«…и компания»

А кто осмелится утверждать, что свары, затеваемые Элизой, могли составить жизненный идеал для такого человека, как Жозеф, особенно после двухнедельного каторжного труда? Пусть бывшие владельцы маленькой заброшенной фабрички, укрывшиеся в своем поместье под сень фамильных портретов, утешаются, обманывая людей высокомерными повадками. Жюстену видны были из окон третьего этажа замшелые развалины фабрики Лепленье. Он знал, что в один прекрасный день они купят ее, когда им потребуется помещение под конюшню.

С тех пор как Зимлеры пошли в поход па Вандевр, они готовы были купить все. И кто же посмеет спорить с Жюстеном Зимлером в теперешнем 1876 году, что ради подобных перспектив стоит спокойно выносить кое-какие семейные драмы, живым олицетворением коих являлась тетя Элиза?

Существует только один закон — любой ценой первым достигнуть цели и любыми средствами стать the best man[29] . И тогда мир распахнет перед тобой неистощимые свои богатства, тогда стоит жить.

Жюстен шестым чувством постиг это правило еще задолго до того, как удивил своего педагога, изложив ему по-латыни, устами отверженного Кориолана, свою житейскую мудрость. Преждевременное развитие Жюстена с его полувосточным умом, с его неутомимой жаждой знания — черта национальная — сбивало с толку лицейских рутинеров. Глядя на этого вундеркинда, вандеврские учителя испытывали смешанное чувство гордости и тревоги. «Ассоциация выпускников» подумывала даже об учреждении новой премии, которой следовало бы награждать по окончании младших классов.

— А во что же мы будем играть? — приставали Лора и Эрманс к Жюстену, стараясь вырвать из его рук треуголку Луи.

И со всей убежденностью, повинуясь внутренней логике, Жюстен, будущий глава фирмы «Зимлер и К°», поставив в ряд четыре садовых кресла, а в середине стол, ответил:

— Я буду оратор, а вы мои слушатели. Я сейчас скажу вам речь. Я скажу речь о… гм… об Истине, Красоте и Добре.

III

Если вы научились разбирать и собирать казенную часть пушки, если вам известна формула взрывчатого вещества, если вы ощутили тяжесть ядра и касались его ладонью, то вряд ли вас удивит ярмарочный тир.

Нечто подобное произошло и с Зимлерами. Когда все четверо пушкарей, воспользовавшись благоприятными условиями, навели орудия, они уже знали, что задуманная операция пройдет гладко.

Вот почему не так уж интересны подробные данные о сезонах 1872—1873 годов, вплоть до того момента, когда рок снова не потребовал своего.

Правда, им пришлось трудиться в поте лица, по они не кляли часа своего рождения и не оплакивали проклятия первородного греха. Работа их не пугала, каждая неделя приносила свои усилия, но и свои плоды — то, что было нужно этим людям.

Было бы несправедливо утверждать, что Зимлеры приписывали свои успехи только самим себе: эти люди, верившие, что они поклоняются безликому богу отцов, в действительности возносили хвалу только богу чугуна и шерсти, которому служили от зари до зари.

С того самого дня, когда Штерны, вступив в дело Зимлеров, взяли на себя все их долги и взамен получили акция нового акционерного общества, а приданое Элизы пошло на укрепление парижского филиала, весь Вандевр заволновался — и не без оснований: Запад не мог разобраться в том коммерческом механизме, действие которого они впервые наблюдали на фабрике у эльзасцев.

— У меня завелись кое-какие денежки, — дернул черт довериться г-на Лорилье старику Ипполиту. — Говорят, — добавил он небрежно, — что возле Мелля продается недурное поместье, но если вы мне можете присоветовать какие-нибудь бумаги или акции, гм… вы должны знать такие вещи, гм… гм… я бы с большой охотой… да… с большой охотой…

Ипполита прорвало:

— Какие акции? Какие поместья? Разве вы не прядильщик? Купите-ка лучше новые станки, господин Лорилье, купите новые машины! Вот ваше поместье, вот ваши акции.

— Из этого чертова еврея ничего не вытянешь, — рассказывал господин Лорилье своей супруге. Он решил сам найти достойное применение своим свободным капиталам, и, как человек проницательного ума, рассудил доверить их надежным заботам Генерального кредитного общества.

— Удивительные люди, просто удивительные, — весь вечер твердил старик Ипполит, не вдаваясь в дальнейшие объяснения. И когда он мысленно озирал свои владения, и глазах его зажигались огоньки.

Не следует думать, что метод Зимлеров заключался в том, чтобы выколачивать из своего предприятия по мере его роста как можно больше денег. Они действовали иначе. И Жозеф, если бы его спросили и если бы он дал себе труд порыться в воспоминаниях, сам Жозеф мог бы рассказать немало полезного о том, каким цементом они, не колеблясь, скрепляли основанное ими дело.

Три месяца спустя судьба, которая ничего не делает зря, свела этого хлюпика Лорилье с его собратом с бульвара Гран-Серф. Произошло это на военном плацу, где все начиналось и где все находило свой конец. С тех пор как стало ясно, что Зимлеры выходят в богачи, Вандевр не знал, как и чем им угодить.

— Дорогой господин Зимлер, боюсь, что вы станете меня ругать. Я, видите ли, не последовал вашему совету. Я положил деньги в банк.

— Что? Что? — медленно проговорил глава дома Зимлеров, остановившись перед Лорилье, и выкатил свои налитые кровью глазки, чтобы лучше разглядеть собеседника. — Что? Что ж, может быть, вы и правы.

«Еще бы, — подумал Лорилье, отходя от Ипполита. — Я и сам это знал».

— Эй, Лорилье, — окликнули его с террасы кафе, — зайдите-ка сюда, выпейте стаканчик-другой и расскажите нам, о чем это вы беседовали с Гиппопотамом?

— Всякий, имеющий уши, да слышит меня, господа, и каждый, имеющий разум, да поймет мои слова. Или у этих самых Зимлеров в банке миллионы, — и тогда они отпетые лгуны и нам не остается ничего другого, как складывать пожитки и сматываться отсюда. Или же они все свои сбережения вбухали в дело, — тогда им крышка.

Общество, восседавшее на террасе кафе, выслушало это сообщение с недоверием, что объяснялось отчасти репутацией господина Лорилье, а отчасти характером его рассказа.

— Вздор! Где доказательства? — закричал Никуло.

29

Первым человеком (англ.).