и сами утверждаем.

Есть набор понятных требований, которым трудно найти неоднозначное толкование. Например, молочный продукт должен быть сделан из молока, а мясной – из мяса. Молоко получают только из молочных желез млекопитающих, и больше нигде оно не растет. Мясо – это мышечная ткань, а не любая органика, прошедшая переработку, даже подкрашенная и напичканная добавками. Жесткая схема, задающая для всех нижний допустимый предел, попав в руки обладателя самых веских аргументов, становится эластичной, прогибаясь под интересы хозяина. Вместо правильной и объективной постановки вопроса, полученной от специально обученных людей, мы получаем от Системы готовые ответы – не всегда логичные, но устраивающие на текущий момент тех, кто оказался сверху. На ответственных направлениях такого себе не позволяют, там включается принцип «любой ценой». Он удобен, потому что «любая цена» делится на всех и у государства существует множество способов списать потери. В остальном если установленные требования к продукту мешают достичь плановых показателей, то почему их не пересмотреть, по крайней мере там, где это не сразу бросается в глаза? Всем остальным – тем, кто будет использовать или покупать такой продукт, – за неимением выбора придется принять это как данность.

Безусловное становится условным – сметаны выпускается сколько запланировано, но при этом она становится очень-очень жидкой и продают его по одной банке в руки, полагая что этого достаточно. Допустимое содержание добавок и примесей в продуктах зависит от текущих урожаев, ситуации с сырьем и выполнением плана. Теперь обнаружить ровную стену в панельном доме – задача непростая и нетривиальная. Если дом еще стоит вертикально – уже хорошо. В правильной постановке задачи ценность промышленных изделий определяется их полезной функцией и сроком службы, в течение которого полезные свойства сохраняются в необходимом объеме. Специфическое свойство отечественных машин и других сложных механизмов вызывало особую гордость. Они постоянно ломались, но редко – насовсем и до конца. Из трех – пяти полупокойников можно было всегда собрать одного Франкенштейна, способного двигаться.

Снова о компьютерах – наши сбоили постоянно, а с их помощью мы должны были ни много ни мало управлять космическими аппаратами. Сам сеанс управления мог продолжаться всего 15 минут, в течение которых хоть один комплект из двух не должен был подвести. Наши машины вели себя как пара немолодых дам с причудами, особенно весной, следуя всем переменам давления и температуры. Задолго до начала сеанса мы пытались определить, какие устройства сегодня настроены наиболее капризно, и подготовиться. Что идет не так, надо было догадаться по миганию лампочек на пульте и поведению устройств – мониторы на тех машинах заменяла автоматическая печатная машинка.

Добрая половина возможных неисправностей устранялась с помощью легкого и точного удара в нужном месте по ряду печатных плат. Чтобы его нанести, мы использовали снятую обувь, которую нам выдавали в комплекте дежурной формы. Иногда достаточно было просто выдернуть элемент и воткнуть его обратно. А теперь представьте, как вы мечетесь от шкафа к шкафу по двум залам по 100 квадратных метров каждый, стучите по стойкам, дергаете и меняете местами платы, буквально своими руками пытаясь протолкнуть буксующий вычислительный процесс хоть на шаг вперед. Добавьте режим «сутки через сутки», угрозу в случае неудачи получить порцию унижений и потерять единственный выходной за месяц, полярный день и полярную ночь… вы уже поняли, зачем нам так нужен был спирт?

Где-то в параллельном измерении уже существовали микропроцессоры, в голливудских фильмах человек сражался с роботами и соперничал в хитрости с безжалостным компьютерным разумом. Зато нам ничто не грозило – наш «искусственный интеллект» без тапочки в умелой руке был совершенно беспомощен.

Правильная идея, вокруг которой строилась Система, показалась не такой уж правильной, а результат 70 лет эксперимента – неубедительным. Мы с жаром неофита бросились в другую крайность. Теперь вроде бы действует «невидимая рука рынка». Адам Смит ее не увидел, потому что в его время логика рационального экономического поведения еще не была настолько формализована и считалось, что всё происходит само собой. Точно так же ее не разглядели авторы нового эксперимента, увлекшись открывающимися перспективами. Они много обсуждали идею в общих чертах, восторгались чужими успехами, не обращая внимания на скучные детали, заставляющие эту идею работать.