Джек-Фауст

ПРИХОДИТЕ - И УВИДИТЕ СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ ПОДЪЕМ «ДЕДАЛА»

ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ОСВОБОДИЛОСЬ ОТ ТИРАНИИ ЗЕМЛИ ДРЕВНЯЯ МЕЧТА СТАЛА ОБЫДЕННЫМ ФАКТОМ СМЕРТНЫЙ ЧЕЛОВЕК ВОСПАРЯЕТ ОРЛОМ О - о - о - о - о - о - о - о - о - о - о - о - о - о - о - о! ЭТО ЧУДО БУДЕТ ЯВЛЕНО В ДЕНЬ ВОЗНЕСЕНИЯ РЫНОЧНАЯ ПЛОЩАДЬ | | В ПОЛДЕНЬ

- Что это за новое кощунство? - грозно осведомился брат Иосафат. Он остановил Фауста на улице и резко сунул афишу ему под нос, слишком близко, чтобы ее можно было прочесть, но не настолько, чтобы ученый не разглядел размеры и мощь огромного кулака монаха. Фауст улыбнулся. Не сдержав гневного вопля, брат Иосафат смял афишу и швырнул ее Фаусту в лицо. Повернулся и стремительно удалился.

Воздушный шар, медленно наполняясь воздухом, раздувался и поднимался над рыночной площадью, словно из земли высовывалась огромная голова, плод галлюцинации. Фауст приглядывал за тем, как Вагнер поддерживал огонь под приспособлением из гибкого рукава и кожаного раструба, направляющим горячий воздух. Плавными рывками воздушный шар отделился от земли, натянув удерживавшие его канаты. Теперь он рвался ввысь. Он поднимался медленно, перпендикулярно земле, так что не возникало ощущения, что он движется. У Фауста создалось впечатление, что земной шар очень плавно уходит от него, пятясь. То, что мгновение назад выглядело как шайка разбойников, теперь стояло молча в благоговейном изумлении. Ганс и его противник прекратили драку и, разинув рты, глядели вверх.

Упав на колени, брат Иосафат воздел руки к небесам и начал громко молиться, взывая прекратить жестокое нарушение естественного порядка.

- О Боже, низринь этих летателей! - зычно ревел он. - Пусть мстительные ангелы собьют с неба это богохульство!

Среди спокойных лиц, уставившихся кто вверх, кто вниз, один из них, художник Кранах, начал неистово рисовать, суетливо то поднимая голову к небу, то опуская взгляд к бумаге, в то время как его руки бегали по листку. Взлетел камень, но не долетел до воздушного шара. Того, кто его бросил, Фриц, Карл и Ганс повалили на землю. Вздымались и опускались тяжелые кулаки.

Фауст, поддавшись внезапному импульсу, схватил мешок с балластом и сыпанул песком в обращенные к небу лица. И захохотал, когда толпа заорала и принялась поносить его последними словами, размахивая руками, как участники пикника, удирающие от осиного роя.

- Стой, стой на коленях, брат Иосафат! - кричал Фауст. - А я останусь на воздушном шаре! Мы еще поспорим, кто из нас ближе к Богу!

Шар плыл в полной тишине, и Фауста охватила фантастическая радость. Глядя вниз на бурлящую толпу, он чувствовал презрение, смешанное с любовью ко всем этим людям. Милые ничтожные людишки - вы похожи на муравьев! Стоит ему кинуть вниз башмак, и он раздавит их. А если плюнет, они утонут в его слюне.

Вагнер, оцепенев, стоял рядом, вцепившись в край корзины. Его глаза были как блюдца. Лицо побелело от изумления.

Воздушный шар поднялся выше колокольни. Город с его улочками лежал внизу, видный более четко, чем на любой карте. Затем шар подхватил ветер (однако они его не почувствовали), и они пролетели над замком. Во дворе замка на них глазели солдаты с открытыми ртами. Фаусту пришло в голову, что их запросто можно забросать камнями или даже бомбами с черным порохом; что крепости и городские стены ничего не значат в дерзком новом мире, который сейчас рождался.

- Что, Вагнер, - ликующе промолвил Фауст, - ты по-прежнему считаешь меня безумцем?

Вагнер одним движением повернулся и резко простер руки к учителю, склоняя к нему голову.

- О учитель! - вскричал он. - Простите меня за то, что я сомневался в вас!

Менее чем через полчаса они опустились на поле в пяти милях от города; корзина опрокинулась, и Вагнер вывалился на землю. Сломанная нога была невеликой расплатой за совершенный полет, но это могло осложнить победное возвращение в город. Впрочем, сейчас все казалось прекрасным.

- Мы пережили долгую суровую зиму, - произнес Фауст. - Но теперь весна, вся природа расположена к нам и нашей работе. Вся Европа ляжет к моим ногам. Впереди ждут лишь слава и богатство.

На следующий день кредиторы Фауста собрались в ратуше и дружно поклялись подать против него иск.