Только она

Эпилог

 

Даниил

 

Новость о беременности всколыхнула всех. Батя сошел с ума. Мало того, что он тут же организовал нам свадьбу, так потом закатил вечеринку, с кучей гостей, подарков, большим пятиярусным тортом от известного кондитера, шаром, который мы с Адой лопали, и узнавали пол своего ребенка. Которым, кстати, оказался… девочка. Дочка.

Тоха с Васей были счастливы не меньше, будто это они беременны. Карамелька сначала ревновала, но потом как-то быстро успокоилась и с таким же нетерпением ждала, когда на свет появится ее будущая сестренка.

Почему вдруг сестренка, я так и не понял. Пытались многие объяснить, что моя дочь не может быть сестренкой Камиле, но она решила, что сестра… значит сестра. Мы и спорить перестали.

Ада, наконец, уволилась, сохранив хорошие отношения с Миланой, своей начальницей, которая вскоре стала встречаться с нашим Егором. В колледже взяла академ.

С каждым месяцем беременности кроха становилась все красивее. Ее лицо светилось от счастья и любви, ее рыжие волосы полыхали, будто пожар. Она была само совершенство.

Конечно, она сообщила своему отцу о том, что беременна. Не сказала мне, чем кончился разговор, но пару дней ходила словно в воду опущенная, однако, почувствовав первые толчки нашей дочки, забыла о всех несчастьях.

Было решено комнату Ады переделать в детскую, а мою в спальню молодоженов.

Свадьба прошла на ура. Мы отметили наше бракосочетание в ресторане «Adel’», с выездным регистратором из ЗАГСа. А после отправились на десять дней на острова отдыхать.

День родов настал внезапно.

- Дааааань? – закричала кроха из кухни.

Ее крик настолько меня напугал, что я чуть сам не родил, пока из гостиной бежал к ней.

- Что?

- ВОды… я, по-моему, рожаю… - захныкала маленькая.

Страх перед родами рос у нее вместе с животом. Мы ее, конечно, пытались успокоить, как-то объяснить, но лично я прекрасно понимал, что то, что переживет в скором времени она, никогда не переживу я.

Вместе с ней я штудировал литературу про роды, правильное питание, образ жизни. Первые три года жизни ребенка.

Разбуди меня ночью и спроси, что делать, если у малыша зубы режутся, расскажу с закрытыми глазами.

И вот сейчас, когда моя кроха со слезами на глазах садилась в мою машину, а я укладывал сумки в багажник, понимал, что не смогу оставить е одну даже в палате для рожениц.

- Любимая?

- Что? – хныкнула мелкая.

- Я тебя очень люблю, знаешь.

- Больно будет, да? – на ее щеках появились слезы.

- Я с тобой буду.

В клинике, пока готовили Аду, я нашел дядю Валеру.

- Готов, папаша? – спросил он меня.

- Я-то да, но вот Ада…

- Боится? – понял меня без слов мужчина, потому что был осведомлен этой проблемой.

- Дядь Валер, может кесарево сечение?

- Дань, ты же знаешь, только по назначению врача, а его нет.

- Пойми ты, она на грани, ужасно боится.

Дядя Валера долго смотрел на меня, а потом…

- Хорошо. Я пойду на это, но нужно подписать согласие.

- Все, что угодно. – выдохнул я.

- И еще, - вдруг остановился врач и повернулся ко мне, улыбнувшись, - я что-то счастливого деда не наблюдаю, который сейчас должен бегать и медсестер пугать своим грозным видом.

- Чеееерт. Забыл.

- Он тебя не пощадит.

Я набрал отца, пока дядя Валера готовил бумаги.

- Бать, давай в клинику, Ада рожает.

- Как рожает? Почему рожает? Давно?

- Недавно, - усмехнулся я. Батя он такой… батя.

- Даня, ты почему мне сразу не позвонил, я лечу. Через минут пятнадцать буду.

- Пап, я уговорил дядю Валеру на кесарево, Ада… она… ей тяжело, не может справиться со своим страхом.

- Хорошо. Может, оно к лучшему.

Осталось сказать Аде.

Меня пропустили к ней в палату только после того, как напялили халат, бахилы и маску с перчатками.

- Дань, почему я в операционной?

- Будут делать кесарево сечение.

- Но… не было показаний к нему.

- Дядя Валера согласился, так что не переживай, ладно. Я с тобой буду. Вот здесь посижу.

Я сел на стул у изголовья кушетки. Аду попросили сесть и поджать колени к груди, сделали анестезию и уложили на кушетку. Опустили ширму, поставили в ее вены катетеры и подсоединили аппараты. Я взял ее за руку и держал, держал всю операцию, не сводя взгляда с ее лица, по которому текли слезы, я знал, что ей не больно, но она очень боялась.

И только после того, как мы услышали крик нашей маленькой крошки, она, наконец, улыбнулась мне.

- Люблю тебя, - прошептал я.

- И я тебя люблю.

Дочку мы назвали Викторией. Шторминская Виктория Данииловна. Она росла здоровой и жизнерадостной.

Батя в ней души не чаял. Баловал так, что мы всерьез с Адой начали пугаться. Однако, Викуша принимала гипер опеку деда, но оставалась все такой же доброй и ласковой.

С Карамелькой у них были особые отношения, которые не могли понять не мы, не Громовы, не старшее поколение дедов.

Бывали в нашей семье невзгоды, но никогда… никогда мы не опускали рук и стремились дальше.

Наша любовь с Адой пережила многое, но на то она и настоящая, чтоб сохраниться и подарить что-то большее.

Я бы никогда не испытал этого счастья быть любимым и любить, если бы не она… только она. Моя Адель. Ведьма, приворожившая меня своими зелеными глазами и рыжими волосами.

- Дань, ты идешь. Антон с Васей приехали. – крикнула кроха с кухни.

- Иду, - ответил я и поставил на стол рамку, что держал в руках.

В красивой, сделанной на заказ рамке, были вставлены четыре фото. В середине, на самом крупном фото были изображены четверо. Мужчина, обнимающий красивую женщину с рыжими волосами и рядом пара парня и молоденькой девчонки, с такими же рыжими волосами.

Чуть левее на фото, были изображены все те же парень с девушкой. Она стояла, запрокинув голову, а он касался ее рыжих прядей, будто готовый поцеловать ее в следующее мгновение.