Страница 6 из 8
Он что, издевается надо мной? Прошка поднял дрова, посмотрел на меня честными глазами, полными раскаянья и сочувствия, шмыгнул носом и направился к печи.
— Хорошо, до смерти бить не буду, — ну а что я должна была ответить? Нет, никогда и ни при каких обстоятельствах на территории вверенной мне усадьбы… В общем, жить хочется. Пороть, конечно, Прошку никто не будет, выкручусь как-нибудь. За языком и правда, нужно следить.
— Прохор, если у вас петух утром поёт, значит и курицы есть. Скажи мне, где яйца куриные лежат, сковорода, масло? И что вы по утрам пьёте? Что мы по утрам пьём, — твою ж… следи за языком! — Чай, компот, травяной настой, может заморский кофе?
— Госпожа Валери, барыня, смилуйтесь, давайте я маменьку позову? Она всё тут знает. Раньше повар был, но сейчас…
— Прохор, — я начала закипать. — Никого звать не нужно, сами разберёмся!
— Кофу заморскую вы не пьёте, а вот ваш батюшка уважал, посмотрите на полках, — неожиданно произнёс тот. — Ох, скорее бы к вам память вернулась.
Быстро осмотрев кухню и найдя сковородку, малюсенький кусочек масла в тарелке, прикрытый полотенцем решила во что бы то ни стало найти яйца.
— Скоро печь разогреется? — я посмотрела на разгорающийся огонь. Перевела взгляд в сторону двери, что выходила, похоже, на задний двор. На маленькой табуретке стояла плетёная корзина, наполненная яйцами. — А вот из чего мы сделаем завтрак! — улыбнулась я и заметила, что из-за угла к белой горке тянется маленькая и тоненькая рука. — А это кто у нас такой проворный?
Я, правда, не хотела ничего дурного. Такого страха в детских глазах мне никогда не приходилось видеть. Маленькая девчушка дёрнулась, заплакала и чуть не выронила яйцо из кулака.
— Не губите, барыня, — тоненькие губы дрожали, она еле сдерживала рыдания.
Так, если мне сейчас скажут, что эта ненормальная Валери ещё и детей порола, тут же уйду в лес к лешему, ведь ни одна детская слезинка не стоит моего счастья.
Глава 8. Корзинку в руки и за мной!
— Прохор, — я резко развернулась в сторону моего помощника. Уж не знаю, что он там увидел в моём взгляде, может, узнал прежнюю хозяйку, но икнул, попятился и уронил последнее полено себе на ногу.
Вот же стойкость у парня, даже не поморщился.
— Да…а, госпожа Валери, простите, недоглядел, голод в деревне. Виноват, — вновь падая на колени.
У них, что каждый при моих вопросах будет пол подметать. Ещё и голод? Вот попала, так попала. В этом попадании хоть один плюс будет? Злость жгучей волной поднималась из глубины души. Значит, мало того что меня ненормальная лошадь скинула в моём мире, так ещё в новом одни проблемы. Тело моё еле дышит, без мага-лекаря совсем загнусь. Последний глава рода умер, наследство мне не отдают. Хотя меня терзают смутные сомнения, что какая-то часть денег должна выделяться на содержание имения и крепостных. Где сидит этот гад, который заведует моим золотом? Надо его навестить! Так ещё замуж должна выйти. Срочно! И за двух! Сразу двух, не человек, а магиков, оборотней. Бр-р, оборотни. Надо разобраться, сколько мне осталось… Валерия, счастья мешок тебе за пазуху. Не осталось, а сколько времени до часа икс. Я сфокусировала свой взгляд на Прошке.
— Про твой недогляд ещё поговорим, ты там запоминай, сколько раз тебя нужно будет выпороть, потом мне напомнишь, желательно через месяц, как всю свою жизнь вспомню. Сейчас мне некогда такой ерундой заниматься.
— Барыня, спасибо, — детина резко поклонился, широкий лоб встретился с полом.
— Прохор, ты прекращай мне это цирк! Пол ещё испортишь! Чтобы лбом при мне больше пыль не собирал.
Боковым зрением видела, что девочка успокоилась и лишь шмыгала носом.
— Так что, барыня, вести на площадь матушку Серафимки? — простак Проша поднялся с пола, а ребёнок вновь кинулся в слёзы.
— Прохор, дурак ты не проходимый, — я выразительно покрутила пальцем у виска. Слуга вновь впал в ступор, похоже, такие знаки ему были неведомы, а может, Валери с ним только пинками разговаривала? — Ты зачем ребёнка пугаешь?
— Так, — он запустил пятерню в волосы. — Фимка пыталась украсть, а за это наказывают. С крепостными разговор очень строгий. За ребёнка отвечает родитель.
— Не губите матушку, барыня Валери. Я отработаю, верой и правдой отработаю свою вину. Буду пол мыть каждый день в усадьбе. Из поля не выходить… А-а-а…
Да пошло это средневековое различие между людьми.
— Иди сюда малышечка, никто тебя из-за яйца обвинять не будет и твою маму тоже, — я присела, обняла девочку и погладила по голове. — Ты такая красивая, умная, давай слёзки утрём. Тебе сколько лет? Совсем худенькая. Извини меня, барыню, с этого дня ни ты, ни твоя мама голодать не будете, обещаю! И отрабатывать в доме или поле ничего не нужно. Тебе ещё в куклы играть. А хочешь куколку? Приходи сегодня вечером, у меня есть одна, на подоконнике сидит, отдам.
На кухне воцарилась полная тишина. Я перевела взгляд на Прошку, его глаза явно давали понять, ещё одно слово и он с криком: «демоны» кинется за подмогой, чтобы барыню связать и укольчик ей поставить.
— Прохор, отвисни, — зажав детские ушки руками, гаркнула я. — Батагов захотел? Хоть одна живая душа узнает, что произошло утром на кухне, шкуру с тебя спущу.
Нет, вы только представьте, его глаза уменьшились в размерах и он заулыбался. А-а, что происходит с миром. Отпустите меня домой. Ну не смогу я постоянно так кричать, а жить-то хочется и на воле, а не в сумасшедшем доме или что у них тут взамен? Монастырь?
— Госпожа, Валери, — подала голос малышка. — Я бы никогда не взяла барское. Маменька приболела, совсем плоха. Ест мало, магический источник слабый. Поддержать у меня не получается. Ей еда нужна, смилостивитесь, подарите яичко.
— Конечно, подарю, только не плачь. Отцы твои где?
— Продали их, ещё ваш батюшка, в соседнее имение, ещё до последней войны.
У них тут что, постоянные войны? С кем воюют? Так, это надо будет уточнить, но не у ребёнка или Прошки. Со вторым надо поаккуратнее, а то от простоты душевной ляпнет чего, а я потом расхлёбывай.
— Так, Прохор, корзинку в руки и за мной! Фимочка, показывай дорогу к твоему дому. Навещу твою маму, посмотрю, как вы живёте.
Девчушка, наконец, заулыбалась, подскочила, поклонилась в пол и выскочила в дверь.
За ней вышел Прохор с корзиной яиц, а затем уже и я сделала роковой шаг. Я даже не могла представить, к каким последствиям приведёт моё желание помочь несчастной семье.
Глава 9. Прокисшая тыква
Впереди мелькали голые пятки бегущей девчушки, а я шла в сторону деревеньки и думала о том, как хозяева довели до такого ужаса своё имение. Ребёнок пусть и в чистом сарафане, но он весь в заплатах, обуви на ногах нет.
Вот иду я по пыльной дороге и понимаю, что первый дождь развезёт тут всё в жижу и грязь. Была бы она ровной, но нет. Колеи очень глубокие, в двух местах даже целые ямы — и никому нет дела. Надо будет у Прошки спросить, кто сможет их засыпать.
Появились первые избы: деревянные, некрасивые, без намёка на покраску, на почерневших срубах. Все как под копирку. Заборов возле домов не было. Серафима оглянулась, замедлила бег. Из лачуг выходили любопытные дети, вслед за ними женщины. А из нескольких изб вышли даже мужчины, наверно, не успевшие ещё уйти в поле. А может, они в лесу работают или на реке? Мысли роились в голове. И вдруг неожиданно я явственно услышала недоуменное перешёптывание крестьян, будто кто-то прибавил громкости в моей голове.
— Лучше знать, что о тебе думают твои же крепостные, — коготки царапнули шею.
Понятно, кто тут хозяйничает. Ну, послушаем. Хотя, что они хорошего скажут? Так и оказалось.
— Смотри, Марфа, бедняжку Серафиму к матери ведут. Наверно, вновь пыталась яйца украсть на барской кухне. Два дня подряд ей удавалось, а тут поймали. Неужели на всю корзину позарилась? — тихо запричитал женский голос, а другой ей ответил: