Любовь или криминал?

— Я не волновалась. Меня просто порой бесит ваша тупизна, — Оливия разжала кулаки и выдохнула: — Бывай.

Брайну не давали ни еды, ни воды. Слепой ещё морально над ним издевался, сидя перед ним и уминая за обе щеки бутерброды с толсто нарезанной, вкусной колбасой.

— Вкусно-то как, — приговаривал он. — А тебе не дам! — Он высунул язык. — Обойдёшься.

— Больно надо. Ты сто процентов мне отраву подсыпешь, — Брайн посмотрел в окно. По тому, что в комнатушке стало темно, он догадался, что уже почти ночь. Свет ведь был только солнечный: ни лампочек, ни свечек не было.

— Не подсыплю, говорю. Радуйся, я тебя не убью раньше времени. Я хочу насладиться тем, как тебе плохо. Не беспокойся — нас никто не найдёт: я сломал твой телефон, мы в абсолютной глуши. Так что я тебя ещё побешу своим присутствием, — прошептал ему на ухо Слепой. — Спать будешь в сидячем положении. Вот интересный опыт, да?

— Ведёшь себя, как воспитанник детского садика, ей-Богу. Твои насмешки и издёвки на ребячьем уровне. Смешно. — На лице Брайна при этой реплике не было ни единой эмоции. Слепой вышел из комнаты и вернулся через несколько секунд.

— Ещё одна такая предъява в мою сторону, — Слепой держал в руках прутья, — и твоя спина познакомится вот с этим. Это больно, предупреждаю сразу. И отметины остаются на всю жизнь. Поэтому советую захлопнуть свою варежку и раскрыть её в тот момент, когда это пригодится, когда я тебе скажу это сделать. Спокойной ночи. Хотя, вряд ли ночь у тебя будет спокойная, — Слепой довольно расхохотался и вышел из комнаты. На улице поднялся сильный ветер, который проникал в то помещение, где сидел Брайн. Тот, находясь в одной-единственной, тоненькой футболочке, поёжился от холода. Дыхание заложило мгновенно.

Кровотечение вследствие сломанного носа закончилось лишь сейчас, через несколько часов.

Брайн смотрел вперёд себя и думал обо всём. За те часы, что он тут находился, он многое переоценил. Он во многих вопросах поменял своё решение. Например, насчёт Оливии и Влада.

«Все мои мучения сейчас — это за ту боль, которую я им причинил. Просто правило бумеранга, как обычно, сработало безотказно, как по часам. Если бы я не поступил вот так ужасно, кто знает, быть может, Слепой бы и не нашёл меня.»

Брайн не был заядлым фаталистом — человеком, который верит в то, что всё предначертано человеку заранее судьбой, он не верил в знаки судьбы, смеялся над всякими приметами, но сейчас он начал понимать, что всё возвращается, пускай даже основная причина его заточения — преступление в отношении Анатолия Осина. Брайну просто оставалось ждать и молиться, что кто-то найдёт его и спасёт.

За ночь он пережил весь спектр эмоций, которые заложены в человеческом мозгу. Сначала его мучил стыд за всё то, что он делал в своей жизни, за убийство, за ложь, потом он впадал в отчаяние, думая, что умрёт здесь, в сыром, неотапливаемом подвале, и его жизнь так некрасиво оборвётся (в эти моменты он громко ругался трёхэтажным матом и орал), потом он радовался тому, что он умрёт и ему не придётся смотреть в глаза Оливии, которую он так сильно ранил, потом наступала тоска по возлюбленной, потом приходила злость — на себя, что не может себя вызволить из плена, да и на Слепого тоже. Сон никак не хотел одолевать Брайна. Парень даже и не думал о том, чтобы хоть на какое-то время прикрыть глаза и погрузиться в царство Морфея. Чтобы не сойти с ума и, грубо говоря, не отупеть за время нахождения здесь, Брайн занялся умственной активностью: повторял в уме таблицу умножения, вспоминал строки Пушкина, Есенина, Тютчева, которые его заставляли учить в школе (правда, Брайн рассказывал их с горем пополам, лишь бы на троечку), умножал числа на пять, возводил цифры в квадраты. Такая деятельность даже немного успокаивала взволнованный последними событиями мозг, отвлекала от мрачных мыслей.

Оливия набрала Сизого, чтобы понять, на каком они этапе с Чёрным. Хотя, у девушки не было никакой надежды на то, что эта история кончится вот так просто, в один присест.

— Оливия, мы обошли весь район, никаких следов Брайна нет. Единственное, что мы подумали, что его могли повязать и повезти куда-то в Ленобласть.

— ЭТО ТЫ ТАК МЕНЯ УСПОКАИВАЕШЬ? — заорала Оливия. Чувствовалось, что если бы Сизый был рядом, она бы его убила. — ДЕБИЛ!

— Оливия, давай посмотрим правде в глаза. Мы криминальные люди. Тем более, непонятно, чё там со Слепым. Нужно все варики рассматривать. Действовать нужно решительно, мы не хотим узнать, что тело Брайна лежит где-то в лесу и его кушают птички с муравьями. Пожалуйста, не волнуйся. Мы вместе справимся. Ты обзвонила больницы?

— В процессе. Я уже в двадцать семь клиник звонила, нигде Брайн Мапс не поступал. Влад разбирается с моргами. Но я надеюсь, что он тоже ничего не узнает, — Оливия тяжело выдохнула, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.

— Эй, кудряшка. Мы сможем его найти. Всё будет окей. Не удивлюсь, если он куда-то с девчонками поехал загород тусить.

— Сизый, он меня любит. Он мне по телефону сказал. Какие девчонки?

Сизый прикусил язык. Он рассчитывал, что Оливия не в курсе чувств Мапса к ней.

— Ладно, до встречи, — Оливия опустила трубку, посмотрев на Ботана. Тот усердно выполнял свою задачу, сидя у телефонного справочника и звоня в нужные организации.

— Тебе сколько ещё? — спросила Оливия, положив голову ему на плечо. Ботан молча пролистал где-то двадцать страниц. Оливия кивнула понимающе и отошла. Глаза Ботана слипались, цифры плыли перед ним, на пальцах появилось несколько мозолей, но он понимал, что это важно, что халявить в этом деле нельзя. Особенно отчётливо он это понял, когда увидел удручённую Оливию. Видеть нервы любимого человека — очень больно, хочется помочь, и Ботаник даже был рад тому, что он может содействовать в её горе.

— Здравствуйте, к вам Мапс Брайн не поступал? — рассеянно спросил Ботан, путая слова.

— Кто?

— Брайн Мапс, — Ботан зевнул. Он уже клевал носом.

— Нет, такого не было у нас. Был Борис Мальков, но это не тот, кто вам нужен, я так понимаю.

— Да, спасибо, — Ботан завершил разговор, и, сам не поняв как, уронил голову на раскрытый справочник, начиная сопеть во сне…

Между тем пришло утро. Оливия практически не спала. Её сон можно было назвать поверхностным: она слышала всё, что происходило вокруг неё. Она слышала, как Ботан ночью шёл на кухню тихими шагами, чтобы попить воды, она слышала рёв моторов и громкие вопли на улицах, она слышала детский смех на площадке, поражалась тому, что ребятня просыпалась так рано и сетовала, что их дом находится напротив площадки… Ботан же заснул крепко, так и не оторвав голову от пожелтевших страниц тома.

Слепой подошёл к своему мученику и щёлкнул пальцами прямо возле его широко раскрытых глаз. Брайн наклонил голову набок, показывая, что ему всё равно на его дальнейшую судьбу.

— Тебе понравилась эта ночка? — Слепой рассмеялся, почувствовав в своём вопросе нотку пошлости. Брайн закатил глаза.

— Есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, если ты не мазохист.

— Никаких предложений я не приму от тебя, урод, — прорычал Брайн, и Слепой двинул ему в челюсть.

— Вон как побледнел, исхудал малой. Глазки красные, не спал всю ночь, видать. Тебя же достало всё это? Тебя тут бьют, унижают, морят голодом. А погодка на улице дивная. Июнь вступает в свои права. Третье число, друг мой. Прогуляться не хочешь, на свободе?

Слепой хорошо разбирался в психологии, что давало ему возможность быть искусным манипулятором. Брайн правда слабо соображал от голода, и на обработку того, что ему говорили, требовалось минуты две.

— Поверь, предложение не страшное. Я тебя не заставлю убивать, воровать. Ничего страшного.

— Денег отдать?

— Что ты, — Слепой сделал удивлённое лицо. — Какие деньги? Эти бумажки счастья человеку не дадут. Моё предложение простое в исполнении. Если ты хочешь его услышать, только скажи.