Страница 2 из 6
И Света шевелилась.
Каждый раз, когда Света выходила из дома, ноги поначалу как будто бы не хотели идти, но все-таки включались после третьей-четвертой остановки. Света вообще не надеялась на свою прочность и боялась, что ноги подведут ее где-нибудь, и она подломится и упадет, поэтому всегда ходила вдоль маршрутов общественного транспорта, там хотя бы люди, скамейки на остановках.
Света могла бы идти хоть до Тихого океана, как Форрест, но ей нужно было каждый раз возвращаться домой, чтобы приготовить ужин, проверить уроки, сказать что-нибудь приятное и духоподъемное перед сном двум любимым детским макушкам. Одна из них то и дело говорила ей: «Уйди, не целуй, не трогай меня, я тебя ненавижу, это все из-за тебя». Света пыталась все исправить, но не исправлялось.
Да, все в твоей жизни из-за меня, думала Света, это же я тебя родила.
Да, в этом году много чего произошло. И, конечно, из-за Светы, кто же еще виноват в ее бедах. Света много рассказывала о своей жизни всем друзьям и знакомым, кого встречала, ей и самой было уже противно от этого. Кажется, это называется «обида, высказанная не по адресу». Света просто не знала, кому бы еще такому рассказать, чтобы тот воскликнул: «Точно! Я знаю, что тебе нужно делать!» Богу? Он и так все знает, думала Света. Может быть, даже и помогает. Работой, которую Света искала и получала. Человеком, который воодушевлял ее на короткое время. Днем затишья, нормальной жизни, когда никто никого не ненавидел.
Много всего произошло в этой Светиной жизни. Была в ней долина радости, наступила долина ненависти. Ее младшая дочь была полна крика, агрессии и злости, а ей всего было семь. Во взрослых людях Света не встречала еще такой концентрации ярости, как в ней. Это Свету очень пугало, расстраивало и обессиливало. Свете было страшно представить, что будет, когда дочери исполнится тринадцать и наступит самый махровый подростковый возраст. Света боялась, что все его возможные «махры» будут помножены на дочкин весьма сложный характер. Один знакомый доктор, детский психиатр, к которому Света обратилась с этой проблемой, сказал: «Сядешь либо ты, либо она. Либо все рассосется, и не будет ничего такого. Либо не рассосется».
Тьфу-тьфу-тьфу, Света сплевывала через плечо и крестилась. Света знала одну женщину, у которой была дочь гораздо старше Светиной и с теми же проблемами. Эта женщина была словно грустный привет из Светиного будущего. Угасшее лицо, потухшие глаза, безвольные руки, поездки к дочери по ночам через весь город, чтобы разобраться с какими-то ее проблемами.
Если был шанс изменить будущее, то Света хотела за него побороться: найти причину ярости и избавиться от нее. Света боялась, что, когда дочери исполнится 18 лет, то Света откроет дверь и скажет ей: «Я не могу так больше. Ты свободна, уходи». Дочь Светы угнетала жизнь по правилам. Хотя какие там были правила: надеть теплые носки, когда мороз, сделать задание в прописях, пойти в школу. Света говорила, что эти правила, особенно школьные, не Светой придуманы, какие могут быть к ней-то претензии? Ну, правда, в минус 20 без теплых носков в Сибири жизнь чуть сложнее, чем с ними.
Уже целый год Света жила с мужем, как чужие люди. Света считала, что они не вынесли испытания вторым декретом. Что они ступили на землю второй долины и не прошли ее. Муж все время говорил: «Я не могу, я ничего не могу». Света говорила: «Зато я все могу». Она и вправду все могла, но становилась более жесткой, резкой и нелюдимой. Света думала, что вот здесь проходит ее фронт, и она бьется за их маленькое благополучие. И что он увидит, как она сражается, ему станет Свету жалко, и он встанет рядом.
Они с мужем жили в одной квартире и даже спали в одной кровати, но более чужих людей трудно было и представить на этой планете. Света не могла и вообразить, что так бывает и что так будет у нее: семнадцать лет прожить вместе, родить двоих детей, а потом в выходной вечером идти куда глаза глядят, потому что ее территория была оккупирована чужим человеком. Он лежал по выходным на диване, смотрел одновременно в телефон и в телевизор, а Света тоскливо думала: «Какого черта?» Выходные – самое паршивое время. Еще Света невовремя, безответно и бесперспективно влюбилась, поэтому пришлось уходить из дома, чтобы погасить этот некстати вспыхнувший костер, вытряхнуть пепел, подуть на обожженное место, и спрашивать: «Зачем это было? Сейчас это вообще к чему? Чтобы что?» Чтобы ты встрепенулась, дура, увидела, какие бывают люди, что они вообще есть. Только и всего? А тебе мало, да?
Поэтому, намыв кастрюли, нагладив футболки, надраив раковины и унитазы, Света уходила из дома. Она старалась не идти и даже не думать в сторону нового моста, откуда любят прыгать все городские суицидники. Света была как-то в речпорту в начале ноября, тоскливое место, все серое – волны, лысые кусты по берегам, небо, бетон и асфальт. Хорошо, что она не живет здесь, а еще элитный район.
Да Света и не дошла бы до него. Чтобы Свете дойти со своих Мастеров до парка или ТЦ и обратно, уходил примерно час. До речпорта Света бы телепалась часа три, а обратно дойти бы уже точно не смогла. Да и река замерзла, чего туда ходить. Впрочем, зимой всегда можно сесть ночью под опору, морозы-то у них любо-дорого, не подведут.
Но Света всегда идет в другую сторону, потому что нужно вернуться домой, оплатить услуги репетиторов, выдать таблетки, собрать рюкзаки в школу.
Иди, Форрест, иди. Ты собрал кучу последователей, пока бегал от побережья до побережья. А Свете много-то и не надо, всего лишь одного человека, который скажет: «Иди домой, где ты ходишь». Но телефон в кармане не тренькал, сколько бы Света ни ходила – никто не хватился, не взволновался, не побежал на поиски, не вышел навстречу.
Иди уже.
Мои желания сбылись
Однажды я вдруг поняла, что все мои желания, оказывается, давно уже сбылись.
Как это произошло? Ну, вот как-то так. Не в один день, конечно. Не – бац! – сегодня твой день, исполняем всё, что там у тебя первое по списку. Фейерверк, блёстки, дудки, вуаля! Нет.
Дело было так. Как будто что-то останавливало, хватало за рукав: «Постой-ка. А помнишь вот это? Сбылось. А вот это? Well done. А вот еще поройся в недрах памяти… нашла? Сбылось на прошлой неделе».
Конечно, помню. Сто лет прошло, я уже и думать забыла, и перехотела, и нового понажелала. А оно вот – тыдыщ! – уже есть.
Вы серьёзно? А как насчёт «дорога ложка к обеду»? Если я в детстве хотела двухкассетный магнитофон, на шиша он мне сейчас, спустя 30 лет, когда и молодость прошла, чтобы музыку просто так слушать, и век цифровой техники давно наступил?
Отвечают: ну, извини. Ты вообще знаешь, какие тут очереди из таких вот желальщиков?
Ну, в курсе, да. А вы вообще в курсе, что вы сбываете желания весьма своеобразно?
Тебя что-то не устраивает?
Ну, смотрите. Вот даже и не желание было, а просто мысль – как бы расходы уменьшить. И что вы сделали?
А что мы сделали?
«Наташа, мы все уронили, вообще все», вот что вы сделали. Вот этот сраный коронавирус кто устроил? Да, мне теперь не надо платить за продлёнку, за кружки, за питание в школе, ещё часть репетиторов – те, которые очно, – отпали. Но вот этот душный пипец по всему миру зачем? Неужели не было другого способа? Доходы тоже, знаете, уменьшились.
Эммм. Ну, вообще-то тут мы два твоих желания исполнили. Или три. Или пять – это как посмотреть. Кто хотел не работать в шесть утра в выходные? Успевать смотреть кино и читать книги? Кто тут радовался, что распочал свою внутреннюю тишину и начал просто слушать музыку? Кто хотел не таскаться на работу в общественном транспорте и больше времени проводить с детьми? То-то же.
Да, сорри, небесные чуваки-покровители, с удаленкой вы вообще все здорово придумали. Но зажигание у вас явно позднее.
Что опять тебя не устраивает?
Четыре года назад, помните? Так хотела, так хотела я нормальной себе удалёночки, чтобы ребенок в садике, а я дома в шаговой доступности… Вместо этого что? Три года фултайма в офисе и 29 больничных листов, и еще сколько раз по три дня дома посидеть без больничного. Как меня не выперли из этого института, я не знаю – каждый месяц по два раза на больничном.