Страница 62 из 72
У меня болит сердце при образе маленького Эйдена и его мамы, которых отец игнорирует по работе. Но в то время у него, по крайней мере, была мать. Возможно, его превращение началось после того, как он потерял ее. Это означает, что я права, предполагая, что смерть Алисии Кинг сыграла значительную роль в формировании его отклоняющейся личности.
— Я понимаю, что значит иметь родителей трудоголиков, — сочувственно говорю я.
— Твои настоящие родители были трудоголиками?
— Я не знаю.
Каждый раз, когда они упоминаются, меня охватывает острая боль. Может, то же самое чувствует и Эйден, когда говорит о своей матери.
— Что значит, ты не знаешь?
— Я же говорила тебе, что не помню своей жизни до пожара. Единственные родители, которых я помню, это тетя Блэр и дядя Джексон.
Задумчивый взгляд проступает на его лице. Он исчезает так быстро, что я бы не заметила его, если бы не наблюдала за ним так пристально.
— Я вижу.
— Кошмарно иметь занятых родителей.
Он приподнимает плечо.
— Не совсем. Джонатан может быть трудоголиком сколько угодно. Я все равно уезжаю в колледж.
Я жую салат, прежде чем заговорить.
— Ты собираешься заниматься футболом профессионально?
Он смеется, и это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышала.
— Ты действительно думаешь, что Джонатан Кинг позволит своему единственному сыну стать футболистом?
— Но он позволил твоему двоюродному брату.
— При условии, что он параллельно будет учиться в университете.
— Ох.
— Я люблю футбол, но он никогда не был моим финалом. Это короткая карьера, и она незначительна по большому счету. Мы с Джонатаном согласны в этом.
Я возвращаюсь к своей еде.
— Тогда какие у тебя планы на колледж?
— Оксфорд.
Он выглядит скучающим.
Моя вилка застывает на тарелке. Невидимые руки сжимают грудь. Почему так больно осознавать, что мы будем на разных концах страны?
Я заставляю себя улыбнуться.
— Вау. Тебе действительно нужно много работать ради этого.
— Как думаешь, почему я держусь в первых пяти процентах? — он подмигивает.
Иногда я забываю, что он один из лучших студентов в школе.
— Твой отец перекидывается парой слов с учителями?
— Моему отцу не нужно этого делать. Они сами все выполняют. — он пьет колу. — Хотя я не нуждаюсь в толчке. Я могу сам получить оценки.
— Серьезно? — я говорю так же подозрительно, как и чувствую. — Не видела, чтобы ты занимался даже во время выпускных экзаменов.
Он усмехается, глаза озорно блестят.
— Ты преследуешь меня.
— Я просто говорю, что те, кто входит в десятку лучших, больше заботятся о своих оценках, чем ты.
— Это потому, что вы, ребята, усердно работаете, а не работаете по уму. Что тебе даст рабство за оценки?
— Не знаю, — издеваюсь я. — Хорошие университеты?
— И что потом? Элитная работа. Дорогой дом в шикарном районе. Немецкие автомобили. Жена. Дети. Все это клише. Что потом?
Кажется, ему наскучил весь этот список, но опять же, почему бы и нет? С самого своего рождения он уже знает, что получит все это, не прилагая никаких усилий. Ему суждено стать наследником King Enterprises.
Кто-то другой, возможно, почувствовал бы давление, но Эйден полная противоположность. Он живет ради испытаний, поэтому все намеченное будущее должно выглядеть в его глазах таким тусклым.
— Если бы это зависело от тебя, что бы ты сделал? — я спрашиваю.
Он резко поднимает голову, словно его застали врасплох, затем ухмыляется.
— Похитил бы тебя в свою пещеру.
— Я серьезно.
Я бью его ногой под столом и делаю глоток воды, успокаивая пересохшее горло.
— Я тоже серьезно. Ты единственное, что разрывает бесконечный порочный круг.
Я захлебываюсь водой, и она разбрызгивается по столу и по пиджаку.
Эйден смеется и предлагает мне салфетку.
— Господи.
Вместо того, чтобы отдать мне салфетку, он протягивает руку и вытирает мои щеки и вокруг рта, пока я смотрю на него.
Где-то посередине салфетка соскальзывает, и он проводит пальцами по моим щекам. Затем опускает их к моей нижней губе, проводя по ней кончиками пальцев, в то время как его тлеющий взгляд пожирает мой рот.
Каждый удар, как молнии, пронзает мою ноющую сердцевину. Мои бедра сжимаются в тщетной попытке прогнать пульсацию.
— Эйден...
— Хм, милая? — его внимание не отрывается от моих губ.
— Мы в общественном месте.
Мой шепот едва слышен из-за неровного биения сердца.
— Я даже не целую тебя, — говорит он слегка хриплым тоном. — Просто невинно вытираю воду.
Да, верно.
Я пытаюсь контролировать свое дыхание и терплю неудачу.
— В тебе нет ничего невинного.
— Но зато в тебе так много невинности, милая. — он наклоняется, чтобы прошептать жаркие знойные слова. — И я испытываю искушение запятнать это.
Это должно было бы напугать меня, и, возможно, напугало бы несколько недель назад, но сейчас я чувствую, что падаю сильнее и быстрее, чем кто-либо. Мои соски напрягаются, и я так рада, что пиджак достаточно плотный, скрывая мою реакцию на него и его слова.
Что-то мелькает в моем периферийном зрении. Голова резко поворачивается к окну, но там никого нет, кроме мужчины, который все еще читает свою книгу и потягивает кофе.
— В чем дело?
Эйден берет меня двумя пальцами за подбородок и поворачивает лицом к себе.
— Клянусь, кто-то только что наблюдал за нами.
— Я бы увидел. Никого не было.
— Должно быть, у меня разыгралось воображение. — я встаю, все еще пытаясь побороть пульсацию между бедер. — Схожу в туалет.
Я ухожу, прежде чем Эйден посадит меня к себе на колени или сделает что-нибудь более безумное.
В пустом туалете я снимаю пиджак и ставлю его под сушилку для рук.
Не проходит и минуты, как дверь в туалет со щелчком открывается.
Я чувствую его еще до того, как вижу.
Или, может, это из-за его отличительного чистого запаха, смешанного с его уникальным запахом тела.
Звук сушилки для рук обрывается, когда я убираю пиджак и поворачиваюсь лицом к Эйдену.
Он прислоняется к закрытой двери и тянется за спину, запирая ее. Черный, как смоль, взгляд его глаз вызывает бунт внизу живота.
— Что ты делаешь? — я шепчу, как будто кто-то может нас услышать.
Он оставляет дверь и идёт ко мне уверенными, широкими шагами.
Мое сердце трепещет, а ногти впиваются в пиджак.
— Это женский...
Мои слова застревают в горле, когда его губы прижимаются к моим во всепоглощающем поцелуе. Это тяжело, мучительно и так страстно. Пиджак выскальзывает у меня из рук и падает.
Моя спина с глухим стуком ударяется о стену. Это больно и восхитительно одновременно.
Эйден кладет обе руки мне под задницу и приподнимает меня к стене. Ноги обвиваются вокруг его талии, а мягкие изгибы сталкиваются с его твердыми мышцами, словно они всегда принадлежали ему.
Как будто это богохульство, что мы не делали этого раньше.
— Эйден...
Я пытаюсь возразить, но он обхватывает рукой мое горло и яростно целует, покусывая мою нижнюю губу и убивая любой протест.
К черту общественные места.
К черту все.
— Ты не боготворишь других мужчин передо мной и не ждешь, что я ничего с этим не сделаю, — ворчит он, кусая мою губу. — Тебе повезло, что я не трахнул тебя у них на глазах.
Его язык проникает внутрь, и я позволяю ему. Мои пальцы вплетаются в его волосы, и я позволяю ему поглотить меня.
Завладеть мной.
Погубить меня.
Мне все равно, пока он заставляет меня испытывать эту всепоглощающую страсть.
— Ты все портишь, — грубо говорит он, прежде чем снова завладеть моими губами, задирая мою юбку до талии.
Я пытаюсь помочь ему с ремнем, но в таком положении это неудобно. В свою защиту скажу, что я никогда не занималась сексом у стены в общественном туалете.
Эйден отпускает мое горло. Одной рукой он избавляется от брюк и боксеров, а другой стягивает мое нижнее белье.