Райский уголок

— Я бы выпил чашечку кофе, — сказал Тим.

Эми уцепилась за его локоть, будто испугалась чего-то. Хотя, подумал Юджин, раньше надо было бояться. А раньше ей, кажется, было спокойнее.

Рыжий открыл дверь.

За дверью был большой, ярко освещённый солнцем зал. Розовый в жёлтых листьях ковёр был сложен пополам, а другую половину зала застелили газетами: там шла работа! Широкую стену напротив окна украшала огромная, от пола до потолка, то ли картина, то ли фреска — Юджин не особенно разбирался в живописи, но картина его развеселила, она была совершенно чумовая. На ней сияло громадное апельсиновое солнце в золотых и лазурных ещё не дорисованных небесах, росли какие-то невероятные деревья, то ли сосны, то ли баобабы, скакали разукрашенные индейцы на расписных лошадях — и индейский тотемный столб с солнцем наверху стоял на зелёной лужайке около очень узнаваемого кудрявого водопада. Весь пол рядом занимали банки и баллоны с краской, кисти и некие загадочные штуковины художественного назначения, вроде маленьких лопаточек и щёток.

Картину дорисовывали трое.

На стремянке, с кисточкой в руках и ещё одной кисточкой, зажатой зубами, вымазанная красками с ног до головы девчонка лет двенадцати-тринадцати наводила солнечные блики на облака. Весёлая и пышная дама-мулатка лет сорока, в дредах, украшенных цветными бабочками, и голубой униформе «Райского уголка», ухитрялась держать несколько банок сразу. Крохотная, седенькая, остренькая, очень болезненного вида старушка в цветной косынке и закапанном краской джинсовом комбинезоне, держась одной рукой за ходунки, а другой — за кисть, кистью же указывала что-то в нарисованном небе:

— Дженни, дорогая, чуть-чуть темнее! Вот там, под тучкой! Ты чувствуешь, там должна быть тень, а? Чувствуешь?

— А здесь — розового, бабуля? — восхищённо отзывалась девчонка, наводя эффектный мазок. — Розового и лилового, да? Лейла, достань, пожалуйста, лиловый!

— Хе, красотища! — вырвалось у Юджина.

Старушка в косынке обернулась к нему:

— Вы так думаете, дорогой? Она называется «Индейский край».

— Шикарно рисуете, леди, — сказал Юджин. — Я, прямо скажем, не искусствовед, но глаз радует.

— Прабабушка — Агата О`Хара! — радостно сообщила сверху девчонка. — Её картины музеи покупали! А в журнале «Тайм» про неё написали, что «художница целой эпохи»!

— Оно и заметно, малютка, — сказал Юджин. — А я — просто Юджин, без чинов, леди. Вроде как восхищённый зритель.

— Как мило вы это сказали! — улыбнулась старушка. — Но, признаться, рука и глаз уже не те. Если бы не правнучка, я, пожалуй, не справилась бы. Дженни заменит меня, она очень талантлива.

— Что верно, то верно, — сказал Юджин. — Ишь, как она разделала ту тучку! Вышла, как живая.

— Мы собирались выпить кофе, — очень кстати сказал рыжий. — Вы не хотите сделать маленький перерыв, дамы?

— Не кофе, — сказала старушка. — Какао. С зефирками. От кофе у меня сердцебиение, дорогой. Но перерыв — это хорошая идея.

— И мне — с зефирками! — радостно завопила Дженни, спорхнув со стремянки. — Я скажу Эрике?!

И не дослушав прабабушку, улетела куда-то в солнечные глубины дома.

Эрика оказалась этакой пампушечкой, словно из старого кино, ещё времён Мэрилин и сухого закона: беленькой, кучерявенькой, с губками бантиком и носиком-кнопочкой — приятно взглянуть. И поверх голубой униформы она носила очень кокетливый фартучек, в кружевах и бантиках. И кофе варила — аромат на весь кафетерий.

Юджину даже захотелось ещё что-нибудь съесть — такие тут витали запахи. И компания в кафетерии подобралась весёлая.

За столиком рядом пили сок, ели пончики и решали кроссворд. Дед, по виду — ровесник Юджина, прикрывший лысину бейсболкой, надетой задом наперёд, стучал карандашом по столу:

— Вот вертится же на языке — и никак не поймать! Ты-то должен помнить, Джек!

Юный и долговязый Джек в золотых очках уморительно морщил лоб:

— Мне кажется, оно начинается на «М». Я даже уверен, что на «М». Но в какой ячейке — хоть убейте, мистер Робинсон!

Робинсон качал головой и хихикал:

— Высокие технологии, э! Вот мы без высоких технологий… Миссури! Попал?

— Кажется, маловато букв, мистер Робинсон, — Джек протирал очки и от старания и попыток вспомнить морщил уже и нос тоже.

— Ха! — победно ухмылялся Робинсон. — Миссисипи проверь!

— Кончается на «И», — облегчённо выдыхал Джек. — Вы сегодня в ударе, мистер Робинсон.

Дженни со своей бабушкой-художницей насыпали в какао столько зефирок, что они облачком поднимались над чашками — и бурно обсуждали, какой оттенок лучше пойдёт сосновой хвое, чтобы она казалась серебристой. Рыжий расспрашивал о том, что Шустрик больше всего любит на обед — и притащил псу целую миску несладкого йогурта, куда пёс и нырнул немедленно чуть ли не по самые глаза. На нереальные ароматы пришёл Майерс, любитель моделек — он носил большой красный нос, неожиданные бакенбарды и спортивный костюм фиолетового цвета, его немедленно представили Юджину, и у них случился очень приятный разговор о мощности двигателей «Питербилтов».

В разгар беседы в кафетерий впорхнула девчуля в розовом платьице, сопровождаемая громадным пожилым мулатом в униформе и с ослепительной улыбкой. Девчуля была миленькая, но, чего уж там, косолапила — и круглая её мордашка с крохотными раскосыми глазками выдавала явные проблемы и со здоровьем, и с головой. Юджин было нахмурился — но тут девчуля увидела Шустрика.

— Абатька! — завопила она радостно.

Шустрик, очарованный такой восторженной реакцией на его особу, застучал хвостом, вытер об розовое платьице йогурт с носа, полез лизаться и чуть не сбил девчулю с ног — хорошо, что мулат поймал её на лету.

— Обрая абатька! — выдала девчуля в полном восторге и уселась на пол, чтобы удобнее было обниматься с Шустриком.

— Ишь, как Лотта стала говорить! — заметил Майерс, который уже успел попросить Юджина называть его просто Стивом. — А когда приехала, всё молчала да жалась по углам. Ясное дело: одна осталась. Бабушка у неё померла, а родня отказалась…

— Лотта! — окликнула девчулю неугомонная Дженни. — Танцевать вечером придёшь?

— Ацевать пиду! — ответила Лотта с широкой и несколько щербатой улыбкой.

— А это дядя Юджин, — сказал мулат. — Можно вас так называть, сэр?

— Пускай называет, как ей удобно, — Юджин и сам улыбнулся. — Такой красотке можно.

— Ивет! — сказала ему Лотта и попыталась сделать реверанс сидя.

Внутри Юджина что-то разжалось — и тёплый покой сошёл на душу, как солнечный свет. Ему нравилось здесь — просто не хотелось уезжать. После кофе рыжий, назвавшийся Олли, предложил посмотреть свободные комнаты и выбрать лучшую — и Юджин пошёл. По дороге зашли к Стиву, поглядеть на модельки, и к Лотте — она показала очаровавшего Шустрика котёнка. На веранде старая леди в инвалидном кресле курила, слушала, как девушка в голубой униформе читает с распечатанных на принтере листов, а на коленях у леди дремала болонка. Комната была просторна и полна света, к комнате примыкала крохотная нишка со столом и кухонным шкафчиком — и Олли сказал, что можно поставить и электрическую плитку, если Юджин захочет готовить сам…

Всё это место напоминало то ли коммуну, то ли пристанище хиппи — но уж точно не дом престарелых. Здесь было столько весёлой свободы, что Эми и Тим смущались — а у Юджина мелькнула странная мысль: уж не чувствуют ли они чего-то, похожего на зависть? Ни старикам, ни слабоумной девчуле не полагалось этой свободы, а уж тем более — веселья.

Юджин это понимал — и еле держал в себе озорную радость: будто с урока сбежал.

А Эми поджимала губы, словно сомневалась.

И в конце концов не выдержала.

— Простите, Оливер, — сказала она рыжему, — это слишком дёшево стоит — и мне беспокойно. Практически это оплата только питания и проживания, как в мотеле… этого просто не может быть. Персонал…

— Мы не стоим вам ничего, — улыбнулся рыжий. — Миссис Эдвардс, мы — эксперимент, а ваше согласие на участие — большая часть оплаты.