Только она

Через пять дней маму вывели из комы, но запретили покидать больницу. Я понимала, что она переживает из-за меня, но никак не могла себя пересилить. У Александра Сергеевича появилось больше седины. Даниил забросил универ, хотя я не покидала дом, пока не закончу учебу, и в это время меня сторожить было не нужно.

Сегодня маму выписывают домой. Я вышла из кафе и хотела подняться наверх к ее палате, когда меня нечаянно кто-то задел. Я уже хотела извиниться, как услышала до боли знакомый голос.

- Адель?

- Папа?

Я чуть в обморок не упала. Мы не виделись с ним два года. Он не звонил, не писал, не пытался встретиться. И сейчас он стоит здесь, передо мной. Сильно постаревший, но такой… родной.

- Папа, - прошептала я и бросилась в его объятия, заревела, как пятилетняя девочка.

- Ну, что ты? Что ты здесь вообще делаешь? – спросил он, гладя меня по спине.

- Мама, мама болеет, - проревела я.

- Что случилось? Что-то серьезное? – нахмурился отец.

- Да. Папа. Она умрет, понимаешь, умрет. У нее рак, папа. Я так боюсь. Так боюсь остаться без нее.

- Ну, что ты, что ты. У тебя есть я, Ада. Я, твой папа. Я так скучал.

- Почему ты не появлялся? - продолжая плакать, спрашивала я.

- Не мог. Мне запретили в суде.

- Но, мама…

- Мама могла и перепутать что-то, она так была зла на меня. Я знаю, я виноват. Прости меня. Если все так… все так плохо… давай ты поедешь ко мне жить. Все лучше, чем в чужом доме, с чужими тебе людьми…

Эти слова меня будто отрезвили. В чужом доме, чужие люди. Но Даня мне не чужой. И дядя Саша не чужой. И маму выпишут сейчас. Что я вообще делаю?

Отпрянула от отца и мне показалось, что в его взгляде промелькнуло раздражение. Но скорее всего, показалось, потому что сейчас его глаза излучали лишь грусть.

- Я… - замялась, оглянулась. Нужно бежать. – Я пойду. К маме. Рада была встретиться.

Только обогнула папу и увидела идущего по коридору Даню. Увидев меня, он прибавил шаг и, схватив в охапку, накинулся на меня с упреком.

- Ты из-за этого не хотела, чтоб я с тобой шел, чтоб поплакать посидеть? – взвился он.

- Не начинай. Пойдем. – огрызнулась я впервые в жизни, наверное.

Почему-то сейчас меня трясло от страха, только не понятно, почему я так напугана. Почему встреча с отцом меня так напугала.

Я пыталась выкинуть из головы то, что произошло в клинике. Мама уже неделю находилась дома. Переборов себя, я пошла на контакт. Помню, как в один день я долго плакала на ее плече, умоляя меня не оставлять и обвиняя, что молчала. Дядя Саша по большей части отмалчивался, но заметив, однажды, мои слезы, которые я пыталась скрыть за утренней чашкой чая, подошел и крепко обняв, прошептал.

- Я тоже боюсь, очень. Но мы справимся. Мы сможем, Бэмби.

Да, справимся. Обязательно. Но тогда я почему-то вспомнила слова папы. Его предложение поехать к нему, ведь он мой родной человек. Мой папа. Вот только, как я там буду? Дядя Саша для меня стал отчимом. Он за все то время, что находимся у него, уделял мне и моим проблемам больше времени, чем родной отец за  тринадцать лет.

У Дани просила прощения. Я не права была. Он бросил все. Работу, учебу, круг своего общение. Все ради меня. А я отмалчивалась или вообще, как тогда, огрызалась. Мне было так стыдно.

Но… он не бросил меня. Терпел, закрывал глаза, молча проглатывал и ждал… ждал того момента, когда меня прорвет и я, наконец, скину эту корку льда с себя.

Послезавтра Новый год. Мы нарядили елку, украсили окна в доме гирляндами и снежинками. На улице так же мигали огоньки, украшая тропинку, засаженную туями. Я знала, что все это для меня. Потому что именно таким я видела Новый год. И именно такого мы не могли позволить себе прежде.

Я поняла для себя, что сейчас нужно жить настоящим, в любом случае. Так проще для меня и для окружающих. И я ни в коем случае не собиралась портить праздник моим близким. Тем более маме.

Мы отмечали вчетвером. Родители и мы с Даней. Приготовили стол. Смотрели «Голубой Огонек», слушали поздравления президента, загадывали желания на бумажках, сжигали и выпивали шампанское с пеплом. Мне пришлось хуже всех, пепла в моем бокале было больше алкоголя. Хотя потом Даня откуда-то достал детское шампанское, на что я обиделась, а родители рассмеялись.

Мама и дядя Саша просидели не долго, маме еще нельзя было с кровати вставать. Даня же предложил мне ехать на каток. И почти два часа мы провели на коньках. Это было хорошее празднование Нового года. Наутро на телефоне я нашла сообщение от папы.

« С Новым годом, Ада. Желаю тебе счастья. Я скучаю».

Господи, какое счастье? Неужели он не помнит, что мама болеет. Или ему настолько все равно?

Через час Даня утащил меня к елке, где стояли наши подарки. Их было много и чего там только не было. Только шесть разных шоколадных подарков. Большой Дед Мороз из шоколада в фольге. Все возможные сувениры, что-то из одежды, мягкие игрушки, новые наушники и различные аксессуары. Мешок мандаринов.

Мы остановились напротив камина в большом холле, как раз около елки, Даня принес мне горячий шоколад, себе кофе.

 Смеялись и шутили. Поедали мандарины. Играли с Малышом, которому «Дед Мороз» подарил красивый домик-горку, со стеной-царапкой. Ошейник со стразами и красивый бантик… розовый.

- Ну, Дааань… - возмутилась я за насупившегося кота, который недобро поглядывал на парня, с этим самым бантом в руках.

Шторминский-младший весело рассмеялся и крепко-крепко обнял меня, прижимая к себе.

- С Новым Годом, кроха. С новыми возможностями, маленькая. – посмотрел мне в глаза и прошептал почти в самые губы. – Мы все сможем и со всем справимся. Только вместе. Навсегда.

- Навсегда, - тихо, на грани слышимости, ответила ему.