Ультрафен

А тем временем по помещению расползался туман. Он был насыщен влагой, прилипал к стенам, к окнам, к потолку, конденсировался и выходил в открытую дверь на улицу. Окно в дежурке постепенно помутнело, чего не сразу смогли заметить игроки, ибо азарт хоть и широко раскрывает глаза, но в них свой алчный свет.

Первым внимание обратил на капли, упавшие с потолка на пол, Вася. И воскликнул по-детски искренне и удивленно:

– Ой! Капает… Кажется, дождь начинается!

– Из-под носа у тя капит, – усмехнулся меланхолично Бахашкин и поднял глаза от стола. – Ох, ты ё..!

Какое-то время всех сковала общая неподвижность, непонимание сути происходящего. Но первым в движение пришёл Саша. Он сорвался с места и, изрыгивая ругательства на русском и татарском языках, скрылся в пару, в глубине помещения.

Душ стих. И оттуда, из душевой, послышались ещё более громкие вопли, Сашина матерщина.

– Суки-и!.. Чё мы на-де-ла-ли!.. – это был рёв отчаянной души.

Крик привёл в движение игроков. И все бросились к источнику его извержения.

Первым в кабинку вбежал Бахашкин. Переломившись пополам, приседая под паром, стал разглядывать то, что могло так не то напугать, не то удивить Сашу, – а он парень на редкость толстокожий. Наша школа. И то, что увидел Шалыч, его заставило потерять самообладание.

– Однаха, бляха, он скипел! Ай-яй, сварился, бляха! – Шалыч хотел было встать на четвереньки, чтобы получше разглядеть лежащего на решетке человека, но обжёг руки и колени о кафель пола. – Ай-ой! Однаха, горячо!

– Ага, – поддакнул Мизинцев, вбежавший следом и стирая с лица пот или влагу от пара.

Пар от кафеля курился, но видно было, что человек, лежащий на нём, был мёртв. Кожа на его ногах полопалась, и белело сваренное мясо.

– Скипел!.. Савсем сварился!.. – стонал Бахашкин.

И Вася участливо поддакивал ему в тон, присев на корточки. Чувствуя, как самого пронимает жуть и подпирает тошнота.

Бахашкин в недоумении обернулся на товарища, поморгал глазками, смаргивая с них не то пар, не то слезы, и вдруг ударил кулаком по участливой физиономии. Из кабинки раздались крик, возня и ругань Шалыча.

– Ты включил горячий кран, да?!. Ты, ублюдка русская!.. Убью, однаха!

Медбрат, выскочивший из дежурки последним, тут же потерял из вида своих товарищей. В то же время, к выходной двери на улицу, от кабинки метнулся Саша. Он хотел было перепрыгнуть кушетку, стоявшую посередине зала, на которой обслуживались клиенты совершенно не дееспособные, ломающиеся на десятки составных частей, но, зацепив за край, опрокинул её, едва сам не упал и не зашибся о кирпичный угол дверного косяка.

В этот момент на пути падения кушетки возник Глотко. Напуганный трагическим предчувствием и промелькнувшей в пару тенью Саши, он не распознал движения топчана, и топчан, как гильотина, опустился на ноги медбрата. Это вызвало ещё больший рёв в гулком помещении медвытрезвителя.

– О, шоб ты обкакавси! О, шоб тоби очи повылазылы! Ты ж мени усе ноги переполомав…

Но Саша его проклятия не слышал, да и было ему не до них. Он метался по двору медвытрезвителя и там клял себя.

– Как?!. Как я мог ошибиться? Как я мог включить горячую воду? Ну, м.....к, анан сагаям! Сварил мужика! Что будет?!.

2

По Ленинградскому проспекту, в квартал “А”, следуют две легковые автомашины. Первым идет “москвич-412” – на капоте – ГАИ. Вторая – белая “Волга”, ГАЗ-24. Её ведёт сам начальник ГАИ города, Заичкин Владимир Васильевич. Это его личная машина, ещё новая приобретенная неделю назад.

В “Волге”, кроме хозяина, четверо. Трое, друзья Владимира Васильевича, ведут трёп и как всегда – о женщинах. Шёл разбор полётов на пикнике по случаю обмывания колёс, которые сейчас, весело шурша по асфальту, передвигали пассажиров в заданном направлении.

Пятый, сидящий с боку на заднем сидении, смотрит в раскрытое окно, подставив встречному ветру лицо. Он молод, двадцати семи лет, русоволос, лицо слегка удлиненное, лоб широк, нос прямой. Глаза голубые, веки и брови белесые, выгоревшие на солнце. По-мужски он красив. На нём белая рубашка, рукава закатаны, ворот расстегнут, за отворотом видна полосатая маичка-тельник.

Капитан Феоктистов возвращался к себе в отдел. Возвращался из поселка Зверево, где принимал участие в осмотре выловленного из Ангары трупа. Туда и обратно на рейсовом автобусе и уже от второго отделения милиции, что у кинотеатра “Победа”, повезло, с комфортом и в компании начальника ГАИ города.

Феоктистов не принимал участие в разговоре, ему не столь интересном, раздумывал о делах своего отдела. В принципе работа шла нельзя сказать что плохо, но кое-какие проволочки мешали её проведению.

Да вот хотя бы их новый начальник отдела – майор Прокудин. Нет, от него явного вреда нет, но и пользы пока не заметно. Человек новый, несколько странноватый, не до конца ещё им (Феоктистовым) понятый, а потому – настораживающий. И дела, в которых начали проявляться некоторые лица, в городе не последние, приходиться до поры до времени придерживать, вести скрытно. Какая-то поверхностность в деятельности майора наблюдается, формалистика, показушка. Много обещает товарищ, а на практике – все его слова никаким образом положительно не сказываются на отделе.

Вот взять хотя бы отсутствия транспорта, легковой машины. Ну, хоть какой-нибудь задрипанный “москвичонок” был. Или, как этот аппарат называет Миша Михалёв, – “москвач”. Никакой оперативности. На срочные вызовы или задания – на перекладных или побирайся, клянчи всякий раз тот же ПМГ в дежурном отделении. Да и так, похоже, ни раба ни мясо…

Параллельно шоссе, с правой стороны, тянется трамвайная линия, по которой бегут трамваи. Встречаясь, они перезваниваются.

Проехав 11, 12 и 13 микрорайоны, машины ГАИ повернули направо, на перекрестке простучав колесами по трамвайным путям, и направились в квартал “А”.

Микрорайон квартал “А” утопал в зелени. По сути – это целый комплекс, состоящий из нескольких кварталов. Наряду с кварталом “А”, здесь есть кварталы “Б” и “В” и “Г”… Но с того момента, как был заложен этот городок, и так необычно, на некотором расстоянии от основного города, за лесами, за полями, и строительство его вело загадочное предприятие под военным литером, что в народе именуется “ящиком”, – то и до сего дня его, этот жилой массив, прозывают по первому построенному микрорайону – кварталом “А”.

В отличие от городских, где нумерация ведётся числами, тут – в алфавитном порядке. Первые годы квартал “А” и город соединяла дорога, отсыпанная гравием. Затем её заасфальтировали, расширили, и по сибирским масштабам – значительно, эта дорога стала автострадой и прямой, как стрела. Наверное, поэтому ее назвали Ленинградским проспектом, подразумевая, видимо, ту, что соединила когда-то Санкт-Петербург и Москву. И эта аналогия стала ещё более существенна, когда с боку проспекта пролегли рельсы, и застучали трамвайные колеса.

Машина миновала ателье мод, магазин “Одежда”, ресторан “Баргузин”. С левой стороны обогнули стадион “Ермак”, выехали на улицу “Красная” и там остановились у белого кирпичного трёхэтажного здания – Управление Внутренних дел города, о чем свидетельствует бордовая доска под стеклом у входа.

Из “Волги” вышел один Феоктистов. Он поблагодарил Владимира Васильевича за предоставленную услугу, за оказанное внимание.

– Будьте здоровы, ваше сиятельство, – сказал в ответ Заичкин, усмехнувшись иронично. И эскорт начальника ГАИ, разернувшись, последовал дальше, в “четвертый поселок”, где находится отделение ГАИ. “Контора” – как называет свой отдел сам майор Заичкин.

Со второго этажа здания за машинами наблюдал молодой человек. Он улыбался, и что-то говорил, оборачиваясь к кому-то, кто находился внутри кабинета. Феоктистов заметил его, усмехнулся и быстрым шагом взошёл по ступенькам невысокого крыльца в здание.

Прошёл фойе дежурной части, приветливо кивнув дежурному, сидевшему за стеклянной перегородкой, и нескольким милиционерам, находящимся там же. Тем же торопливым шагом поднялся на второй этаж, пошёл по коридору, в котором стояли и сидели на подоконниках посетители, вызванные по повесткам в разные отделы.