Игра на повышение

– Одна древняя народная мудрость гласит, что все беды государства идут от плохих дорог и дураков. Так вот, с плохими дорогами мы уже успешно боремся, как бы нам еще дураков извести!

– Что-то я не припоминаю такой народной мудрости, – нахмурил брови Никита Андреевич.

– А у тебя вообще память короткая, – я решил тоже плюнуть на приличия, обращаясь к оппоненту исключительно на «ты». – Я-то думал, что мы с тобой давно друг про друга все поняли и пришли к состоянию равновесия. Но проходит совсем немного времени, и ты все начинаешь сначала. Неужели мало я сделал для Таридийского царства? Неужели мало я доказывал свою верность трону, что ты раз за разом подозреваешь меня в измене? Сколько еще раз нужно сказать, что я не рвусь к власти, что меня вполне устраивает та роль, что отведена мне сейчас?

– Лукавишь, Михаил Васильевич, ох, лукавишь! – Глазков погрозил мне пальцем и тут же утер носовым платком выступившую на лбу испарину. – Не устаешь кричать на каждом углу, что власть тебе не нужна, а сам с каждым днем все больше ее под себя подгребаешь! Уже и наследник трона под твоим влиянием находится, я уж не говорю про царевича Алексея и Григорянского – те вообще пляшут под твою дудку!

– Они мои друзья, а друзей не заставляют плясать под свою дудку, как ты выражаешься! Друзья – это особые люди, им можно доверить даже самое дорогое, их не бывает много и потому их нужно беречь. И я всегда, по возможности, стараюсь это делать. Что же до власти, то в сотый раз повторяю, все мои усилия направлены на благо страны, а не на мое собственное благо.

– Слишком велико стало твое влияние, князь, потому и спрос с тебя вырос. И соблазны твои тоже выросли.

– Да пошел ты к черту! – не выдержал я, заставив испуганно замолчать раздухарившегося было Никиту Андреевича. – Короче, Склифосовский! – вырвалась у меня фраза из всеми любимого фильма, заставившая Глазкова нервно озираться в поисках непонятного и таинственного Склифосовского. Пришлось исправиться: – Короче, Глазков! Я готов закрыть глаза на твою очередную глупость с подозрениями на мой счет. Но я не хочу слышать даже намека на оправдания по поводу проникших в подземелье бандитов протоинквизитора! А потому будь добр немедленно арестовать отца Пафнутия и разорить все его разбойничье гнездо!

– Но…

– Если этого не сделаешь ты, то я сделаю сам. Но ты ведь понимаешь, сколько он даст показаний против тебя, коли попадет в мои руки? Займись этим немедленно! Протоинквизитор дел натворил столько, что уже на пожизненную каторгу хватит, а то и на отсечение головы! Там и потеть-то сильно над доказательствами не придется. Сделай это, Никита Андреевич, и можешь не опасаться за свою жизнь! В отличие от тебя я понимаю, что сейчас нам с внешним врагом разбираться нужно, а не междоусобицы затевать!

– Да поймите вы, Бодров, – воспрял было духом Глазков, получивший возможность сменить неприятную для себя тему, – вы своими громкими разоблачениями втянете нас в очередную войну! Даже если это сделали фрадштадтцы, нужно обстоятельно во всем разобраться, хорошенько продумать каждый шаг и тихо, без огласки, нанести ответный удар.

– Надо же, какие здравые мысли! – показушно восхитился я двуличию своего оппонента. – Как меня обвинять, так тебе ничего не нужно! Виновен априори, так сказать!

– Да разобрались бы во всем! – небрежно махнул рукой Никита Андреевич, вновь пытаясь проскочить мимо неудобной темы с людьми протоинквизитора. – В прошлый раз же разобрались!

Терпение мое не беспредельно. У меня аж в глазах потемнело от желания немедленно съездить главе сыска по физиономии. Как легко у него все получается: чуть какое подозрение, так Бодрова в тюрьму, а там и разбираться можно начать! А в остальных делах лучше не спешить! В войну я, видите ли, страну втяну! Как будто эта война уже не идет! Взрыв пороховой мины в центре нашей столицы – это что, не война? Или то, что Фрадштадт профинансировал формирование в Улории целой армии из наемников и вновь толкает Яноша Первого на ссору с нами, является секретом для кого-то? Обдумать, подготовиться… Можно подумать, мы с царевичем Федором ни о чем не думаем и ничего не предпринимаем, а тупо бьем баклуши в ожидании следующего удара! Нечего вообще лезть в чужие дела, когда свои далеки от порядка!

Видимо, я не совсем совладал со своим лицом, отразившим обуревающие меня эмоции. Потому что Глазков испуганно отшатнулся. Но нет, и здесь я сумел взять себя в руки:

– Будьте добры заниматься внутренними делами и не лезть в международную политику! Не ваше это дело! – на этой фразе я невольно запнулся, поймав себя на том, что вернулся к обращению на «вы» с главным красномундирником. Вот что воспитание делает – хочу нахамить и не могу! – Завтра утром, Никита Андреевич, первой новостью, услышанной мною, должна быть новость об аресте нашего верховного инквизитора. Очень вам не рекомендую разочаровывать меня! Спокойной ночи!

Хотя время еще только приближалось к семи вечера, я решил отправиться-таки на отдых, потому что силы мои были уже на исходе и усталость от таких бурных суток брала свое. Движения давались с трудом, и сосредоточиваться на какой-либо мысли становилось все труднее.

Все срочные дела я переделал, помочь Федору оправиться от ран я сам, к сожалению, не могу, а вот обеспечить во время болезни царевича продолжение его политики постараюсь. Ближайшие пять-шесть дней – при поддержке верных мне штыков, а там царевич Алешка из Бобровска примчится, и через него уже можно будет действовать вполне законно. А еще я одного из двух своих главных недоброжелателей в столице натравил на другого.

Что ж, пора и честь знать! Это были очень длинные сутки, и, клянусь богом, я заслужил этот отдых!

5

Хаксли пребывал в скверном настроении. Доклад-то у премьер-министра о подрыве пороховой мины в Ивангороде прошел более-менее успешно. Хотя ему и поставили на вид, что в таких случаях целить следует в неугодное Короне руководство чужой страны, а не мудрить с чересчур сложными комбинациями, но, в общем, итог операции признали вполне успешным. Только присутствовавший при докладе предшественник Хаксли лорд Вулбридж хитро улыбался, усердно пряча лицо в клубах сигарного дыма.

Ехидный старик! Никак не может простить лорду Генри, что тот подвинул его с должности. Несмотря даже на то, что ушел он фактически на повышение, ибо нынче курировал в парламенте вопросы национальной безопасности. Понял все старый лис, сразу все понял! Впрочем, это неудивительно – наверняка ему и самому не раз приходилось выкручиваться подобным образом из щекотливых ситуаций. И промолчал Вулбридж тоже не из лучших побуждений, за это молчание Хаксли теперь должен будет оказать хитрецу какую-то услугу – коли уж ввязался в большую игру, то будь добр держать удар. И никогда не забывать, что она ведется на множествах направлений, каждый свой шаг в ней нужно многократно выверять и постоянно просчитывать огромное количество комбинаций.

Эх, не так лорд Генри представлял себе службу в должности начальника королевской Тайной канцелярии! Уверен был, что со своим умом, энергией и блестящим образованием он с легкостью решит все вопросы, ставившие в тупик его престарелого предшественника. Однако же действительность оказалась гораздо менее радужной, и ситуация с каждым днем становилась все сложнее и запутаннее. Вызовов становилось все больше, и Хаксли все сильнее приходилось напрягать свои извилины, чтобы оставаться на плаву. Иногда у него даже возникало ощущение, будто он стал маленьким человечком, суматошно движущимся по свежему льду и прилагающим огромные усилия, чтобы не поскользнуться, не дать разъехаться ногам в стороны, а то и вовсе не провалиться под лед.

По большей части виноваты во всем этом были проклятые таридийцы! Со всеми остальными соседями по континенту велась достаточно успешная работа, а эти никак не желали успокаиваться и делали все, чтобы вырваться из нужной Фрадштадту колеи. В необычайно короткий срок они превратились в главного оппонента Благословенных Островов на континенте и не собирались останавливаться на достигнутом. Таридия бурно развивалась во всех направлениях, и если поначалу на Островах это вызывало лишь презрительную усмешку и обзывалось «жалкими потугами деревенщин», то сейчас градус обеспокоенности достиг такой величины, что уже самые разные слои фрадштадтского общества требовали от Короны остановить зарвавшихся континентальных соседей. Слишком уж во многих сферах подданные таридийского царя стали переходить дорогу фрадштадтцам. Крестьяне и ремесленники, купцы, землевладельцы и промышленники – все теряли доходы из-за быстро растущих конкурентов, а казна недополучала налоги.