Страница 3 из 11
– Кто быстрее? – подмигнула она мне. Я с радостью кивнул и активнее начал глотать суп.
– Дети, – весело засмеялась Ружена.
– Присоединяйся, – мама легко подтолкнула сестру локтем.
– Не обгоните! – Ружена состроила нам смешную рожицу и усердно принялась работать ложкой.
– Я все равно первый! – воскликнул я через две минуты и гордо показал пустую тарелку.
– Как обычно! – притворно огорченно вздохнули мама и Ружена.
– А теперь чай и пирожное! – торжественно объявил я!
– Сладкоежка! – засмеялась мама, вставая из-за стола, чтобы налить мне чай.
Я лукаво поглядывал на маму и тетю, поедая вкусное, сочное, бисквитное пирожное. Клубничное, мое любимое. В этот момент я ощущал себя абсолютно счастливым. Даже тот факт, что вскоре маме предстоит покинуть меня, больше не казался таким пугающим. На некоторое время я успокоился.
Мы жили втроем – я, мама и тетя Ружена. У меня было очень мало близких людей. Я видел, что у моих друзей есть мамы и папы, бабушки и дедушки, тети, дяди, сестры, братья… У меня были только мама и тетя. Но меня это ничуть не расстраивало. Мы жили в светлой и просторной квартире, места хватало всем. Нам было очень уютно и весело вместе. Почему только мы были друг у друга? Этим вопросом я задался намного позднее. Лет в девять или десять.
На стене длинного коридора нашей квартиры висели фотографии в рамочках. Я часто и подолгу рассматривал их. Вот мама и Ружена – совсем юные, еще школьницы. Они сидят на скамейке парка и едят мороженое. Кто-то отвлек их и неожиданно сфотографировал. Они смотрят в объектив чуть удивленно и смеются. Вот Ружена – в темно-сером брючном костюме. Кажется, это было на получении диплома. А вот мама – в строгом платье бежевого цвета до колена. Прижимает к груди диплом и улыбается, чуть уставшая, но счастливая. Фотографий было очень много, я уже не помню их все. Мое внимание больше всех привлекали две рамки. На одной из них мама и Ружена стояли в окружении детей и подростков на крыльце высокого здания из красного кирпича. Посередине стояли женщины разных возрастов, строгие, неулыбчивые. Но мама на мой вопрос, почему тети такие злые, всегда улыбалась и отвечала, что мне только так кажется. Она с теплотой смотрела на фотографию и нежно проводила по стеклу пальцами.
– Когда будешь чуть старше, Антошка, я тебе обязательно расскажу.
– А кто все эти дети? – не унимался я.
Мама слегка нажимала на мой нос.
– Узнаешь об этом чуть позже, – ласково произносила она.
На второй фотографии, почему-то черно-белой, были изображены мама и какой-то мужчина. На маме было простое белое платье, но такое красивое-красивое! И сама мама была очень красивая. Она прижималась к груди высокого, темноволосого мужчины и смущенно улыбалась. Он обнимал ее за талию и с нежностью смотрел на нее. Я не столько видел это, сколько чувствовал. Я был уверен, что он любит мою маму. И знал, что мама тоже его любит.
– А кто это с тобой? – спрашивал я, пытаясь дотянуться со стула до фотографии.
Мама опускала свои мягкие ладони на мои плечи, долго и молча смотрела на фотографию. В ее глазах мелькали оттенки странного чувства, которое я понял лишь спустя годы.
– Пойдем, Антошка, – как-то тихо произносила мама. – Поиграем во что-нибудь.
Я кивал, послушно слазил со стула и бежал в свою комнату. Мама шла вслед за мной, и когда мы принимались катать машинки или строить башню из кубиков, она уже становилась прежней, веселой и радостной.
Глава 2
День первого маминого отъезда отпечатался в моей памяти на всю жизнь. Даже по прошествии нескольких десятилетий я помню каждую деталь, каждую мелочь того дня, который разделил мою жизнь на две части, вырвав меня из беззаботного детства под теплым маминым крылом. С того дня мне пришлось быстро взрослеть. Я стал серьезнее, меньше шалил и очень много думал. Думал о том, когда я снова увижу свою маму, как сложится наша жизнь дальше.
Мама крепко сжимала мою влажную ладошку в своей руке. Твердым шагом, громко постукивая высокими каблуками по скользкой плитке внутри железнодорожного вокзала, она шла к выходу на перрон. От энергичной походки темно – зеленое пальто распахивалось над коленями. Другой рукой, одетой в тонкую, до локтя, перчатку коричневого цвета, мама катила за нами большой чемодан в черно-серую клетку. Я держался за мамину руку, стараясь не отставать ни на шаг. Ружена шла слева от нас, перекинув через плечо ремень бирюзовой дорожной сумки. Она что-то быстро говорила маме. Мама только кивала головой, сосредоточенно глядя перед собой. Плотный поток спешащих на перрон людей гудел и шумел, словно рой пчел в улье. Мелькали разноцветные пальто, плащи, куртки; десятки ног в разных сапогах и ботинках топали по серым квадратикам плитки; перед моим лицом проносились сумки, рюкзаки. Меня дважды толкнули чьи-то чемоданы, откуда-то сверху прилетели торопливые извинения.
– Держись поближе! – мама за руку подтянула меня к себе.
Ружена первой вышла в раскрытую дверь вокзала. Мы поспешили за ней. Перрон был заполнен ожидающими людьми. Я с волненьем рассматривал многоцветную толпу. Вдалеке раздался гудок поезда. Рельсы слегка задрожали под прибывающим многотонником.
– Идет! – воскликнул я, указывая пальцем в сторону приближающегося поезда. Мимо нас пролетел паровоз, таща за собой тяжелые пассажирские вагоны.
– Первый, второй, третий, – считал я, пока не сбился со счета. С лязгом колес поезд начал притормаживать.
– Какой он длинный! – восхитился я, провожая взглядом утекающие вагоны.
Со свистом поезд остановился, выдохнул и замер. Толпа зашумела и растеклась по направлению к своим вагонам.
– Идем, – мама подхватила чемодан, взяла меня за руку и кивнула сестре. Вливаясь в толпу, мы спешили вдоль шумного поезда, отсчитывая вагоны по номерам до нужного нам.
Девятый. Я навсегда запомнил номер вагона, который в первый раз надолго увез от меня маму.
Проводница открыла дверь. Лязгнули опущенные железные ступени. Молодая полноватая женщина с приветливой улыбкой, в строгой темной форме с эмблемой российских железных дорог спустилась из вагона на платформу. За ней потянулись пассажиры. Пожилая женщина в синем плаще и черной юбке выглядывала в толпе знакомые лица.
– Мама! – к ней подскочил молодой мужчина, принял из рук тяжелую сумку, помог сойти по ступенькам.
– Димочка, – женщина обняла встретившего ее парня.
– Бабушка приехала! – вокруг запрыгали мальчик и девочка, погодки, лет семи-восьми.
– Внучата, хорошие мои! – женщина кинулась обнимать детей. – Как же я соскучилась!
Мужчина подхватил поставленную на перрон сумку, и радостная горстка людей удалилась в сторону вокзала.
Следом за женщиной из вагона двинулись другие пассажиры, мужчины и женщины с багажом, дети, с восторгом спрыгивающие на перрон. Перрон наполнился звонкими восклицаниями встречающих и прибывших. Те, кому предстояло ехать дальше, спускались из вагона в шлепанцах, накинутых поверх футболок и шорт куртках. Затягивались сигаретами и потягивались, разминаясь после долгого пути. Среди пассажиров шмыгали торговки газетами, продавщицы мороженого в стоящих на перроне киосках зазывали купить сладости.
В ожидании нашей очереди на посадку мама опустилась передо мной, коснувшись левым коленом пыльной плитки на перроне. Она сняла перчатки и дотронулась до моей щеки, другую руку положила на мое плечо. Я смотрел на маму большими серыми глазами, хлопая темными пушистыми ресницами. Мама не отрывала пристального взгляда своих зеленых глаз от моего лица.
– Антошка, будь хорошим мальчиком, – тихо сказала мама и слегка нажала на кончик моего носа пальцем. – Динь-динь.
Я захохотал заливистым детским смехом и изо всех сил обнял маму, уткнулся лицом в ее плечо и вдыхал аромат сладковатых духов.
– Я буду хорошо себя вести, – прошептал я маме. – Только ты возвращайся скорее!