Хроноклазм

— Пацан, ты жуткий, когда молчишь и сверлишь вот таким взглядом, — Рик взял новую порцию мази из банки. — Может, поговорим?

— Декапитация, — Морти моргнул, постепенно приходя в себя. Рик вскинул голову и тут же пожалел, что заставил Смита говорить.

— Что?

— Казнь путём отрубания головы. Обычно это делают одним ударом, но ты прямо смаковал процесс, Рик.

— Ты только что стал ещё более жутким, — попытался отшутиться Санчез, но это не вызвало улыбки Морти. Рик мотнул головой и уставился на один из множества синяков. — Он сделал это с тобой. Насмехался и говорил вещи, от которых меня тошнило. Он… Пацан, блядь, да эта мразь надругалась над тобой!

— Ревнуешь? — со смешком уточнил Морти, и Рик снова поднял взгляд:

— Что ты несёшь?

— Не важно… — Морти попытался устроиться удобнее, но это вызвало пронизывающую боль в пояснице, и он всхлипнул.

— Будто на твоей памяти я никогда никого не убивал, — буркнул Санчез, продолжая обрабатывать раны.

— Убивал. На пятом десятке я перестал считать, и счёт давно перевалил за тысячу. Ты – идеальная машина для г-геноцида, Р-рик. Но все эти убийства шли как бы фоном, не воспринимались так… буквально. А здесь… это было личное, Рик. Ты прямо хотел, чтобы весь мир увидел, что будет с теми, кто притронется к твоей собственности.

Рик перестал мазать Морти и облокотился на своё колено, псевдо-задумчиво взглянув на внука:

— К собственности, значит?

— Конечно. Ты не любишь, когда твои игрушки трогает кто-то другой. Не любишь делиться. Поэтому пришёл и нассал в чужую песочницу. И отмудохал всех пластиковой лопаткой.

Санчез поиграл челюстью, давя в себе нецензурщину:

— Ты идиот, Морти.

— Я знаю.

И сказать-то больше было нечего. Рик возобновил лечение, периодически хмурясь и, видимо, мысленно ведя диалог с самим собой, не самый приятный.

— Ну чё, ты хочешь, чтобы я извинился? — не выдержал Санчез, снова отстранившись. Поразительно, как он поговорил у себя в голове и сделал собственные выводы, невзирая на мнение Смита.

— За что? — совершенно искренне спросил Морти.

— За то, что отправил тебя на Танарис одного. За то, что назвал никчемным. За то, что разозлился с нихера.

Морти поднял наконец взгляд карих глаз на грязное и заляпанное лицо деда, и в его взгляде прочитал то, что видел до обидного редко: сожаление.

— Но я и правда никчёмный, Рик, — на грани слышимости прошептал Морти. — Я никчёмный кусок говна, который не может справиться в одиночку даже с таким простым заданием. Я нужен только как обманка или отвлекающий манёвр, но с этим справится даже дешёвая голограмма. Рик, я…

Дальнейшие слова Морти потонули во всхлипах, и в конце концов парня прорвало: он разрыдался как девчонка, едва успевая подтирать сопли испачканной в бурой крови рукой.

Геноцид населения целой планеты? Раз плюнуть, Рик Санчез готов.

Масштабная оргия с восьминогими каракатицами? Отлично, Рик уже здесь.

Уничтожение правительства целой расы? Дайте два, Санчез займётся этим.

Ребёнок ревёт от боли, обиды, отчаяния и страха? Ёбушки-воробушки, и что с этим делать?

Всякий раз, когда маленькая Бет закатывает истерики, Санчез экстренно передаёт дочку Диане – у неё успокоить ребёнка получается гораздо лучше. Но тут Дианы нет, да и Морти уже не то чтобы ребёнок, однако легче не становится.

— Ну хватит, — предпринял абсолютно дурацкую попытку спастись Рик. — Да ёпт…

Не придумав ничего лучше, Санчез сделал выпад вперёд и осторожно обнял Морти, зарываясь пальцами в каштановые кудри.

Морти замолчал и замер, пытаясь осознать. Тёплое дыхание деда на шее успокаивало. Смит с удивлением обнаружил, что Рик сам устал не меньше. Почувствовал, как руки Санчеза едва заметно подрагивают от накопившегося напряжения.

— Слушай сюда, пиздюк. Даже самая навороченная голограмма моего производства не сможет заменить тебя.

И Морти разрыдался вновь.

Так было нужно.

***

Яичная скорлупа встретилась с тупой стороной ножа и треснула. Рик вылил тягучее содержимое в миску.

— Р-рик, я мог бы… мог бы и сам приготовить нам ужин…

— Ага, травануть дедушку, да и себя до кучи. Спасибо, пёс, обойдёмся без этого.

В попытке сохранить трещащий по швам брак, Джерри и Бет отправились на озеро с ночёвкой, а Саммер, обрадовавшись образовавшейся свободе, сказав: “Деда, если чё, пиши в Фейсбук”, упорхнула на вечеринку, которую так вовремя организовала её одноклассница. Рик и Морти остались одни в доме и, по-хорошему, могли бы отправиться в очередное приключение, не слушая потом нотации Джерри о том, что Морти нужно думать об учебе, а не шляться с дедом где попало. Но на Рика напало особенно меланхоличное настроение – как раз подходящее, чтобы разбивать яйца.

Морти гордо поглядывал в зеркале первую подростковую щетину – полтора причудливо закрученных волоска над верхней губой.

— Что, никак подцепить не можешь, чтобы вырвать? — осведомился Рик, разбивая третье яйцо в миску.

— Рик! — обиженно воскликнул мальчишка и инстинктивно прикрыл лицо ладонью, а то не дай Ньютон, дед решит помочь с депиляцией.

Рик только хмыкнул, разворачивая бумагу, в которую был укутан кусок рыбного филе.

— Лучше достань деду пива.

Было в этом всём какое-то особенное очарование. Морти четырнадцать лет, переходный возраст давал о себе знать гормонами и перестройкой в психике. Самый ранимый возраст, и именно на него пришлось плотное сотрудничество с вылезшим из ниоткуда, как черт из табакерки, дедом.

— Р-рик, а ты когда-нибудь влюблялся по-по-настоящему? — вдруг спросил Морти, посадив свою пятую точку на стол.

— Тебе что подкинуло мысль, что я буду вести с тобой вот эти вот сопливые разговоры про любовь? Пиво? — Санчез посмотрел на внука через плечо. — У меня в руках ещё и нож, если что.

— Тебе сложно ответить? Значит, влюблялся, — Морти пока ещё можно было пользоваться детской логикой и в ответ максимум получить внеочередное звание придурка.

— Морти, ты что, думал, что твоя мать из пробирки вылезла или что?

— Учитывая, кто её отец, вполне могло быть и так, — заметил Морти, ковыряя скатерть ногтями. — Ну я же не про бабушку. В кого-нибудь ещё влюблялся?

Санчезу вдруг подумалось: он жалеет, что собирается жарить рыбу, а не внука.

Ну, то есть…

Нож воткнулся в разделочную доску, и Рик сполоснул руки, явно медля с ответом.

— Ну, допустим.

Морти заерзал задницей по столу от нетерпения:

— Как это было? Она ответила взаимностью? Почему вы расстались? Где она сейчас?

От потока беспорядочных вопросов у Рика заболела голова. Он открыл банку с пивом и выпил половину залпом, развернувшись лицом к внуку.

— Местоимение неверное.

— Мм? Э-это была планета? Коллективный разум? Компьютерная программа? Андроид?

— Это был мужчина, пёс.

Морти завис. Не то чтобы в его юной голове были какие-то гомофобные установки, но почему-то слабо представлялось, чтобы его дед мог любить мужчину. Слабо представлялось, что Рик вообще мог любить кого-либо, поэтому Морти и спросил.

— И… и как?

— Решил ориентацию сменить, пиздюк?

— Нет! Я-я… вообще-то, у меня есть Джессика, я её люблю, и подумал, что ты мог бы дать мне пару советов…

— Мой тебе совет: забудь про любовь, займись наукой, — Рик повернулся обратно и достал из шкафчика муку, продолжая готовку.

***

Морти проснулся оттого, что простынь прилипла к телу. Само тело всё ещё ныло, но уже не так болело – похоже, мазь была практически чудодейственная.

В комнате было темно, а за окном накрапывал мелкий противный дождик. Морти кое-как повернулся набок, пытаясь определить, где он умудрился уснуть.

Комната Рика и Дианы. Он уже был здесь несколько раз.