Страница 23 из 24
Волков даже умываться перестал. Уставился на неё, но ничего не произносил, просто смотрел, и Агнес продолжала:
– Уехал он, вам говорю. А без него людишки его не опаснее баранов.
Волков и теперь молчал.
– Времени не теряйте, – дальше говорит она, – берите своих людей и идите на тот берег. Там…
– Дура! – орёт господин, прерывая её. – Молчи! Что ты себе напридумывала, куриными своими мозгами? «Берите своих людей…» Они тебе что? Хворост? Уже лучше полковника знаешь, что нужно делать, советы свои бабьи даёшь! «Берите людей…», – он чуть успокоился. – Как мне их взять, они на ногах еле от усталости стоят, они сегодня потеряли многих своих товарищей. Они озлоблены. И злятся на меня, потому как злиться больше им не на кого.
Он стал вытирать лицо и руки, думая, что разговор сей закончен, но девушка так не считала, мало того, говорить она стала с ним без почтения, словно с равным, говорить, выговаривая каждое слово, как сквозь зубы.
– Коли послушаете меня, так вернётесь в Ланн с серебром и со славою. Нет сейчас при мужиках их господина. Уехал он сына своего искать, что я у него забрала и спрятала. Я-то в стекле видела, что рыщет он по полям в поисках. А завтра, может, он уже и вернётся. И пока его нет, идите на людей его, побегут они, побегут, так как без него и его ведьмы никчёмны.
Он уже не злился, для злости силы нужны, а у него их уже не было, трижды за день ему приходилось вставать к своим людям в первый ряд, чтобы их не смяли. Да и всё другое время он был впереди. Это было чудо большое, что он опять не получил ни одной царапины.
– Глупая ты, как мне людей своих взять и пойти без спроса, если в лагере есть генерал? Я здесь не главный. Он мне не позволит начать атаку, даже если я уговорю своих людей и они пойдут за мной.
– Уж то я не знаю, идите к генералу. Скажите ему…
– Что сказать? – перебил её кавалер. – Сказать, что мне одна моя родственница сказала, что она похитила сына Эйнца фон Эрлихгена и что он его теперь ищет, это она в колдовском шаре видела и теперь говорит, чтобы мы второй раз за сегодняшний день шли на тот берег, пока Железнорукий к своим мужикам не вернулся?
Агнес смотрит на него зло:
– Да уже сами придумайте, что сказать своему генералу.
Волков молчит, он хочет есть, ему сейчас не до всей этой болтовни.
А у входа в шатёр вдруг голос командира стражи кричит:
– Господин полковник, к вам господин капитан Роха.
Они с Агнес переглянулись, и Волков крикнул:
– Пусть входит!
Роха ввалился в шатёр, прыгая на своей деревяшке.
– Моё почтение, госпожа, – он стянул свою драную грязную шляпу и даже поклонился по возможности низко, что в его случае было наивысшей степенью вежливости.
– Благослови вас Бог, господин Роха, – отвечал Агнес, делая книксен.
Не дожидаясь приглашения, капитан свалился на стул, что был свободен, чуть не сломав изящную мебель. Был он чёрен от порохового дыма, ещё чернее, чем был Волков.
– Ещё у двух мушкетов по стволам трещины, стрелять из них больше нельзя, – сразу заговорил капитан стрелков. Грязной рукой он стал отламывать кусок хлеба из обеда полковника. – Не мудрено, ребята сделали больше двадцати выстрелов каждый.
– А аркебузы?
– Всего одна потрескалась, – отвечал Роха. – С ними всё в порядке. Там пороха мало, пуля мелкая, с мушкетом не сравнить.
Волков устал, он хотел помыться и поесть, Роха сейчас был некстати.
– Что ты хотел?
– Думал узнать у тебя, что происходит, – сказал капитан стрелков.
– А что происходит? – не понял Волков.
– Палатка генерала сворачивается, он уезжает. Я думал у тебя спросить: мы, что, тоже поднимаемся?
– Как сворачивается? – не понял полковник. – Меня только что звали на совет к нему.
– Да, но совет уже прошёл, офицеры разошлись, а генерал приказал свернуть свою палатку.
– Что? – Волков был явно удивлён.
– Он уезжает, – сказал Роха. – Вот я и пришёл узнать, что нам-то делать. Тоже собираться или отпустить ребят отдыхать?
А тут снова за пологом шатра голоса, снова его спрашивает вестовой.
– Впустите его, – кричит кавалер.
Тот же вестовой, что был у него недавно, теперь принёс ему письмо:
– Господин генерал прислал вам письмо.
Он передал полковнику письмо и остался ждать ответа. А письмо было весьма коротко, это был приказ, и он гласил:
«Волею Провидения я вынужден покинуть вверенные мне войска по тяжкому недугу. Приказываю коменданту лагеря: Полковник Фолькоф, завтра на заре прошу вас снять лагерь и со всеми людьми выступить в Бад-Тельц в распоряжение маршала фон Бока. Прошу вас исключить возможность потери обоза.
Число. Месяц. Генерал фон Беренштайн».
Всё, больше в письме ничего не было.
– Ну что там? – спросил Роха.
Волков молча бросил на стол письмо: читай сам. Отпустил вестового и задумался. При этом стал коситься на скромно сидевшую на краю кровати Агнес.
Тут в шатёр попросили разрешения войти Гюнтер и Курт Фейлинг.
– Господин полковник, – заговорил оруженосец, – дозволите снять с вас доспехи?
Волков опять покосился на девушку, стал барабанить в задумчивости пальцами по наручу, потом взял письмо, встал и сказал:
– Пока доспех снимать не нужно.
И пошёл к выходу.
– Фолькоф, дьявол, что ты опять задумал? – кричал ему Роха.
Кавалер остановился у выхода и ответил ему многообещающе:
– Поешь как следует, капитан. Поешь как следует.
Вышел, а навстречу ему Максимилиан с его мокрым знаменем. Видно, знаменосец его мыл после тяжёлого боя.
– Господин полковник, что, завтра сворачиваемся?
– Не знаю, – отвечает Волков задумчиво. – Пока не решил.
– Не уезжаем, а генерал уже уехал, – удивляется знаменосец.
– Вы видели?
– Своими глазами. И вся свита его с ним.
– Тогда найдите мне капитана Кленка.
– Хорошо, а зачем вам этот ландскнехт?
Кавалер остановился и с усмешкой ответил:
– Для знаменосца вы задаёте слишком много вопросов.
Максимилиан молча поклонился и ушёл. А Волков пошёл сам искать капитана фон Реддернауфа. Как и положено капитану кавалерии, он и несколько его офицеров, в том числе и Гренер, были у загона с лошадьми. Волков кивнул им. Те ему кланялись.
Он отвёл капитана в сторону.
– Наверное, полковник, вы по поводу разъездов, я уже сказал офицерам, что мы выйдем до рассвета и проверим всю дорогу до Бад-Тельца, чтобы вы могли провести обоз, – сразу предвосхитил разговор капитан.
Но Волков спросил у него совсем о другом:
– Лошади у вас свежи?
– Лошади? – Реддернауф удивился. – Лошади свежи, мы весь день так и простояли на берегу. Генерал так и не отдал нам приказ о переправе.
Волков чуть помолчал, подумал и наконец произнёс:
– Возможно, я вам отдам такой приказ сегодня.
– Вы? – у кавалериста округлились глаза.
Волков молча сунул ему письмо от генерала:
– Здесь написано, что я комендант лагеря, а значит, в отсутствие генерала я старший офицер.
– Да, но…, – капитан заглядывал в приказ, но всё ещё сомневался.
Волков знал, что делать в тот момент, когда воинские люди так колеблются. Их ни в коем случае нельзя уговаривать. Он выхватил письмо из пальцев капитана и сказал голосом твёрдым:
– Капитан Реддернауф, приказываю вам лошадей покормить, напоить, оседлать и ждать моих дальнейших распоряжений.
– Как вам будет угодно, господин полковник, – отвечал всё ещё удивлённый кавалерист.
– И прошу вас, пока никому о нашем разговоре – ни слова, решение ещё не окончательное.
– Как вам будет угодно, господин полковник, – повторил фон Реддернауф.
Он пошёл по лагерю дальше. Этот разговор с кавалеристом ещё ничего не значил, ничего. Волков ещё и сам был не уверен, что дело сложится. Кавалер даже ещё сам не понимал, хочет ли он такого рискованного дела. Он сам сомневался.
Вопрос этот был весьма нешуточный. Подсудный был вопрос. Да, по сути его оставили старшим офицером, но ему оставили и чёткий приказ: вывести войско и обоз в Бад-Тельц. Ни о чём другом в приказе писано не было.