Суворовская юность

– Ну что, Шпага, поздравляю!

– С чем? – удивился Костя, уже забыв об этом событии.

– Как с чем? Знаменосцем будешь.

– Так ведь это пионерское знамя, чего тут особенного? – проворчал Борис Самгин.

– Ну так что, сейчас пионерское, а потом училищное, – выпятил грудь розовощекий Артем Рожков, как будто именно ему поручили быть знаменосцем.

– Да ладно вам, все это так, пустяки, – прекратил разговоры своих друзей Костя.

В глубине души он, конечно, гордился тем, что ему выпала такая честь. Он уже было представил себе, как он понесет знамя также высоко и гордо, как это делали суворовцы старших классов во время парадов. Для этого они ставили древко знамени в специальный кожаный стакан на красной перевязи, надеваемой через плечо. Таким образом, красное полотнище во время движения развевалось во всю свою ширину.

Но его мечтам суждено было сбыться только наполовину. Переодетым в белые рубашки с коротким рукавом и маленькими погончиками пионерской формы суворовцам не полагалась знаменная перевязь, поэтому капитан Рыбалкин приказал Косте просто положить древко знамени на плечо и придерживать его во время прохождения правой рукой, как делали и другие знаменосцы в гражданских пионерских дружинах. Его ассистенты вообще должны были держать правую руку в пионерском салюте, что как-то уже было и непривычно для суворовцев, пробывших в училище от одного до трех лет и отвыкшим от разных пионерских ритуалов и мероприятий. Поэтому это прохождение во время пионерского парада по сравнению с только что прошедшим воинским первомайским парадом выглядело для Кости, да и для других мальчишек каким-то игрушечным, совсем детским.

Перед последним выходным мая на очередной вечерней поверке, командир роты объявил:

– Для выезда в летние лагеря, нам необходимо заранее подготовить место лагерного сбора нашего училища, поэтому наша рота получила задачу в следующее воскресенье выехать в поселок Можайское для наведения порядка на территории лагеря.

– А увольнение? – прозвучал робкий голос кого-то из ленинградцев.

– Кому разрешено, может сходить в увольнение в субботу, а в воскресенье, естественно, увольнения не будет.

– А у нас на следующей неделе экзамен по иностранному языку, – попытался кто-то найти хоть какую-то лазейку, для того чтобы избежать этих работ.

– Ну и что же, у всех есть экзамен по иностранному языку, а у восьмиклассников и выпускников еще и другие экзамены, так что нам придется немного поработать на общее благо. Они в свое время тоже так же работали.

В воскресенье с утра рота переоделась в рабочую одежду и на трамвае поехала на Балтийский вокзал, а оттуда на электричке отправилась в Можайское. Они приехали на станцию, с одной стороны которой возвышался высокий холм, а с другой стороны было большое озеро.

– Это Воронья гора, – нахмурив брови, сурово пояснил капитан Басманов, – с этой горы фашисты из дальнобойных орудий обстреливали Ленинград. Вы помните, на Невском проспекте есть табличка «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна»? Так вот эта опасность для города частично шла отсюда. А потом во время снятия блокады наши солдаты с большим трудом захватили хорошо укрепленные позиции немцев на этой горе, здесь погибло очень много наших солдат.

Суворовцы молча выслушали это сообщение своего командира.

– А нам сейчас предстоит дойти до нашего лагеря вот с той стороны озера, – показал капитан Басманов в сторону озера. Было видно, что он, в отличие от других офицеров их роты, с этими местами хорошо знаком.

Работы в лагере было не очень много: собрать опавшие еще осенью листья, проверить и отремонтировать коробки палаток, подновить разрушенные за год бордюры газонов. Каждому взводу и каждому отделению был выделен определенный участок работы, который нужно было выполнить. Через некоторое время Костя с Артемом, притащив на старой плащ-палатке высохшие листья к костру, решили немного передохнуть.

– Давай покурим, – Артем осмотрелся по сторонам, опасаясь офицеров, поднял несколько сухих листочков и, свернув их в своеобразную самокрутку, поджег и попытался втянуть дым в себя, изображая курение.

Костя тоже последовал примеру товарища, но ничего интересного не почувствовал и пожал плечами.

– Ничего особенного.

– Конечно, это же не табак, – с видом знатока пояснил Артем и вдруг сменил тему: – Слушай, Костя, а ты хотел бы стать космонавтом?

– Не знаю, – Костя неопределенно пожал плечами, – они ведь летчики, надо сначала стать летчиком, а это не так просто.

– А я хотел бы! Знаешь, как Гагарина и Титова в прошлом году встречали?! Кла-асс!

– А ты читал, сколько было желающих, и сколько они перед этим тренировались и проходили разных комиссий, а ты вот, смотри-ка, даже куришь.

– Да это я так, можно бросить, – сказал Артем и швырнул окурок в костер, – ладно, пошли работать.

Экзамен по английскому языку на следующей неделе был успешно сдан. Костя, несмотря на свое «мычание» и неоднозначные попытки правильно выдать ответ именно по-английски, получил-таки свою удовлетворительную оценку и заступил в наряд.

Он заступил дежурным по роте как раз в тот день, когда суворовцам их роты сделали уколы. Каждый год весной перед отправкой в лагерь суворовцам делали укол под лопатку с прививкой от разных болезней. Все по-разному воспринимали эти уколы, но увернуться от прививки не мог никто. Всю ночь по спальному помещению роты были слышны стоны ребят, которые, неосторожно повернувшись, нажимали на больное место.

А в первый день июня, их рота, уже переодетая в зеленые гимнастерки с пристегнутыми суворовскими погонами, переобутая в яловые сапоги, с вещмешками за спиной походным маршем топала до Балтийского вокзала, чтобы выехать в летние лагеря. Там их уже ждала прибывшая накануне младшая рота. Чуть позже прибыла и рота класса постарше, но восьмиклассники еще оставались в Ленинграде, а их более старшие товарищи отправились на стажировку в войска.

Жизнь в лагере опять началась с работы, потому что нужно было получить палатку на отделение, правильно установить ее на деревянных коробках, получить постельные принадлежности, навести порядок вокруг палаток, а для этого принести и обложить дерном место вокруг палатки, побелить кирпичи ограждений, посыпать битым кирпичом дорожки, чтобы они имели красноватый оттенок, побелить заборы и стены подсобных помещений, выкрасить грибок дневального. Палатки друг от друга были разделены аккуратными узкими дорожками, за которыми нужен был постоянный уход. Они всегда были подметены и посыпаны песком. Дорожки между расположениями рот были немного шире.

В хорошем состоянии поддерживалась и так называемая «генеральская полоса». Было в традициях русской армии во время жизни в летних лагерях перед передней линейкой прокладывать еще одну специальную дорожку, которую называли «генеральской». Во время приезда старшего начальника, именно по этой дорожке он должен был пройти перед всем лагерем. Она требовала особого ухода и выглядела, как следовая полоса на границе. То есть дневальные обязаны были постоянно следить за тем, чтобы песок на этой довольно широкой дорожке был постоянно заборонован граблями и чтобы ноги ни единого человека не прикасались к этой полосе. Пробегать или проходить по ней было строжайше запрещено. Нарушителя сразу же ожидало суровое наказание. Все военнослужащие могли передвигаться только по дорожкам, проложенным внутри размещения подразделений.

Вечером после поверки на передней линейке ребята быстро разбежались по своим палаткам. В палатках имелись деревянные нары. Один настил, побольше, вместимостью до 8-10 человек, располагался напротив входа в палатку от одной боковой стенки до другой, а второй, поменьше, на 2-3 человека, слева от входа в палатку. На нары вплотную укладывались матрасы, сверху которых расстилалось постельное белье и одеяла. Костя привычно занял место в углу палатки. Рядом с ним тоже привычно расположились его друзья Витька Стародубцев, Артем Рожков, Борис Самгин и другие суворовцы его отделения.