Страница 3 из 82
Открыв несколько окон, чтобы проветрить пустую квартиру, Елисей вышел на балкон, ежась от холодного мартовского ветра. Сделав еще один глубокий вздох и практически ощутив, как влажный, чуть солоноватый воздух оседает в легких, мужчина широко улыбнулся. Он наконец почувствовал себя дома.
Многие наивно полагали, что Лиса Воронцова можно найти лишь в Москве — якобы бизнесмен, почувствовав вкус денег и власти, окопался в столице и изредка совершает рейды по клубам в других городах, чтобы напустить страху на персонал, проверить работу своих замов, после чего возвращается обратно. На самом деле Елисей столицу люто ненавидел, считая сам город неуютной коробкой, а его жителей зажравшимися снобами. Ездил туда он крайне редко, лишь по очень острой необходимости, и, разделавшись с делами, моментально уезжал, не оставаясь даже на ночь. Ему казалось, что сам город давит на него, прибивая к земле, воздух был спертым и таким липким, что Елисей чувствовал себя астматиком, неспособным глубоко вдохнуть.
Нет, его сердце было преданно небольшому курортному городу, в котором он начинал свой долгий, полный трудностей и терний путь. И который стал его вторым домом, куда он так любил возвращаться после долгих командировок.
глава вторая
Глава вторая.
Я стояла перед зеркалом в своей комнате и критически изучала собственное отражение, не в силах понять, нравится мне то, что я вижу, или всё же мне стоило еще разок заглянуть в шкаф. Стрелки на часах показывали уже половину девятого, так что времени на раздумья у меня практически не было. Марина, ко всем своим прочим плюсам и минусам, страдала от почти неприличной пунктуальности. Я не спорю — это хорошая черта, тем более, что я сама тоже не любила опаздывать. Но в минуты, когда я разрывалась, не зная, что надеть, мне очень хотелось иметь самую обычную, рассеянную и не пунктуальную подругу, а не ходячий идеал на шпильках.
Который наверняка оденется так, что все будут сворачивать шеи в попытках рассмотреть получше Маринкин наряд. На меня же у них не останется ни времени, ни желания. Так, может, тогда просто натянуть на себя мешок из-под картошки? Чего я так мучаюсь?
И всё же, какая-то маленькая, женская часть меня противно пищала, отчаянно желая быть красивой. И я потакала ей, перебирая наряд за нарядом. Последний — черный топ с золотыми лямками, узкие угольного цвета джинсы и полусапожки на высоком, устойчивом каблуке — показался мне вполне сносным, но всё же меня не покидало ощущение, что что-то не так.
Так и не сумев принять решения, я крикнула на всю квартиру, вкладывая в свой голос максимум отчаяния:
— КАТЯ!
Со стороны кухни послышался грохот, и меньше чем через минуту в мою комнату ворвалась моя тётя, которая терпеть не могла, когда я её так называла. Катю можно было понять — ей было всего тридцать два года, и меньше всего ей хотелось, чтобы девушка, которая младше всего на двенадцать лет, выкала и звала тетушкой. Это слово было под запретом не только у меня — всем моим друзьям было строго-настрого велено забыть это слово. Наказание за ослушание — пожизненная депортация из нашей квартиры, без права на амнистию за хорошее поведение.
Справедливости ради стоило отметить, что на тетушку Катя действительно не тянула. Скорее, на чуть более взрослую подругу. Фигурка у моей родственницы была тоненькая, аккуратная, всё в нужных количествах на нужных местах, большие карие глаза, слегка вздернутый носик, пухлые губы, которые Катя то и дело кусала, словно она всё время о чем-то волновалась, длинные густые каштановые волосы. Это было нашей семейной чертой, вот только если я свои завивала в локоны, то тетушка, наоборот, была фанатом идеально выпрямленной шевелюры, либо же живописного творческого беспорядка.
Сложно было представить Катю в роли тетки еще и потому, что она была такой, слегка безбашенной. Любила веселиться, тусить со своими друзьями — да и с моими тоже, если уж совсем откровенно. Тетя работала администратором в ресторане, смена у нее заканчивалась поздно, и если она выпадала на выходной день — возвращалась она лишь под утро, поскольку, закрыв ресторан, вместе с коллегами уезжала в один из крупнейших клубов нашего города — нестареющий «Феникс».
Невероятно, но факт — эта дамочка, которой мне иной раз приходилось держать волосы над унитазом, чтобы — не дай Бог! — не запачкались, несла за меня некое подобие ответственности. Других родственников у нас не было — только мы. И я любила свою тетку, несмотря на то, что иногда роль взрослого доставалась именно мне. Тот факт, что мы носили один размер одежды, был всего лишь приятным бонусом.
— Аль, что случилось? Пожар? — спросила Катя, и я заметила на ее рубашке, а еще в волосах муку.
— Что ты делаешь? — прищурившись, спросила я настороженно.
Поймите меня правильно — Катя совершенно не умела готовить. Когда мы начали жить вместе — а мне тогда едва исполнилось шестнадцать — мне пришлось срочно осваивать азы кулинарии, иначе нам грозила либо смерть от отравления, либо голодовка. Хотя, был еще вариант заказывать еду на дом, но, честно говоря, после недели такой жизни мой желудок взбунтовался и начал орать, требуя домашней еды. Да и кошелек Кати такому повороту вещей был не рад — еда на вынос, даже с корпоративной скидкой моей тети, влетала в копеечку.
Так что, засучив рукава, я начала учиться готовить. И, по моему скромному мнению, мне удалось покорить если не Эверест кулинарии, то гору поменьше — уж точно. Катя же за годы совместной жизни так и осталась где-то на равнине. Но нас обеих такой расклад устраивал.
По крайней мере, мне так казалось. Тогда что забыла Катенька на кухне?
— Да так, — отмахнулась тетя, — Сырников захотелось.
— Ну так сказала бы мне. Их делать часа пол от силы.
Тетя посмотрела на меня так, словно я сказала какую-то глупость или как-то оскоблила её:
— Аля, я — взрослый человек, и вполне в состоянии приготовить сырники.
— Ага, конечно, — с улыбкой кивнула я, — Когда закончишь — не выбрасывай, пожалуйста, сковородку, как в прошлый раз. Залей её водой и оставь в раковине. Я сама потом отмою её.
Закатив глаза, Катя повторила свой вопрос:
— Так, что случилось?
Я повернулась к ней и, разведя руки в стороны, сказала:
— Не могу определиться. Ощущение, что чего-то не хватает. Что скажешь?
Окинув меня внимательным взглядом, Катя медленно кивнула:
— Да. Погоди секунду.
Метнувшись в свою комнату, тетя вернулась через несколько мгновений, протягивая мне что-то золотое со словами:
— Вот. Добавь аксессуаров. А волосы заколи наверх.
Кивнув, я сделала, как было велено, забрав кудри в высокий хвост, оставив пару прядок по бокам. В уши я вдела принесенные Катей большие тяжелые золотые серьги, состоящие из множества тонких пластинок, а на запястье нацепила широкие золотые часы. Они были мне чуть великоваты, и свободно скользили по руке на манер браслета, но можно было и потерпеть. Главное, что результат того стоил — бросив взгляд в зеркало, я с довольной улыбкой поняла, что образ завершился. В таком виде я себе нравилась.
— Не потеряй, — пригрозила пальцем Катя, включая родительский тон, — А то уши надеру.
Я кивнула и поспешила в прихожую на поиски сумочки и подходящего пальто. И очень вовремя — стоило мне включить верхний свет, как звонок громкой и недовольной трелью возвестил о том, что по мою душу явилась моя лучшая подруга.
— Собралась? — без лишних приветствий спросила Марина, едва перешагнув порог, — Вижу, что да, — добавила она, окидывая меня многозначительным взглядом.
Я не осталась в долгу, по достоинству оценив наряд подруги, который выглядывал из расстёгнутого черного пальто. Андреева облачилась в короткое платье нежно-салатового цвета с довольно рискованным, почти на грани приличия вырезом. Шею она оставила пустой, сосредоточив внимание потенциальных поклонников на красиво выпирающих ключицах, медного цвета волосы забрала в высокую, искусно растрепанную прическу, в уши вдела аккуратные серьги с изумрудами. И, конечно, туфли на такой высокой шпильке, что, упав с неё, можно было легко свернуть себе шею.