Страница 8 из 113
— Ща пройдет.
Она вдруг задрала его рубашку. Ботан вскрикнул и смущённо прикрылся.
— Успокойся ты, чё я там не видела, — усмехнулась Оливия, кладя руку на живот, — Тростиночка. Тонкий, как спичка, — дала она характеристику телу Ботана и начала массировать живот по часовой стрелке. Ботан закрыл глаза и окончательно расслабился. Все плохие мысли отпустили его.
— Ты говори, если те тип неприятно, я могу по-другому как-то, — сказала Лив.
— Все правильно, — слегка низким голосом произнес Ботан, наслаждаясь массажем. Но все же ему было стыдно и неловко, что он лежал перед Оливией в таком полуобнажённом виде. На щеках выступил румянец, на который Лив незамедлительно обратила внимание. Она потрогала щеки Ботана: они были немного горячие.
— У тебя температура поднялась наверно. Весь красный, — Оливия потянулась за градусником, но Ботан рассмеялся:
— Сама меня раздела почти и ещё спрашивает, почему я красный.
— Ботан, серьезно? Что у тебя там интересного? Вот если бы я сняла штаны, вот тогда ясно.
Ботан запищал от смущения, а Оливия дико захохотала.
— Ладно, фиг с ним. Твоему животу легче?
— Л-легче, — пробормотал Ботан, — Спасибо.
— Оливия! — вдруг позвал девушку Брайн. Ботан весь напрягся. Ему стало по-настоящему страшно. А вдруг Брайн расскажет Оливии о том, что Ботан его ударил? Такое же может быть. И все старания Ботана, направленные на то, чтобы скрыть все, пойдут коту под хвост.
— Ботан, я пойду, — Оливия встала, и не дождавшись какого-то ответа Ботана, вышла из его комнаты.
Она вернулась где-то через минут пять, смеясь ещё сильнее, чем когда Ботан смущался.
— Ты прикинь, какой Брайн придурок?
Ботан опять заволновался и приподнялся на локтях, ожидая, когда Оливия прекратит смеяться и скажет хотя бы что-то.
— Он короче сидел в инете и не заметил стенку. СТЕНКУ! Не заметил… И башкой ударился! Придурок! — Оливия не переставала смеяться. Ботан практически не слушал её, так как его мысли были о том, что было накануне. «Брайн не выдал меня Оливии, он придумал какую-то ерунду, не сказал правду… Почему… Я же не просил…»
Оливия заметила, что ее собеседник сейчас будто в другой вселенной и не смеётся вместе с ней.
— Тебе плохо? — поинтересовалась она у Ботана, у которого даже вена на лбу немного набухла от волнения.
— Да… Просто голова болит, — сказал Ботан, хотя голова прошла давным-давно. Оливия встала с его кровати, полезла в пакет с лекарствами и достала оттуда красно-фиолетовую упаковку.
— Пенталгин должен помочь, мне помогает, когда живот болит, — тихо сказала Оливия, наливая воду в стакан. Ботану пришлось начать шевелиться и вообще что-то делать.
Лив протянула ему стакан и таблетку, он выпил и лег обратно, закинув руки за голову.
— Туда парацетамол входит…— вспомнил Ботан.
— Наверно, — безэмоционально отозвалась Оливия, что-то кладя в пакет.
— Значит, может быть, я буду крепко спать сегодня ночью, — непонятно кому сказал Ботан. Лив посмотрела на него с какой-то жалостью. Ботан старался увернуться от ее взгляда, сам не зная, для чего и отчего, старался не смотреть в ее карие, оленьи глаза.
Так они и сидели где-то с минуту и молча «играли в гляделки». Хотя, они понимали друг друга без слов.
Однако их идиллию прервал «зов китов», доносящийся из живота Оливии.
— Я кушать хочу… — робко произнесла девушка. Ботан почему-то умилился ее интонации.
— Иди, конечно, — разрешил ей Ботан, — Все же не так плохо. Да и у меня же есть пакет, если что, разберусь где что.
— Зови меня, если чё, — на прощание сказала Лив, скрываясь за дверью его комнаты.
— Хорошо, — Ботан помахал ей рукой на прощание.
Через, примерно, пятнадцать минут после ухода Оливии Ботан залез в пакет с лекарствами и наконец увидел там маленький сюрприз от Лив. Помимо сиропов, таблеток и прочих медикаментов она купила… Гематогенку.
«Эх, спасибо», — пробормотал Ботан и принялся за поедание вкусняшки.
Уже вечером таблетки подействовали, и Ботан немного подремал, но даже во сне он почувствовал, что кто-то нежно укрывает его одеялом. Он улыбнулся на это и перевернулся на бок.
Это, как легко можно догадаться, была Оливия. Она решила, что будет с ним рядом во время болезни, не даст ему заболеть чем-то более серьезным. Лив знала, как лечит себя Ботан: никак. Он учится сутками, и даже если его температура будет под сорок, Ботаник будет зубрить и конспектировать дальше, пока не потеряет сознание. Поэтому черноволосая взяла дело в свои руки.
Да, она спалилась. Да, если Ботан не тупой (а по его успеваемости мы видим обратное), включит мозг и проанализирует все происходящее, он придет к вполне логичному выводу: Оливка в него влюбилась. Встрескалась. Втюрилась. Называйте, как хотите.
Но Оливии стало уже наплевать на то, что подумают окружающие. В конце концов, почему сразу любовь? Разве она не может заботиться о нем, как… Подруга, например? Как соседка?
«Хотя вряд ли подруга будет целовать в лоб и укрывать одеялом ночью, — усмехнулась про себя Лив, когда уже позднее размышляла над всем этим, — Тут я уже переборщила. Хорошо, что этот придурок спал без задних ног и ниче не понял».
Ночь была самым нелюбимым временем суток Ботана. Днём он был продуктивен, трудился, был чем-то занят, следовательно, отвлекался от проблем, Но сейчас отвлечься было нельзя. Как можно учиться ночью, когда мозг уже днём устал от получения и обработки новой информации? Да и темно уже было…
Поэтому все плохие мысли, воспоминания подбирались к Ботану слишком близко, и уже нечем было крыть их. Ботаник понимал, что он должен спать, как все нормальные люди, но как только он закрывал глаза, вспоминался какой-то страшный и неприятный эпизод из его жизни.
Никто не знал даже одной сотой того, что пережил Ботан, что он видел, что он чувствовал, что он делал. Именно все эти события повлияли на него отрицательно, сделав слабохарактерным и плаксивым парнем.
Сегодня заснуть стало практически невозможным, потому что было непонятно, что за изменения происходят с ним. Неизвестность пугает больше всего, настораживает, так как чтобы объяснить что-то, начинаешь непроизвольно рисовать картинки у себя в голове, одна страшнее другой. Ботан так и делал сейчас.
«Вдруг у меня повысилась агрессивность? Вдруг меня заберут в психиатрическую клинику? Вдруг я убью кого-то? Вдруг я опасен для общества?»
Не нужно говорить, почему Ботан боялся попасть в «желтый дом»: во-первых, ему бы запретили работать вообще везде, где есть люди, во-вторых, сама атмосфера пугала.
«Я не псих, я не психопат, я адекватен. Все в порядке», — говорил себе Ботан, но это не помогало.
«Так, надо уснуть. Я как раз выпил таблетку, должно сработать. Надо лечь спать».
Ботан механически, практически не соображая ничего переоделся из рубашки и джинс в пижаму и лег в постель. Он отвернулся к стенке, закрыл глаза…
«Девятиклассник Влад отлично помнил, сколько ступенек до парадной нужно пройти, сколько раз ключ в замке повернулся. Он запомнил этот день навсегда, а если он забывал, то синяки и шрамы напомнили бы ему.
В тот день он получил первую в своей жизни промежуточную четверку. Химия. Предмет сложный, но Ботану он всегда давался на отлично. Просто сегодня он был невнимателен, перепутал ионную реакцию с окислительно-восстановительной, сделал ошибку и все.
Химичка была строга с учениками и даже несмотря на свою безграничную любовь к Ботану, как к ученику, она поставила ему четыре. На пять с минусом не согласилась, как бы Ботан не рыдал и не молил ее.
Ботан медленными шагами вошёл в квартиру, мысленно проговаривая все молитвы, которые знал.
— Мам? Пап? — робко позвал он родителей. Те были заняты, читали очередные научные труды. На сына им всегда было плевать, их не интересовало ничего, кроме тех цифр, что стояли в электронном дневнике.
— Что получил? — сухо спросила мать.