Страница 2 из 13
– Я тем более, – отозвался Жово, зная, что до восьми должен смыться.
Поскольку «месье Роже» не ответил ему на вопрос, что не дает ему спать, он вернулся к теме сна:
– Сон нужен.
Любая фраза: «морковь полезна для кожи», «мозоли ноют от сырости», произнесенная замогильным голосом Жово, непременно произвела бы впечатление.
– Конечно, нужен, – признал месье Роже с благодарностью. – Жена уговаривает меня полечиться от бессонницы в больнице.
– У меня был знакомый в Тонкине, засыпал на полуслове. Чпок, и дрыхнет.
Странный психолог все больше смущал пациента, и он вгляделся в него попристальнее: высоченный старик с седыми волосами и глазами удивительной синевы. Костистое лицо, обтянутое кожей, казалось маской.
– Да, проблемы со сном мне сейчас… не ко времени, – проговорил «месье Роже», сделав над собой усилие.
Он с трудом подбирал слова. Послезавтра в Париже в 10 часов утра у него решающее заседание.
– Что вы можете мне посоветовать? – спросил он с волнением. – У меня, знаете ли, мысли разбегаются, я ни на чем не могу сосредоточиться. Как их можно остановить?
– Пулей в черепушку.
– Что-что?
– Ты спросил, я ответил.
Самоубийство. Разумеется, он думал об этом. Но разве не ужасно, что такой выход предлагает ему психолог?
– Или читай, – посоветовал Жово.
– Что именно?
– Да что хочешь. От любого чтива в сон клонит.
На полу возле кресла валялась книжка. Психологическая. Из библиотечки Спасителя. Жово как раз листал ее, когда раздался стук в дверь. Он поднял книжку и протянул месье Роже. Название на обложке подействовало на того, как электрошок. «Простимся с чувством вины».
– А меня, – пробормотал он, – все хотят сделать виноватым.
«У тебя, голубчика, совесть нечиста, – решил Жово. – Корсиканец тоже говорил, я ни при чем. А девчонку на колбасу изрезал».
– Вы меня узнали? Видели фото в газете? Или по телевизору? Тоже, кажется, показывали…
Предположения сыпались, но лицо Жово оставалось непроницаемым. И тогда «месье Роже» рассказал все как есть.
По-настоящему его звали Дидье Жерар. Он был генеральным директором фирмы «Роже Жерар», которая производила косметическую продукцию под девизом «Красота – подарок растений». Фирма возникла здесь, в Орлеане: дед Дидье со стороны матери открыл скромное семейное предприятие, а в 80-х годах оно раскрутилось до фантастических размеров. На сегодняшний день пятнадцать тысяч служащих. Парижский офис в Дефанс. В Орлеане производственная линия Cosmetic_Valley. Магазины по всему миру. Словом, в чистом виде success story. И нежданно-негаданно – трагедия. Главный химик, Ален Коренеф, изменил формулу массажного молочка для младенцев линейки «Персиковая кожа». Молочко поступило в продажу, и через какое-то время пошли жалобы на аллергическую реакцию. Но сыпь у малышей сразу же исчезала, как только молочком переставали пользоваться.
– Собственно, невелика важность, несколько прыщиков на попе или на щеке, – старался все замазать генеральный директор. – Но мне теперь говорят, что я должен был отозвать вредный товар. А как его отзовешь, если он уже в тысяче магазинов, в том числе, например, в Японии. Можете себе представить, какой поднялся бы bad buzz?[1]
Жово ничего не мог себе представить по той простой причине, что понятия не имел, что это значит, а месье Жерар продолжал:
– Я, конечно, тут же распорядился, чтобы вернулись к старой формуле. Но… – Голос у него сел. – Но… один ребенок… умер.
– А как он умер? После того, как выпил вашу персиковую дрянь? – осведомился Жово, который, вполне возможно, успел немного подремать, пока гендиректор тут разливался.
– Его не пьют, оно для массажа.
– И убивает? Что же вы туда кладете? Рицин?
– Понимаете, изменив один элемент, мы разрушили всю структуру.
Корсиканец тоже разрушил всю структуру и схлопотал двадцать лет.
Мозг Жово подал сигнал бдительности, и он спросил:
– Этот ваш химик, он, случайно, не русский?
– Коренеф? Нет, что вы! Француз. Может, его дед? А почему вы спросили?
Да потому, что от русских нужно держаться подальше: если дело нечисто, это они нахимичили. Но Жово промолчал. Научился держать язык за зубами. С недавних пор Поль и Лазарь стали ему замечания делать: стоит сказать «черножопый» или «негритос», сразу расистом обзовут. Значит, не стоит и этому дядьке впрямую рубить, что младенца прикончил Коренеф. На русский след его надо навести потихоньку.
– Знавал я одного паренька по фамилии Подсеки, он был с Гаити и здорово в ядах вуду разбирался. Он рассказал мне о рыбе-еже, которую они там ловят, у ежей этих ядовитая печень. Съешь кусочек величиной с горошину и копыта отбросишь, потому как сердце остановится.
Месье Жерар слушал, широко раскрыв глаза, слова доносились до него сквозь какое-то гудение. Изрядная доза кофеина, которую он только что принял, и две бессонные ночи плохо сказались на его здоровье.
– Может, и в вашу персиковую банку попал яд, ведь настоящая фамилия Подсеки была Годунов. – И Жово заключил замогильным голосом: – Он был русский.
– Я… я… не совсем хорошо понял, – с трудом ворочая языком, признался Жерар. – Вы подумали о… злонамеренном действии?
У него самого шевелилось такое подозрение: трагическая смерть ребенка произошла в Орлеане, в семье одного из его служащих. Может быть, действительно, один флакон или целая партия молочка «Персиковая кожа» была отравлена при разливе по бутылочкам здесь, на фабрике? В этом случае изменение формулы ни при чем, и он не виноват в смерти ребенка.
– Ладно, мне пора, – ткнул его в бок Жово.
– Срочная консультация?
– Можно и так сказать.
Жово нужно было успеть привести в порядок кабинет, чтобы Спаситель ничего не заметил. Месье Жерар встал, чувствуя себя в некоторой растерянности.
– С вас двадцать евро, – сказал Жово.
– Двадцать евро? Ах, да! Ну конечно.
Месье Жерару хватило еще деловой хватки, чтобы отметить, что психолог берет недорого. А Жово с большим удовольствием положил деньги в карман: будет на что купить пару пачек курева.
Покидая дом номер 12 на улице Мюрлен, месье Жерар не удержался и спросил:
– А с противоположной стороны есть садик?
Синие глаза Жово замерцали под седыми бровями: он снова насторожился.
– В этих домах один выход на улицу, а другой в сад, – настаивал генеральный директор. – В аллею.
Аллея ему вспомнилась по ходу дела, пока он говорил.
– У входа в сад стоит камера наблюдения, – сообщил Жово, желая пресечь все мечты об ограблении.
Месье Жерар печально покачал головой. Кто знает, может быть, все сложилось бы иначе, если бы уже тогда висела у калитки камера, отмечая, кто вошел и кто вышел на аллею Пуансо? Интересно, он узнал бы тогда, с кем ушла Патрисия?
Месье Жерар вздрогнул. Странный психолог крепко взял его за плечо, выпроваживая на улицу.
– А что, если… Если я захочу… продолжать терапию? – пробормотал на ходу генеральный директор.
– В это же время, – ответил Жово.
– Хорошо. Но в какой день, ведь…
– В это же время, – повторил Жово. – День не имеет значения.
Клик, кляк. Жово запер дверь на два оборота ключа, открыл в кабинете форточку, помыл чашки, поставил на полку книгу «Простимся с чувством вины». А потом, закурив сигарету, отправился под мелкий дождь, который и не думал прекращаться.
Шито-крыто, ищи-свищи.
Второй бессонный обитатель дома номер 12 на улице Мюрлен подошел к двери спальни Спасителя и Луизы на втором этаже.
– Миу!
Да, кот Миу. Славный толстяк с лунообразной физиономией очень серьезно относился к своим обязанностям будильника. Не услышав ни малейшего звука в ответ, он принялся царапать дверь. Спаситель появился на пороге в халате, украшенном надписью «Лучше меня нет». Он терпеть не мог халаты, и тем более с такими надписями, но халат подарил ему Поль на День пап и с этого дня стал официально называть его папой.
1
Шум (англ.).