Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 13



Сильнее сжимая ноги, чтобы защитить то, что в его случае всех бесит, он мысленно считал удары, сглатывая всякий раз, когда боль обжигала кожу, жалила и раскатывалась по телу. Дурацкая задница все же была слишком чувствительной.

«О да, теперь ты свои штаны хрен наденешь», – пытался он язвить сам себе, едва слышно шипя от боли.

С каждым ударом, а их было уже за двадцать, на светлой коже оставались красная полоса и россыпь мелких кровавых точек под кожей. Завтра весь зад станет синим, и тогда уже им точно ни перед кем не повиляешь.

Вожак, видимо, думал так же.

Довольно хмыкнув, он окинул его взглядом и, подойдя, резко хлопнул по одной из ягодиц ладонью, буквально впечатывая Виту в стол.

От боли и неожиданности он все же вздрогнул, а стоном подавился, но ни единого звука не издал.

– И ты у нас не шлюха? – спросил Вожак со смехом. – Даже после этого ты кончишь, если в тебя засунуть член и хорошенько отодрать!

– Пошел ты, – прорычал Виту, не выдерживая.

Руки сами сжались в кулаки, уперлись в стол и еще миг – и он вскочил бы и врезал бы этому гаду, а дальше – будь что будет. Если его расстреляют, то прежде он свернет Вожаку шею. Пусть потом Ирон сам это все разгребает.

Он не успел. Вожак схватил его за волосы и попытался ударить лицом об стол, только тело реагировало само. Шея напрягалась, сопротивляясь. Виту стукнулся лбом, защищая так ни разу и не сломанный никем нос, и оскалился.

– Я даю тебе шанс, – прошептал Вожак ему на ухо. – Смирись, что ты жив, только благодаря своей заднице, и ничего не потеряешь. Задница у тебя, и правда, хороша. Я по ней почти соскучился. – Он снова шлепнул Виту по заду, не отпуская волосы, только теперь не так резко, а почти нежно и это бесило. – Я тебя сделаю своей личной шлюхой, если ты научишься не забывать свое место, – пообещал Вожак и, дернув его за волосы, оттащил от стола, швыряя на пол.

На этот раз Виту устоять не смог.

– Оделся и пошел вон, – холодно приказал Вожак. – Чтобы я тебя не видел, пока не позову!

«Хрен тебе, а не личная шлюха», – подумал Виту, но ничего не сказал, а, забрав штаны, вышел, не одеваясь. С обтянутой синей задницей он точно больше трех шагов не сделает, а голышом его хватит на дорогу в крыло «девочек».

Глава 8. Самый красивый

– Ну и чего ты выделывалась? – спросила у Виту другая «девочка» – темная брюнетка в длинном подобии платья.

Виту даже смотреть на мужчину не стал, проходя мимо. Отвечать он тоже не собирался, но за ним просто увязались.

– Правда же, – продолжала брюнетка – не то Тина, не то Тая, Виту даже не запоминал, кого тут как называли. Он просто запихивал чертовы штаны в подобие сундука и искал там свободные короткие шорты, которые не станут сжимать избитую задницу.

А злая муха все зудела над ухом:

– Вожак тебя любит, балует. Ты не заметила, что тебе лучшие вещи достаются.

– Не заметил, – исправил его Виту, найдя то, что он искал. На самом деле он все замечал, но не считал это какой-то особой милостью Вожака.

Он заработал себе право выбирать и вещи, и комнату, и многое другое, еще и не задницей, а делом, только говорить об этом он не хотел, особенно с этим идиотом, что бегал за Вожаком, как верная течная сучка.

– Что? – спросил этот самый сук так, будто не понял, что ему сказали.

– Просто отстань, – ответил ему Виту и натянул короткие джинсовые шорты. Они были светлыми, потертыми, мягкими и прохладными для горящей от побоев кожи, а спереди в них была своего рода мембрана, созданная из подкладочной ткани в виде кармана, напоминающего, что где-то там, в мире существует нижнее белье.

Виту просто хотел подумать обо всем.

Он натягивал короткий топ, чтобы не оставить торс совсем без одежды, распускал волосы, чтобы поправить растрепанный хвост, и все пытался вспомнить, куда он дел нож. Ему хотелось выбраться наружу, а там без оружия бродить было опасно.

– Ты самый красивый из нас, – сказал ему брюнет, и все сошлось в голове у Виту.

Руки в волосах застыли, словно забыли, зачем вообще завязывать на макушке хвост.

– Ты самый красивый, – говорил ему тот страшный голос из прошлого – голос человека, который его усыновил.



– Правда? – удивлялся маленький Виту и почему-то, дурень, радовался.

– Правда, – отвечал ему приемный отец и блаженно улыбался, прежде чем напомнить, что он растет похожим на мать.

– Какой она была? – спрашивал Виту, повзрослев.

– Красивой, – единственное, что слышал в ответ.

Руки отца тогда снова оказывались в его волосах, ласково проводили по щеке, едва касаясь подушечками пальцев.

– Ты ведь любишь меня, правда? Ты ведь не только красивый, но и послушный мальчик? – голос из прошлого буквально сверлил разум, а долбанутый брюнет нарывался, хватая его за плечо и дергая на себя.

– Это не дает тебе право творить все, что вздумается! – заявил он Виту, глядя прямо в глаза. – Ты бесишь Вожака, а тот со злости ебет других! Мы, знаешь ли, устали это терпеть!

– Могу выебать сверху! – огрызнулся Виту, скидывая руку с плеча. Его собеседник был выше на голову, но Виту это не волновало.

Он был готов драться с ним хоть сейчас, если надо, и даже трахнуть, если удара в челюсть будет недостаточно. Он понял, что его так бесит по-настоящему. Он – не девочка и никогда ей не был. Быть ею он тоже не собирается – не может. Не поэтому ли он совершил свое первое убийство? То, которое никто так и не смог раскрыть, списав на несчастный случай.

– Я не буду это надевать, – возмутился пятнадцатилетний Виту, видя платье. – Все что угодно, но не это.

– Будешь! – говорил отец, хватая его за волосы. – Это ее платье, а я хочу видеть ее, а не тебя.

Через полгода он умер. В его офисе как-то случайно сломался лифт, и он один в нем застрял, а когда выяснили, что он просто обесточен и восстановили питание, оказалось – один из проводов был поврежден, а на полу была разлита вода. Бедный клерк Нейтан Калибан буквально обуглился от удара тока.

– Нам очень жаль, – говорили Виту разные люди.

– Он любил тебя.

Виту не уточнял, как именно он его любил, а только кивал со скорбным видом. Ему действительно внезапно стало одиноко, но о содеянном он так и не пожалел. Быть сиротой оказалось легче, чем заменой собственной покойной матери, да и физика была куда интересней танцев, которыми заставляли заниматься. Физику он всегда любил, а она ему за это помогала.

– Из балета в университет? Смешно, – ржали над Виту ничего не понимающие одноклассники.

– Ой, да ладно тебе, пидоры – тоже люди…

А дальше был дикий смех.

– В пачке ты смотрелся бы лучше, чем в костюме…

Он все это молча проглотил, и да – прошел путь от балета до младшего научного сотрудника, и не важно, что пидор, еще и волосы так и оставил длинными. Разбирать их пальцами – его успокаивало, помогало собраться и вспомнить самую мерзкую, но хотя бы честную любовь. Почему он в Пекле вдруг опять пошел в «балет» – было теперь даже не ясно. Видимо, струсил.

– Я, кажется, сказал тебе, куда катиться, – сказал Виту приставучему брюнету. – Иди член соси Вожаку, пока он тебя не одарит кучей подарков, придурок, а от меня отвали.

Он не хотел драться, хотя бы потому, что привык бить ногами, а такие рывки усилят боль в заднице.

– Только тронь меня, и я тебе клянусь – завтра ты проснешься с изрезанной рожей и бритой головой.

Кулак сжался и врезал в наглую рожу быстрее, чем Виту сам это понял. Брюнет, щуплый и тонкий, как тростинка, рухнул на пол.

– Придешь сюда, когда я буду спать – и никто не узнает, куда делось твое тощее бесполезное тело! – рыкнул Виту и пнул этого жалкого урода.

Из-за вот таких, как он, из-за таких слабаков, ему – Виту – никогда не доказать, что есть что-то, кроме задницы, например мозги, которые, только вскипев от бешенства, способны вспомнить, где именно спрятан нож.

Он схватил его и быстро вышел, чтобы не натворить чего-нибудь еще. Хватит сломанного носа вожаковской «девочке», за который тоже придется платить.