Только ты

Едва не задохнувшись от охватившей меня паники, я медленно качаю головой и робким жестом прошу его этого не делать. Губы мои только беззвучно шевелятся, я не нахожу в себе сил что-либо сказать, и думаю только о том, как бы не спровоцировать это падение. Ничего путного не приходит мне в голову — я не умею общаться с суицидниками, а передо мной — несомненно потенциальный самоубийца.

Данила, видя мой жест, горько усмехается, грозит мне пальцем и тоже качает головой. Вздыхает и тихо говорит:

— Прости, что так получилось… Не будет у нас с тобой классного секса, Миланка… Ни сегодня, ни вообще…

— Данила… — судорожно сглотнув, осторожно произношу я. — Пожалуйста, не делай этого. Если тебе нужна помощь — я сейчас кого-нибудь позову. Пожалуйста, не делай этого. Очень тебя прошу… Всё наладится, Данил…

— А-а, — возражает он, снова качая головой. — Не наладится. Уже всё, полюбас — пистон. Херово помирать в двадцать шесть лет, но вот так вот получилось, подруга.

Из-за того, что он ведёт диалог, я чувствую прилив слабой уверенности. Потому что единственное, что я знаю — с такими ребятами надо говорить, надо их как-то отвлекать.



— Данил, — тихонько произношу я, — а давай мы с тобой чайку попьём вкусного? Ты мне расскажешь, что случилось, и я постараюсь тебе помочь.

— Ты не можешь мне помочь, — говорит он. — Мне никто не может помочь. Я конкретно попал. И всё, сроки вышли. Мне это хорошо дали понять. Но знаешь что? — новая ухмылка, — Хер им, вот что. Вот такой…

Он бьёт запястьем левой руки по локтевому сгибу согнутой правой, показывая неприличный жест.

Я вижу его пустой, несмотря на пьяную ухмылку, взгляд, и понимаю, что он не бравирует, а действительно собирается свалиться вниз, с высоты восемьдесят второго этажа и окно, похоже, разбил кочергой именно для этого.

— Данил… — тихо говорю я. — Подумай, пожалуйста, о родителях….

Он смотрит будто сквозь меня. Никаких ухмылок.

— Я о них часто думаю, — глухо говорит он. — Нет их уже. Никто не расстроится. Прощай.

Я едва не задыхаюсь от ужаса — потому что, сказав это, он снова плавно расставляет руки в стороны, глядя мне в глаза, будто в замедленной съёмке отклоняется назад — а затем беззвучно падает на спину в разбитый проём в огромном стекле и пропадает из виду. Был только что здесь — и нет его.

Спустя мгновение сквозь тихий шум города доносится глухой, еле слышный звук падения тела, а сразу следом взрываются диким воем несколько автомобильных сирен.

Мелко дрожа, я во все глаза смотрю в чёрную, с будто рваными стеклянными краями, дыру в окне, и мне кажется, что от ужаса я вот-вот умру. Спустя секунду меня накрывает кошмарное осознание того, что он рухнул на улицу после того, как камеры в подъезде зафиксировали мой вход в его квартиру. Накатывает такая жуткая слабость, что я едва не теряю сознание — в глазах темнеет, голова кружится, ноги подкашиваются так, что трудно стоять. Я инстинктивно хватаюсь за спинку стоящего рядом массивного стула и тут же отдёргиваю руку, поняв, что оставила на краю его гладкой деревянной спинки отпечатки пальцев. В каком-то судорожном нервном угаре я принимаюсь оттирать невидимые отпечатки краем пуловера, а затем, сглотнув для того, чтобы хоть как-то задышать, выбегаю из квартиры в коридор.

Во мне столько адреналина, что кажется, будто в висках находится по пульсирующему сердцу, а в груди и вовсе просто долбит с усиленной частотой какой-то огромный отбойный молоток. Когда я тычу завёрнутым в край куртки пальцем в кнопку вызова лифта, у меня заметно дрожат руки. Глядя на табло, к ужасу своему понимаю, что все до единого лифты нужно ждать. То и дело оглядываясь на закрытую позади дверь в коридор, панически боюсь, что кто-нибудь оттуда сейчас выбежит, схватит меня и вызовет полицию.

Когда приезжает мой лифт, и я захожу в него, понимаю, что веду себя, как полная дура, потому что своими действиями только навлекаю на себя подозрения — теперь камера на этаже покажет, что я побоялась оставить отпечаток пальца на кнопке вызова лифта.

У меня снова закладывает уши, потому что лифт несётся вниз пусть и бесшумно, но с огромной скоростью и я ужасно боюсь, что он сейчас остановится на каком-нибудь этаже и в него кто-нибудь войдёт.

В глазах снова темнеет, меня ведёт в сторону, я едва не падаю и упираюсь ладонью в стену. Мне уже плевать на отпечатки пальцев, всё, что я хочу — поскорее выбежать отсюда. Где-то на задворках сознания я вполне понимаю, что этого делать не надо, а надо как раз сообщить охранникам об инциденте и подождать приезда полиции, но у меня нет к ней доверия, я боюсь, что меня обвинят в том, чего я не совершала — в убийстве Данилы, и вариантом, который кажется сейчас мне, охваченной паникой, самым разумным — является только побег. Потому что всё, ну совершенно всё играет против меня… Я приехала сюда впервые, я поднялась на лифте и зашла в квартиру миллионера, мажора Данилы, который оформил мне карту, а затем, спустя пару минут — он выпал из разбитого окна! Да кто будет разбираться всерьёз, что там произошло?! Да меня как минимум обвинят в доведении до самоубийства по личным причинам, из-за какой-нибудь несуществующей любовной драмы, а вполне возможно — и вовсе предъявят обвинение в убийстве! Какой кошмар! Ужас, ужас…

У меня от страха зубы стучат, как на морозе, я вся дрожу, но стараясь сохранять самообладание, прохожу мимо суровых, хмурых охранников-шкафов с, как мне кажется, вполне себе неподозрительным видом. Я стараюсь не смотреть им в глаза, гляжу только перед собой. Выхожу на улицу и на подкашивающихся ногах, ускоряя шаг, иду к улице. На ходу вынимаю смартфон и вызываю такси. Приложение начинает поиск, и стоя в ожидании я нервно подрагиваю ногой и то и дело оглядываюсь по сторонам.

«Машина подъедет через 7 минут». Твою мать!!!

Улица за углом небоскрёба вдруг вдалеке взвизгивает сиреной, она завывает всё громче и громче — это либо полиция, либо скорая. К ней добавляется ещё одна и я чувствую, как на голове у меня в прямом смысле шевелятся волосы. Выйти иначе, чем через место падения Данилы я не смогу, а там должно быть уже собралась толпа народа. «Спокойно, спокойно», — шёпотом утешаю и подбадриваю я саму себя и выхожу из-за угла.

Здесь действительно собралось уже не менее двадцати человек прохожих и возможно жителей дома. Воют сирены. Ярко сверкают крутящиеся синие мигалки на двух припаркованных у входа полицейских машинах, и красная на подъехавшей карете скорой помощи. Людей просят отойти от сплющенного по центру серебристого автомобиля. Я прохожу мимо, поодаль и, едва не задыхаясь от ужаса, замечаю окровавленную голую руку в лохмотьях бело-красной сорочки, свисающую с пробитой крыши. Вижу внимательный взгляд осматривающего толпу полицейского. Какой-то мужчина что-то рассказывает другому полицейскому, похоже, даёт свидетельские показания. Ещё двое полицейских устремляются в ту сторону, откуда я вышла — явно собираются поговорить с охраной и подняться в квартиру Данилы.



«Мне нужен хороший адвокат», — в панике думаю я, — «Мне нужен хороший адвокат». Стараясь не оглядываться, ухожу по улице вдоль небоскрёба, оставляя позади и мигалки, и сирены и толпу зевак. Меня буквально трясёт — дрожью это уже назвать никак нельзя. Зубы стучат друг об друга, когда я не стискиваю их, а сердце колотится так сильно, будто вот-вот выпрыгнет из груди.

Я ухожу в тёмную нишу между домами, включаю смартфон и нервными тыканиями пальца по экрану набираю телефон водителя, который должен, как показывает приложение, прибыть на место принятого вызова через три минуты. Мне надо назвать ему другой адрес, я ведь уже ушла оттуда, куда он сейчас приедет, а вернуться туда мне никак нельзя.

— Алло! — отзывается он. — Слушаю вас, говорите.

В этот момент кто-то резко хватает меня сзади за шею, с силой тянет на себя, отчего я падаю назад, пока в не упираюсь в чьё-то тело, и закрывает ладонью рот. Вынужденно прогибаясь назад, вращая глазами и мыча от ужаса, я стараюсь вырваться из цепкой и сильной хватки, но схвативший меня человек очень силён и с лёгкостью подавляет мои слабые попытки сопротивления.