Охотница на Лис

Пропал сразу весь ореол очарования, который окружал Елисея. Мне стало неприятно просто находиться с ним рядом, я замкнулась в себе, и на контакт откровенно не шла. Мужчина, видимо, это почувствовал, и до конца ужина мы просидели, как на иголках. Я мечтала лишь о той минуте, когда смогу, наконец, оказаться дома.

В душе шевелился червячок разочарования. В конце концов, можно было признаться хотя бы самой себе, что мужчина меня зацепил. Он был интересным — по-своему. Но, проведя время с ним наедине, я пришла к неутешительному выводу, что он погряз в своей праздной жизни, и потерял что-то важное. Какую-то частичку, которую люди зовут душой. А в том, что она у него была, я не сомневалась — видела это по его глазам. В них всё еще был тот самый огонек, который я так ценила в людях.

С другой стороны, успокоила я себя, поднимаясь на ноги и отправляясь в ванную, этот этап остался позади. Я встретилась с ним, мне не понравилось, я могла идти дальше. Перелистнуть эту страницу, впитать этот опыт — я вычеркнуть Елисея Воронцова из головы.

*****

Аля Аржанова была не единственной, кто решил излить душу той ночью. Едва вернувшись домой, Елисей, злой, как стадо разъяренных бизонов, набрал номер лучшего друга.

— Кто-то умер? — пробормотал Игнат сонным голосом, когда, наконец, ответил.

— Почти! — рыкнул Воронцов, — Ты!

— Не понял, — растерянно произнес парень, — Где я уже успел накосячить?

— Ты идиот, — чеканя каждое слово, произнес мужчина, буквально падая на диван и включая громкую связь, — Я тебя ненавижу. Никогда не давай мне советов.

— О как, — протянул Игнат уже более ясным голосом — видимо, начал просыпаться, — Я так понимаю, свидание прошло не очень хорошо.

— Свидание?! Это была настоящая катастрофа!

Не сдержавшись, Лис опустил руку, сжатую в кулак, на прозрачный журнальный столик. Стекло обеспокоенно звякнуло — предмет мебели явно не хотел расставаться с жизнью той ночью. Но гнев хозяина сложно было усмирить, если тот всё же вырывался наружу. Столику оставалось только терпеть и ждать, когда негатив сойдет на нет.

— А можно чуть подробнее? Ты что, не смог? — хохотнул Игнат.

— Не смешно, — процедил Лис сквозь зубы, — Не было у нас ничего.

— Тогда согласен — так себе свиданьице. Ну а если серьезно — что пошло не так?

— Мне кажется — всё, — признался мужчина, — Я сделал всё, как ты советовал — отвез Алю в лучший ресторан, заказывал только самые дорогие и изысканные блюда, лучшие напитки. Короче, метал бисер в нереально огромных количествах. А она смотрела на меня весь вечер так, будто я сделал что-то аморальное. Ну там, поссал на стол, например.

— Так, избавь меня от подробностей. А ты точно ничего такого не сделал? Я не про стол сейчас, а в целом…

Лис задумчиво почесал подбородок, на автомате отмечая, что не помешало бы побриться, а после покачал головой:

— Да нет, ничего такого, за что могло бы быть стыдно. И это самое непонятное. То есть, всё вроде бы шло хорошо, ровно до того момента, пока мы не приехали в ресторан. Там Алю как подменили.

Мужчина помнил, как мигом преобразилась девушка — всё ее тело напряглось, а в глазах поселилась настороженность. Которая так и не пропала до того самого момента, как Елисей привез её домой. Девушка коротко и сухо попрощалась и, не дожидаясь ответа, выскочила из машины. Лису оставалось лишь скрипнуть зубами от досады и поехать домой, мечтая лишь об одном — оторвать кому-нибудь голову.

— Странная она у тебя, — вынес свой вердикт Игнат, — И не вздумай винить в этом меня! — Именно тебя и буду! — возразил Воронцов, — Знал же, что не так ее нужно завоевывать. Чувствовал, что она отличается от своей меркантильной подружки, и что вот этим всем — рестораном, мишурой, бабками — её не купить. Она другая. Но нет же, я позволил тебе задурить мне голову!

— Так, давай вот без этого, — в голосе Васильева веселья не осталось, — Ты облажался не потому, что мне поверил, а потому что сам себя убедил в том, что завоевать твою Алю будет просто. Ты действовал по нашей стандартной проверенной схеме, которая прокатывала с каждой куколкой. А теперь пытаешься убедить себя, что в провале виноват я. Не выйдет. Раз понимал, что девочка другая, так и послал бы меня сразу со своими советами. Всё, крайний из меня не вышел, так что я пошел спать. Мне завтра опять за бар вставать, я хочу выглядеть немного лучше, чем «удовлетворительно», Давай, связь. И не кисни. Ты попробовал — не вышло. И ладно. В море ведь еще полно рыбы.

Не дав другу ответить, Игнат сбросил звонок, и Лису осталось лишь слушать короткие гудки. Мужчина выдохнул, пытаясь сбросить с себя липкие нити раздражения. Друг был прав — винить Воронцов мог лишь себя. Его ведь Аля потому и зацепила, что она отличалась от других. Было в ней нечто такое, что заставляло думать о ней, провожать её фигуру взглядом, а когда она уходила — в помещении сохранялся ореол её присутствия, что-то вроде эфемерного шлейфа, который бывает от духов. Он завладевал всем существом мужчины и словно дурманил. И Лис, даже при всём желании, не мог выкинуть образ Али из своей головы.

Игнат был прав и в другом — он попытался, и у него не вышло. Расстраиваться было не в правилах Елисея, и не потому, что отказывали ему редко, хотя этот аргумент играл далеко не последнюю роль. Нет, просто мужчина по природе своей не особо заморачивался. Не получилось — без проблем, Лис с легкостью отпускал людей, позволяя им исчезать из своей жизни. Он знал одну простую и бесхитростную истину — нужные останутся.

Если следовать этой логике, то Аля относилась именно к таким людям. И если она решила, что это свидание было первым и последним — а весь ее вид буквально кричал об этом — то самое разумное, что мог сделать Елисей, это отпустить её. Но он не хотел. Не желал признавать, что девушка в его жизни лишь проходная страница, из тех, которые пролистывают, даже не запоминая, потому что скучно. И он также не хотел быть таким же человеком в жизни девушки. Ему была неприятна мысль, что они могут больше никогда не увидеться, лишь из-за одного неудачного вечера.

Пока Лис думал, его телефон снова подал признаки жизни. По видеочату с ним хотел связаться брат, и, удивленно приподняв брови, мужчина принял вызов.

— Не спится? — вместо приветствия спросил Елисей, увидев, как всегда спокойное и расслабленное лицо брата.

Дан хмыкнул:

— Могу задать тебе тот же вопрос. Увидел, что ты был в соцсети недавно, решил набрать тебя.

— Да, я только пришел, — кивнул Лис.

Он не горел желанием рассказывать младшему брату о своей неудаче, хотя умом понимал, что Дан — тот человек, который не только выслушает, но и даст действительно дельный совет. Но Лис уже давно не делился подробностями своей личной жизни, рассудив, что они оба уже слишком стары для того, чтобы хвалиться своими победами, или же плакаться из-за неудач.

Вот только Елисей не учел того факта, что его брат был из тех людей, которые людей видели насквозь. Дан изучал лицо брата пару секунд, прежде чем коротко велел:

— Рассказывай.

Лис поморщился:

— Дан…

Но младший представитель семейства Воронцовых не дал ему договорить, покачав головой:

— Давай без этого. Я же вижу, что тебе есть что мне рассказать. Ты должен гордиться — я за свои сеансы беру немаленькие суммы. А тебе готов помочь задаром. Но только сегодня. А так…

Елисей приподнял бровь и скептически протянул:

— Серьезно? С брата взял бы деньги? И не поморщился бы?

Но Дан лишь пожал плечами, улыбнувшись уголком губ:

— Брат, я даже со своей девушки брал деньги.

— Это правда! — послышался женский крик где-то из глубины квартиры Дана, — Не такой уж он и дешевый! Лис, привет! Мужчина тепло улыбнулся, хотя девушка и не могла его видеть, и ответил, чуть повысив голос:

— Здравствуй, Алиса!

Девушку брата Воронцов искренне любил — как родственницу, разумеется. Никаких физических подтекстов. Ему просто нравилась эта энергичная, умная барышня, которая была без ума от двух вещей — от своего цветочного магазина и от Дана. Воронцов и сам любил Алису — это мог не заметить лишь слепой. Он преображался, даже когда просто говорил о девушке — в его серых глазах появлялась не свойственная ему мягкость, а губы то и дело растягивались в улыбке. А что может быть важнее для человека, чем осознание, что его брат любит и любим?