Страница 20 из 24
Сестра была в платье чёрного бархата, с белым кружевным воротником, платье весьма недурное, сама она хоть и немолода, но красива необычайно. Только вот Агнес сразу поняла, что красота её деланная. Сама она была много старше, чем выглядела. Агнес же была в своём естественном виде. Ни к чему ей красота сейчас, лишь отвлекать силы будет.
– Ну, здравствуй, сестра, – говорит женщина.
И тут же перед глазами девушки всё поплыло. Темнота вдруг стала на неё опускаться.
Морок. Дура, неужели она думает, что сможет мороком с Агнес справиться. Девушка лишь едва заметно встряхнула головой.
И всё разлетелось. Снова стало светло. Впрочем, баба сильна. Сила её в голосе.
Голос у неё мягкий, воркующий, обволакивающий и завораживающий, таким голосом мужчин с ума можно сводить. Но девушка и на магию её чарующего голоса не поддастся. Она смотрит на женщину внимательно, нового подвоха ждёт. Руку с рукояти кинжала не убирает.
Агнес молчит и ждёт, что будет дальше. А баба продолжает ласково, словно с приятельницей говорит, а не с соперницей:
– А я знала, что ты придёшь.
Врёт! Врёт! Врёт! Агнес в душе порадоваться хотела, но побоялась преждевременности этой радости. Словно боялась птицу вспугнуть. Если бы баба ждала её, так людей добрых полный дом собрала бы, а людей в доме не было, бабы одни, прислуга. А почему врёт? Зачем ей врать? А затем, что не ждала она девушку. И не думала даже о том, что может Агнес так внезапно нагрянуть. О том, что Агнес рядом, она поняла в последний момент, когда девушка уже в доме её была. Не раньше.
Вот и врёт теперь, чтобы сильной казаться. Сильней, чем есть на самом деле. Женщина ждала, что Агнес ей ответит, но дева стояла, смотрела на неё и думала, и думала, и думала. Думала о том, почему она врёт, почему к окну не встала. И вдруг поняла… Как озарение на неё нашло. Сестра, как почувствовала, что Агнес в доме её, так стала что-то прятать. Прятать что-то ценное. Самое ценное. И что же самым ценным для любой сестры быть может? Конечно, стекло! Что же ещё? В этом и крылась слабость женщины, она очень боялась потерять свою ценность. Агнес опять готова была порадоваться. Но опять побоялась, что радость будет преждевременной.
И опять у неё поплыло всё перед глазами, даже спать захотелось, но девушка снова с лёгкостью развеяла это, лишь слегка взмахнув рукой с кинжалом. Нет, не так уж и сильна была сестра, как казалось ей поначалу.
Тут она и спросила холодно и даже строго:
– Ну и где он?
И поняла, что угадала. Бабу как ударили. Да так, что она едва не потеряла свой красивый вид. Женщина сжала руки, к груди их прижала, но ничего не ответила, лишь задышала тяжело, а девушка уже по-хозяйски пошла по покоям, подошла к столу. Остановилась и вдруг резко заглянула под стол, под скатерть, сама так и не поняла зачем, но после этого спросила снова:
– Где он? Говори!
– Не смей, жаба, так со мной говорить, – сквозь зубы отвечала ей женщина, – не выйдешь ты отсюда, сварю тебя да скормлю свиньям.
Но Агнес уже знала, что это пустое, пыжится сестра, раздувается, чтобы больше казаться. А на самом деле она уже боится её. Уж в этом девушка была уверена, уж страхи людей она чувствовала лучше всякого другого. И страх этот вдыхала с удовольствием и сильнее от него становилась. Она уже знала, что победила, что страх разъест бабу быстрее, чем купорос глаза.
Агнес так же неторопливо пошла дальше вдоль стола. И чем дальше шла, тем беспокойнее становились руки сестры, тем сильнее от неё воняло страхом. Девушка улыбалась, она понимала, что на верном пути. И сейчас главное ей не спешить, не торопиться, дожимать бабу медленно, ломать её не спеша.
Так она дошла до конца стола и снова спросила:
– Отвечай, где ты его прячешь? Всё равно ведь найду.
Она следила за бабой, а та уже забыла свои попытки пугать девушку и неотрывно следила за ней. Агнес улыбалась. Она уже знала, что отнимет у неё такое вожделенное для неё стекло.
– Говори, старая, говори, где он? Ну? Иначе резать тебя буду. Живьём резать, а это больно, – со страшной улыбкой говорила девушка. – С морды твоей напускной начну, чтобы настоящую увидеть.
Девушка глаз с неё не сводила, ждала, ждала, ждала…
И увидела Агнес, как глаза бабы, зрачки её серые, чуть дёрнулись в сторону. Выдала себя баба.
Дева посмотрела туда, куда косилась баба. А там у каминной стены три сундука, и лишь на одном из них, на том, что ближе всего стоял к окну, нет замка. Не успела, значит, баба запереть его.
Девушка улыбается: не успела, а говорила, будто ждала, будто знала, что Агнес придёт. Тварь лживая.
Вот теперь девушка не медлила, была быстра, сразу кинулась к сундуку. Баба заорала истошно, грубо и хрипло, как мужик, куда только голос воркующий делся, и бросилась ей наперерез.
Агнес лишь крикнула ей строго:
– Замри!
Баба была раздавлена, она уже не могла сопротивляться девушке.
Она так и застыла: руки тянулись к Агнес, а лицо перекошено не то от страха, не то от злобы. И лопотала при этом несуразицу, словно от вина у неё язык заплетался.
А девушка подошла к ней, посмотрела ей в глаза, удовлетворённо поднесла кинжал к лицу бабы и произнесла сквозь зубы:
– Вот так и стой, не шевелись даже… Ишь ты, кобыла ретивая…
Она, стараясь не спускать глаз с женщины, наклонилась к сундуку, откинула крышку. Тут баба застонала, словно от боли.
– Тихо, я сказала, – прошипела девушка и наконец заглянула в сундук.
Заглянула и растерялась на мгновение. Нет, там лежал не шар. Там, на дне, свернувшись калачиком, лежал мальчик.
Агнес взглянула на бабу:
– Даже не думай шевелиться! Иначе…, – она показала ей кинжал.
И после наклонилась, схватила мальчишку за шиворот, стала его из сундука вытаскивать:
– Вылазь, вылазь, крысёныш.
Мальчик начал всхлипывать, что Агнес очень не понравилось, она поднесла ему кинжал к лицу и сказала:
– Даже не думай рыдать. Я того не выношу. Зарыдаешь – я тебя распотрошу. Понял?
Хоть и стояли у мальчишки в глазах слёзы, но голос девушки был столь убедительным, что он только кивнул в ответ да носом шмыгнул.
Он был пригож, лет семи-восьми, причёсан ладно, в хорошей одежде. У девушки не было сомнений, что это сынок бабищи. Вот из-за чего баба не смогла ей сопротивляться, вот отчего была слаба. Она стала бояться Агнес, как только та переступила порог её дома. И страх её разъел, парализовал.
Как всё удачно сложилось. Агнес размышляла, поглядывая то на мальчишку, то на бабу. А думать она умела быстро. Сюда ехала она, думая сразиться с бабой. Если получится победить – забрать у неё стекло, а саму её убить, чтобы не мешала господину. А уже Железнорукого они с господином вместе как-нибудь одолеют.
Но теперь всё переменилось. Теперь всё могло ещё лучше стать.
Она так и держала мальчишку за шиворот и, не отпуская его, сказала бабе:
– Давай стекло.
– Не убивай его, – прохрипела баба, бледнея до цвета полотна.
– Давай стекло, тогда не убью.
Женщина сразу кинулась к камину, там на верхней полке стоял ларец красивый, она схватила его, поднесла Агнес, раскрыла перед ней. Агнес сначала удивилась.
Шар был маленький, вернее, меньше, чем у господина, и был он бело-жёлтого цвета, как самые жирные сливки. И был совершенно непрозрачен. Но у девушки не было и тени сомнения, что сие вещь истинная, а не те подделки, что присылали детоубийце всякие его знакомые.
– Не убивай его, – всё так же хрипела баба, протягивая ей ларец.
– Ладно, – сказала Агнес, забирая ларец и смеясь, – я даже тебя не убью. Но ты встань на колени передо мной.
Бабу уговаривать не пришлось, она сразу рухнула перед девушкой на колени.
– А ну-ка, покажи мне своё настоящее рыло, сестра, – потребовала девушка.
Женщина сразу стала меняться, на глазах. Теперь она уже не была прекрасна. Лицо измождённое, лицо женщины, что давно уже немолода.
Девушка склонилась ближе:
– Вот ты какая, а муж-то твой тебя настоящую видел?