Страница 9 из 18
– Было. Но я был вынужден бежать от Чиса и просить убежища. Я…
– Молчать! Ты был нужен там. Нам нужны предатели не тут, а там.
Предатель? Колобок, уже считавший себя двойным агентом, на слово «предатель» очень обиделся, глаза его наполнились слезами.
– Как вы так можете, Юрий Николаич? Да что же это такое? А я, между прочим, там своего человека оставил.
– Швоего человека? Ну-ну!
– Майкл, шофёр Чиса. Завербовал его в ваших интересах. Старые друзья и земляки. Мы и на халтуры вместе… К сожалению, не успели обговорить способы связи и эти, э-э-э, каналы передачи информации, – Колобок загнул один палец на левой руке (мизинец), а затем и все остальные – одним движением. Что дало ему основания полагать, будто он завербовал Майкла, двойной агент и сам не мог бы сказать. Просто его понесло. Не в состоянии остановиться, Колобок продолжал: – Я полагаю, необходимо подготовить… Подготовить и сообщить Майклу пароли, явки, шифры и… всякие средства по тайнописи. Он же в курсе всех дел же. Его помощь будет…
– Давай не будем о шифрах и явках. Ты нам должен подтвердить, что Комара жамочил Можгун. Нажывай ишполнителей. Ну!
Кого же назвать? Конечно, Лома. Его – в первую очередь. Его и… Нет, Лома и Чиса. Но, опять же, кто сказал, что Комара убили люди Мозгуна? О том, чтобы Мозгун и Чис собирались это сделать, он сроду не слыхивал.
Однако вдруг всё же это их рук дело? И Колобок, чтобы не казаться малозначительным и некомпетентным, изрёк:
– У меня нет прямых доказательств, но я думаю, это сделал Лом или Чис.
– Почему так думаешь? Реальную конкретику давай! Жначит, тебе ижвештно, будем говорить, что… Ну! Швоими шловами.
– Была какая-то возня. Комар – вип-персона, поэтому кому попало не поручат. Мне, например, никто не предлагал.
– Где Можгун? – продолжал допрашивать Шепель. – Чиш утверждает, что похитили.
– О! – вскричал Колобок обрадованно.
И он принялся рассказывать, как Чис чуть не разрезал его на мелкие кусочки за то, что он позволил себе усомниться в якобы имевшем место похищении босса. Колобок так увлёкся, что не заметил (изображал в этот момент Чиса, бившего подчинённого головой об пол), как Шепель поднялся и вышел из комнаты.
Обнаружив, что собеседник отсутствует, Колобок с минуту ошеломлённо молчал, пытаясь решить, на самом ли деле он разговаривал с Шепелем. Или, может, ему это пригрезилось? Если всё было в действительности, то выходит, что он полностью отрезал себе путь назад. Назад пути нет, а впереди… Впереди совершеннейшая неопределённость. Непонятно даже, предложат ли ему сегодня выпить или нет.
На следующий день, когда Колобок был уже трезв и растерян, ему велели позвонить Майклу и договориться о встрече. После непродолжительных уговоров Майкл согласился встретиться с Колобком и сказал, что перезвонит позднее. Позвонил он лишь спустя два часа.
Отправляясь на встречу с Майклом, Колобок чувствовал себя резидентом, осуществляющим контакт с собственным агентом, однако с первых же секунд разговора с «агентом» понял, что он очень заблуждался на этот счёт.
– Привет от Чиса, – сказал Майкл. – Рассказывай!
Колобок, получив привет от Чиса, в некотором роде даже онемел. Ему требовалось время, чтобы перестроиться. Он-то должен был обговорить с Майклом именно возможности устранения Чиса, а тут нате вам, облом. Выходит, что это Чис прислал Майкла на рандеву с Колобком, своим агентом.
– Чё молчишь? – поторопил Майкл. – Шепеля-то видел? Говорят, зверь зверем. Даже внешне.
– Майкл, тут, понимаешь, такое дело… В общем, от меня требуют, чтобы я помог убрать Чиса. Именно так. И требуют, чтобы я завёл своего человека в его окружении. Я и сказал, что ты можешь на это пойти. Ты как?
– А я что? Раз пришёл, значит, согласен.
Колобок оживился.
– Отлично. Говори, как подобраться к Чису. Ты на себя это можешь взять?
– Зачем? Пускай Чис сам решает, какую информацию сливать. А наше дело маленькое.
Колобок слегка скис. Получается, Майкл как был человеком Чиса, так им и остался. А он едва не вляпался. И в каком ключе продолжать разговор, он абсолютно не представлял. На его счастье, Майкл инициативу взял на себя.
– Чис, – заговорил он, придвигаясь поближе к собеседнику, – собирается в первую очередь устранить Шепеля. Велел узнать, какие тут подходы имеются. Ты должен выяснить всё, что касается его распорядка, привычек, связей, в общем, как к нему лучше подобраться, прокачать. Мы, конечно, тоже в этом направлении… Но мы сейчас практически на осадном положении. Представь, выезжаем обычно на трёх машинах, не меньше. Нас постоянно пасут. Когда обрушится удар, не знаем. Любая минута может стать роковой.
Колобок слушал Майкла и всё больше погружался в состояние жутчайшей тоски. Он обречён. Чис и компания обречены, а он – вместе с ними. А ведь и не жил ещё. Всего лишь четверть века с хвостиком и отмотал. А если вычесть годы бессознательного детства и годы школьные, когда мать и отчим, в ту пору ещё научный работник, и погулять-то отпускали по праздникам, заставляя учиться, учиться и снова учиться в физико-математической и музыкальной школах, то совсем ерунда какая-то останется. Да и год университетской жизни можно вычеркнуть – тоже ведь ничего путного, кроме зубрёжки и бубнежа преподавателей, не видал. В начале второго курса уж сорвался-то. Сорвался и вырвался. Вслед за братом.
Тяжёлые будни семейной жизни
Сквозь полудрёму Мозгун слушал бесконечные разговоры Натки по телефону, доносившиеся из кухни. Она обзванивала своих знакомых и то торжественно, то радостно, то с печалью объявляла, что намерена найти работу. Менялся периодически и голос её, звучавший кокетливо или насмешливо при общении с мужчинами, грубовато и не без высокомерия – в беседах с представительницами женского пола.
Мозгун хотел встать, пойти и сказать, что не стоит этого делать, что не нужна ей никакая работа, однако всё не мог решить, чего же хочет он сам.
Впрочем, он знает. Выздороветь он хочет, здоровым и сильным желает он быть. Да, выздороветь, а потом… А вот что потом? Об этом-то как раз и не думалось, не получалось у него на данную тему размышлять. Просто набегали образы и складывались в живые сцены воспоминаний, подчас не вполне достоверные, заставляя, однако, бешено колотиться сердце. И приходилось бежать, как из дурного сна.
Но как раз из сна-то можно сбежать, пробудившись окончательно. А вот от того, что даже не в голове, но словно бы вокруг… Сесть в поезд, в самолёт и улететь-уехать туда, где люди ходят вверх ногами, как ему представлялось в детстве?
Раньше надо было улетать. Хотя бы лет через пятнадцать после того, как перестали эти ненормальные терзать его детское воображение ходьбой вниз головою. А теперь – выздороветь, и как можно быстрее. Вынесло, вырвало его из колеи – он и растерялся, раскис, рассиропился. А эта женщина что хочет, то пускай и делает.
– Не надо хирургов и растворов этих омерзительных, – сказал он очень кстати возвратившейся в комнату Натке и не без отвращения поскоблил щетину на подбородке.
– Думаешь, простят тебе? Или у тебя, Костик, ещё деньги есть?
– Не в этом дело, – поморщился Мозгун.
– От меня избавиться хочешь? – Натка зло поджала губы. – Думаешь, ты первый? А я закалённая. Вставай и убирайся! У меня не сегодня-завтра работа будет!
– Натка! – попытался возразить Мозгун.
– И новый любовник! – припечатала Натка.
Мозгун молча собрался – что ему собирать-то? – и с полупустой дорожной сумкой через плечо вышел из квартиры. Потом, посидев у подъезда минут пять, надел очки с затемнёнными стёклами, поднялся, добрёл до машины и уехал.
Натка металась по квартире, ненадолго замирая то у одного окна, то у другого. Подбегала и к двери, чтобы посмотреть в глазок, даже и в течение некоторого времени после того, как автомобиль Мозгуна выехал из двора на шоссе, повернул направо и вскоре скрылся из виду.
И чего она взбесилась? Сама ведь виновата. Именно – ви-но-ва-та са-ма во всём! Взяла и выгнала! Он её трогал? Он что-то сказал такое, за что можно было бы бездомного человека, попавшего в трудную жизненную ситуацию, выгонять на улицу?