Страница 40 из 40
— Как ты себя чувствуешь, Лилит? — спрашивает доктор, откатываясь от моей кровати и вставая со стула. Сняв перчатки, он бросает их в мусорное ведро.
— Хорошо, просто устала.
Доктор кивает.
— Этого и следовало ожидать. Все выглядит хорошо, но ты не должна напрягаться в течение нескольких дней. Хочешь что-нибудь от боли?
Я качаю головой:
— Нет.
Мэтью говорит надо мной:
— Да.
Я хмуро смотрю на него.
Он встречает мой взгляд и выпрямляется из своего согнутого положения, теперь возвышаясь над моей кроватью.
— Лили, — предостерегает он меня.
— Хорошо, — вздыхаю я, уступая. У меня нет сил бороться с ним из-за этого. — Я приму что-нибудь.
— Отлично, — улыбается доктор, глядя на нас. — Я выпишу рецепт, и вскоре кто-нибудь передаст вам его. У вас есть вопросы?
Мы оба качаем головами.
— Ну, тогда, — делает он шаг вперед, протягивая руку. — Поздравляю. Я зайду позже, чтобы еще раз проверить ваше самочувствие.
После рукопожатия мы прощаемся с моим доктором и благодарим его. Тогда мне становится интересно, почему так долго возятся медсестры.
Что-то не так? Они что-то обнаружили? Я слышу их болтовню, мой сын уже не плачет, но мне его еще не вернули. Очень важно, чтобы мы с сыном начали контакт кожа к коже как можно скорее.
Спустя еще пару минут я смотрю на Мэтью.
— Почему так долго?
— Не знаю, — хмурится он. — Пойду, проверю.
Неохотно отрываясь от меня, Мэтью идет в дальний конец палаты к медсестрам.
— Все в порядке? — слышу я его вопрос.
— О да, да, — успокаивают его медсестры, и одна из них хихикает. — Он такой красивый...
— Он похож на маленького ангела, — вздыхает другая.
— За двадцать лет работы в этом отделении я никогда не видела такого милого ребенка, как он.
Не помню, чтобы медсестры так умилялись Адамом или Эвелин после их рождения. Мне интересно, являются ли они медсестрами, а не их младшими менее компетентными помощниками.
Я слышу, как Мэтью благодарит дам, а затем спрашивает, может ли он подержать сына. Медсестры охотно помогают ему взять нашего малыша на руки. Поворачиваясь ко мне, Мэтью с улыбкой возвращается к моей кровати.
Сев, я нетерпеливо тяну руки, принимая свой драгоценный сверток. Мэтью наклоняется надо мной, и мы оба смотрим на маленького человечка, которого создали.
— Он идеален, — выдыхает Мэтью и, наклонившись, целует сначала его голову, а затем мою.
— Да, — мягко соглашаюсь я с ним.
Наши глаза встречаются, и мы разделяем момент чистого удовлетворения. Затем Мэтью кивает мне и делает шаг назад.
Развернув одеяло, в которое он был закутан, я провожу рукой по светлым пушистым волосам сына, а затем подношу его к груди.
Он без колебаний захватывает мой сосок своим ротиком.
— Ты уверена насчет имени? — спрашивает Мэтью, и очевидно, что он все еще хочет, чтобы я выбрала другой вариант.
Мы все время об этом говорим, но я не собираюсь сдаваться. По какой-то причине он хочет назвать нашего сына Дамианом, а я хочу назвать его Дэвидом в честь моего деда.
— Да, уверена. Мне по-прежнему нравится имя «Дэвид».
— Очень хорошо, — вздыхает он, как будто ему больно сдаваться. — Дэвид, так Дэвид.
— Спасибо, — улыбаюсь я, счастливая от того, что мне больше не нужно спорить с ним по этому поводу.
— Ты знаешь, я всегда могу изменить его позже… — игриво усмехается он.
— Ты не станешь этого делать! — возмущенно выдыхаю я.
Он усмехается и кивает.
— Не стану.
Маленький Дэвид какое-то время сосет грудь, и вскоре начинают действовать гормоны. Чувствуя невероятную сонливость, я начинаю засыпать.
Я резко просыпаюсь, когда Мэтью отрывает Дэвида от моей груди.
— Отдохни немного. Я позабочусь о нем, — мягко говорит он.
Я так устала, что все, что могу сделать, это шепотом поблагодарить его, сползая по подушкам ниже.
Когда я просыпаюсь, в комнате тихо, слишком тихо. Садясь прямо, я ищу Дэвида или Мэтью и обнаруживаю Мэри, сидящую в кресле возле моей кровати.
— Доброе утро, дорогая, — приветствует она меня. На руках она держит Дэвида, плотно завернутого в голубое одеяльце.
Я начинаю расслабляться. За последние несколько месяцев я стала ей доверять. Она взяла на себя большую часть моей работы с детьми, поскольку я становилась все более круглой и все менее подвижной. Она была просто великолепна с ними.
— Где Мэтью? — спрашиваю я, ища маленький пульт, с помощью которого меняется положение моего матраса.
— О, он разговаривает с администрацией больницы.
— Да?
Она резко кивает головой.
— Да. Он не доволен. Он хочет, чтобы вы с маленьким Дэвидом немедленно выписались.
— Что? Почему? — удивленно спрашиваю я, находя, наконец, пульт и нажимая на кнопку, меняющую мое положение.
— Медсестры продолжают пробираться в палату. Он поймал одну из них, когда она делала селфи с Дэвидом без его разрешения.
Мои глаза расширяются, и она понимающе кивает.
— Они делали то же самое, когда родился сам Мэтью.
Поднимаясь со своего кресла, Мэри подходит к кровати и предлагает мне Дэвида. Я с благодарностью принимаю его и прижимаю к своей груди.
— Все медсестры и женщины сходили с ума по нему. Его отец был таким же, ему совсем не нравилось такое внимание.
Глядя на Дэвида сверху вниз, я восхищаюсь его крохотным личиком. Он ошеломляет своими мягкими светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Я чувствую к нему ту же тягу, ту же слабость, что и к его отцу.
Я уже так влюблена в него, что сделаю для него все, что угодно.
— Ему суждено стать убийцей, как и его старому доброму папочке, — тепло говорит Мэри.
Моя голова поднимается, и я моргаю.
— Простите? Что вы сказали?
Я правильно расслышала?
Мэри хмурится.
— Я сказала, что ему уготовано стать убийцей женских сердец, как и его старому доброму папочке. С таким лицом мало кто сможет ему противостоять.
— О, — говорю я. — Простите, я вас неправильно поняла.
Хмурый взгляд Мэри переходит в улыбку, и она гладит меня по руке.
— Все в порядке, дорогая. У тебя был долгий день.
Я улыбаюсь ей, но, все же, не могу избавиться от мысли, что в первый раз я ее расслышала правильно...
КОНЕЦ