Поместье «Снигири»

– С кем?

– Не знаю, – Лиана помотала головой. – Но о встрече она сказала Корнелию, а я недалеко была и услышала.

Тщательно заперев сарай с лопатами, где разместили накрытый мешковиной труп, Беланович добавил к хорошему амбарному замку ещё и запирающее заклинание. Просто так, на всякий случай. Пусть будет. Потом вымыл руки, поднялся на второй этаж и постучал в спальню, которая была отведена Корнелию Васильеву и его покойной подруге. Пока Лена разговаривала с остальными гостями, он должен был попытаться вытянуть информацию из художника.

Неразборчивый отклик из комнаты Андрей решил считать приглашением, толкнул дверь и вошёл.

Васильев стоял возле окна и, казалось, вглядывался в пейзаж. На визитёра он внимания не обратил. Беланович подошёл ближе, протянул руку, чтобы тронуть хозяина комнаты за плечо и остановился. Нет, вовсе не заоконная картинка занимала художника, глаза его были плотно зажмурены, а по щекам катились слёзы.

– Корнелий, – негромко окликнул Андрей.

Тот вздрогнул, открыл глаза и непонимающе посмотрел на гостя.

– А, это ты… – Корнелий шмыгнул носом, вытянул из кармана платок, вытер лицо и попытался улыбнуться. Получилось плохо. – Проходи… впрочем, ты уже прошёл. Ну, тогда присаживайся. Я могу чем-то помочь?

– Можешь.

– Чем?

– Так вышло, что городская стража сюда доберётся только к концу дня. Они попросили нас с Леной пока… заняться телом и поговорить с присутствующими, расспросить о Стелле. А кто ж её знал лучше, чем ты?

– Тело, да… – он глубоко вздохнул и кивнул. – Наверное, надо перенести куда-то.

– Мы это уже сделали. Ты мне расскажи о ней, пожалуйста, какая она была – Стелла Гогнадзе?

– Вообще-то не Стелла Гогнадзе, – улыбка у художника вышла уже лучше. – Сакварела Гогнадзе по паспорту, или Стелла Горская – по псевдониму. Она смешная такая была, ей не нравилось имя «Сакварела», казалось… деревенским.

– А по-моему, красиво… – осторожно поддакнул Андрей.

– И мне так казалось. Но ей хотелось чего-то необыкновенного, вот и стала называться псевдонимом всегда, а не только на сцене.

– На сцене? – Андрей удивился. – Она была актрисой?

– Ну, не совсем. Она считала себя больше чем актрисой, Стелла ставила иммерсивные спектакли и сама в них участвовала.

Тут Беланович с трудом подавил вздох: словом «иммерсивный» модно было называть всё что угодно, от ресторана до циркового шоу.

– И как, успешно?

– О да! – с гордостью кивнул Корнелий. – Знаешь, что написал о её спектакле обозреватель одного журнала? «Прекрасный вечер в аду, нужно только привыкнуть», вот как!

– То есть, её спектакли всем нравились?

– Ну, не всем… Это были такие… провокации, понимаешь? И уходил кто-то, и гадости писали. Пару раз даже в суд подавали за… как это… «унижение достоинства разумного», вот.

– В суд, – задумчиво повторил Андрей. – Случаем, не Левинсон дело вёл?

– Ну что ты, куда нам до таких высот! – Корнелий хохотнул. – Чтобы нанять милейшего Льва Борисовича, надо быть очень богатым. Или расплачиваться иным способом.

– Каким?

– А, неважно, – художник снова стал вялым, махнул рукой. – Всё уже неважно, мы проиграли.

– Ладно, расскажи о ней самой, – попытался растормошить его Беланович. – Как вы жили, какая она была? Зачем в этот раз привезла с собой Лиану?

– Жили… хорошо мы жили. Я зарабатываю, вот выставка откроется – с десяток картин точно уйдёт, а я за дёшево не продаю. Понимаешь, старомодная классическая живопись из моды не выйдет никогда. Что бы там ни говорили исскуствоведы, пока московский обыватель желает повесить в гостиной пейзаж, а в столовой натюрморт, хватит денежек на кусок хлеба с маслом и мне, и другим, таким как я. А то, что для себя пишу… Ну, это я почти и не выставляю. Да вот, погляди!

С этими словами Корнелий стянул белую ткань с мольберта, и глазам Андрея предстал лист белой бумаги, покрытый изломанными чёрными линиями, словно ветками мёртвых деревьев на снегу, с единственной красной кляксой в верхней трети.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «